Кадзуо Исигуро - Погребённый великан
Потом, в самый разгар паники, в большой зал вошли два пастуха, вернувшиеся со смены в горах, и сели греться у очага. Пока они грелись, один из них объявил, что накануне они видели, как у них над головой пролетел крапивник, сначала один раз, потом второй, потом третий. Никакой ошибки, это действительно был крапивник. Слух быстро облетел нору, и вскоре вокруг очага собралась целая толпа, чтобы послушать пастухов. Даже Аксель поспешил туда, потому что появление у них в краях крапивника было большой новостью. Помимо прочего крапивникам приписывали способность отпугивать волков, и, если верить молве, стоило им где-нибудь появиться, как волки в тех краях исчезали напрочь.
Поначалу пастухов забрасывали вопросами и заставляли повторять рассказ снова и снова. Но постепенно слушателей стали одолевать сомнения. Кто-то заметил, что похожие истории рассказывали уже много раз, но они постоянно оказывались выдумками. Другой заявил, что не далее как весной прошлого года те же пастухи рассказывали то же самое, но птиц никто так и не видел. Пастухи сердито отрицали, что когда-нибудь раньше приносили подобные вести, и вскоре толпа разделилась на тех, кто занял сторону пастухов, и тех, кто якобы помнил, как в прошлом году произошёл похожий случай.
В разгар ссоры у Акселя возникло знакомое ноющее чувство, будто что-то идёт не так, и, выбравшись из крика и давки, он вышел наружу посмотреть на темнеющее небо и стелющуюся по земле хмарь. Через какое-то время обрывки в его сознании стали складываться в единое целое, вызывая в памяти пропавшую Марту, опасность и то, как совсем недавно все были заняты поисками девочки. Но эти воспоминания тут же спутывались, совсем как сон спустя пару секунд после пробуждения, и Аксель удержал мысль о маленькой Марте только великим усилием воли, а тем временем голоса у него за спиной все спорили о крапивнике. Потом, не сходя с места, он услышал детский голосок, напевавший песенку, и увидел, как перед ним из хмари вынырнула Марта.
— Ну и странная же ты девочка, дитя моё, — сказал Аксель, когда она вприпрыжку подошла к нему. — Разве ты не боишься темноты? Или волков с ограми?
— О, сэр, я их боюсь, — ответила она с улыбкой, — но я умею от них прятаться. Надеюсь, родители про меня не расспрашивали. На прошлой неделе я нашла отличный тайник.
— Не расспрашивали? Разумеется, расспрашивали. Разве вся деревня тебя не ищет? Послушай, какой внутри переполох. Это всё из-за тебя, дитя моё.
Марта рассмеялась:
— О, сэр, перестаньте! Я знаю, что они меня не хватились. И вовсе не обо мне там кричат.
Стоило ей это сказать, как Аксель понял, что девочка права: голоса внутри спорили вовсе не о ней, а о чём-то, не имевшем к ней никакого отношения. Он нагнулся к дверному проёму и прислушался — и, уловив в гуле возбуждённых голосов отдельную фразу, вспомнил о пастухах с крапивником. Пока он раздумывал, следует ли объяснить Марте, в чём, собственно, дело, она вдруг прошмыгнула мимо него и вошла внутрь.
Аксель последовал за ней, предвкушая облегчение и радость, которые вызовет её появление. И, говоря по правде, ему пришло в голову, что если он вернётся вместе с ней, то её благополучное возвращение будет признано немного и его заслугой. Но, когда они вошли в большой зал, собравшиеся были по-прежнему поглощены спором о пастухах, и почти никто даже не взглянул в их сторону. Мать Марты вышла из толпы ровно на столько времени, сколько потребовалось, чтобы сделать внушение чаду: «Вот ты где! Чтобы не смела больше так пропадать! Сколько повторять нужно?» — и тут же вернулась обратно к кипевшему вокруг очага спору. Марта одарила Акселя широкой усмешкой: «Что я говорила?» — и исчезла в сумраке искать товарищей по играм.
В комнате посветлело. Спальня супругов находилась у внешней стены норы, и в ней было маленькое окошко, хотя и расположенное слишком высоко, чтобы в него можно было выглянуть, не вставая на табурет. Сейчас оно было завешано тряпкой, но ранний солнечный луч пробился сквозь уголок, бросив на спящую Беатрису полоску света. Луч зацепил нечто вроде насекомого, парившего в воздухе прямо над головой пожилой женщины. Чуть погодя Аксель понял, что это паучок, повисший на невидимой отвесной нити и прямо под его взглядом размеренно скользящий вниз. Бесшумно поднявшись, Аксель пересёк комнатушку и провёл рукой в пустоте над спящей женой, поймав паука в ладонь. И постоял немного, глядя на Беатрису. На её лице застыло умиротворение, которое ему всё реже доводилось видеть, когда она бодрствовала, и, созерцая его, он внезапно задохнулся от счастья, что немало его удивило. И тогда Аксель понял, что решение принято, и ему снова захотелось её разбудить, просто для того, чтобы поделиться новостью. Но поступить так было бы эгоистично, и, кроме того, как он мог быть настолько уверен в том, как она к этому отнесётся? Наконец он тихо вернулся к табуретке и, усаживаясь обратно, вспомнил про паучка — и осторожно раскрыл ладонь.
Дожидаясь рассвета на скамейке у входа, Аксель пытался вспомнить, как им с Беатрисой впервые пришла в голову мысль о путешествии. Ему даже показалось, что он вспомнил разговор, который они вели как-то ночью в этой самой комнате, но теперь, наблюдая за паучком, прыгнувшим с ребра его ладони прямо на земляной пол, Аксель отчётливо понял, что впервые они заговорили о нём в тот день, когда в деревню забрела странница в чёрных лохмотьях.
Дело было серым утром — неужто так давно, в ноябре прошлого года? — и Аксель мерил широкими шагами бегущую вдоль берега реки тропу под пологом из нависших ив. Он спешил с поля обратно в нору — возможно, чтобы захватить какой-то инструмент или за новым поручением мастера. Как бы то ни было, его остановил многоголосый крик из-за кустов справа от тропы. Сразу же подумав об ограх, Аксель быстро огляделся в поисках камня или палки. Но тут же понял, что хоть голоса — все до единого женские — и были злыми и возбуждёнными, но в них не было обычного при нападении огров ужаса. Тем не менее Аксель решительно двинулся сквозь заросли можжевельника и выбрался на прогалину, где увидел сбившихся в кучу пятерых женщин — не первой молодости, но ещё не вышедших из детородного возраста. Ему были видны только их спины и слышны крики, обращённые куда-то вдаль. Он уже почти поравнялся с ними, прежде чем одна из женщин его заметила, вздрогнув, но остальные обернулись на него чуть ли не с пренебрежением.
— Ну-ну, — сказала одна из них. — Наверное, это судьба или ещё чего. Но раз пришёл её муж, есть надежда, что он приведёт её в чувство.
Женщина, которая увидела его первой, сказала:
— Мы говорили вашей жене не ходить туда, но она не послушалась. Она вбила себе в голову отнести страннице еды, хотя, вернее всего, это дьявол или того хуже — ряженый эльф.
