Фазиль Искандер - 13 Подвиг Геракла
— Покажите, — сказал Харлампий Диогенович и слегка приподнял брови.
Стараясь сдерживаться и не выдавать своей радости, я выскочил из класса.
Я догнал докторшу и медсестру еще в коридоре нашего этажа и пошел с ними.
— Я покажу вам, где пятый «А», — сказал я. Докторша улыбнулась так, как будто она не уколы делала, а раздавала конфеты.
— А нам что, не будете делать? — спросил я.
— Вам на следующем уроке, — сказала докторша, все так же улыбаясь.
— А мы уходим в музей на следующий урок, — сказал я несколько неожиданно даже для себя.
Вообще-то у нас шли разговоры о том, чтобы организованно пойти в краеведческий музей и осмотреть там следы стоянки первобытного человека. Но учительница истории все время откладывала наш поход, потому что директор боялся, что мы не сумеем пойти туда организованно.
Дело в том, что в прошлом году один мальчик из нашей школы стащил оттуда кинжал абхазского феодала, чтобы сбежать с ним на фронт. По этому поводу был большой шум, и директор решил, что все получилось так потому, что класс пошел в музей не в шеренгу по два, а гурьбой.
На самом деле этот мальчик все заранее рассчитал. Он не сразу взял кинжал, а сначала сунул его в солому, которой была покрыта Хижина Дореволюционного Бедняка. А потом, через несколько месяцев, когда все успокоилось, он пришел туда в пальто с прорезанной подкладкой и окончательно унес кинжал.
— А мы вас не пустим, — сказала докторша шутливо.
— Что вы, — сказал я, начиная волноваться, — мы собираемся во дворе и организованно пойдем в музей.
— Значит, организованно?
— Да, организованно, — повторил я серьезно, боясь, что она, как и директор, не поверит в нашу способность организованно сходить в музей.
— А что, Галочка, пойдем в пятый «Б», а то и в самом деле уйдут, — сказала она и остановилась. Мне всегда нравились такие чистенькие докторши в беленьких чепчиках и в беленьких халатах.
— Но ведь нам сказали сначала в пятый «А», — заупрямилась эта Галочка и строго посмотрела на меня. Видно было, что она всеми силами корчит из себя взрослую.
Я даже не посмотрел в ее сторону, показывая, что никто и не думает считать ее взрослой.
— Какая разница, — сказала докторша и решительно повернулась.
— Мальчику не терпится испытать мужество, да?
— Я малярик, — сказал я, отстраняя личную заинтересованность, — мне уколы делали тыщу раз.
— Ну, малярик, веди нас, — сказала докторша, и мы пошли.
Убедившись, что они не передумают, я побежал вперед, чтобы устранить связь между собой и их приходом.
Когда я вошел в класс, у доски стоял Шурик Авдеенко, и, хотя решение задачи в трех действиях было написано на доске его красивым почерком, объяснить решение он не мог. Вот он и стоял у доски с яростным и угрюмым лицом, как будто раньше знал, а теперь никак не мог припомнить ход своей мысли.
«Не бойся, Шурик, — думал я, — ты ничего не знаешь, а я тебя уже спас». Хотелось быть ласковым и добрым.
— Молодец, Алик, — сказал я тихо Комарову, — такую трудную задачу решил.
Алик у нас считался способным троечником. Его редко ругали, зато еще реже хвалили. Кончики ушей у него благодарно порозовели. Он опять наклонился над своей тетрадью и аккуратно положил руки на промокашку. Такая уж у него была привычка.
Но вот распахнулась дверь, и докторша вместе с этой Галочкой вошли в класс. Докторша сказала, что так, мол, и так, надо ребятам делать уколы.
— Если это необходимо именно сейчас, — сказал Харлампий Диогенович, мельком взглянув на меня, — я не могу возражать. Авдеенко, на место, — кивнул он Шурику.
Шурик положил мел и пошел на место, продолжая делать вид, что вспоминает решение задачи.
Класс заволновался, но Харлампий Диогенович приподнял брови, и все притихли. Он положил в карман свой блокнотик, закрыл журнал и уступил место докторше. Сам он присел рядом за парту. Оп казался грустным и немного обиженным.
Доктор и девчонка раскрыли свои чемоданчики и стали раскладывать на столе баночки, бутылочки и враждебно сверкающие инструменты.
— Ну, кто из вас самый смелый? — сказала докторша, хищно высосав лекарство иглой и теперь держа эту иглу острием кверху, чтобы лекарство не вылилось.
Она это сказала весело, но никто не улыбнулся, все смотрели на иглу.
— Будем вызывать по списку, — сказал Харлампий Диогенович, — потому что здесь сплошные герои. Он раскрыл журнал.
— Авдеенко, — сказал Харлампий Диогенович и поднял голову.
Класс нервно засмеялся. Докторша тоже улыбнулась, хотя и не понимала, почему мы смеемся.
Авдеенко подошел к столу, длинный, нескладный, и по липу его было видно, что он так и не решил, что лучше, получить двойку или идти первым на укол.
Он заголил рубаху и теперь стоял спиной к докторше, все такой же нескладный и не решивший, что же лучше. И потом, когда укол сделали, он не обрадовался, хотя теперь весь класс ему завидовал.
Алик Комаров все больше и больше бледнел. Подходила его очередь. И хотя он продолжал держать свои руки на промокашке, видно, это ему не помогало.
Я старался как-нибудь его расхрабрить, но ничего не получалось. С каждой минутой он делался все строже и бледней. Он не отрываясь смотрел на докторскую иглу.
— Отвернись и не смотри, — говорил я ему.
— Я не могу отвернуться, — отвечал он затравленным шепотом.
— Сначала будет не так больно. Главная боль, когда будут впускать лекарство, — подготавливал я его.
— Я худой, — шептал он мне в ответ, едва шевеля белыми губами, — мне будет очень больно.
— Ничего, — отвечал я, — лишь бы в кость не попала иголка.
— У меня одни кости, — отчаянно шептал он, — обязательно попадут.
— А ты расслабься, — говорил я ему, похлопывая его по спине, — тогда не попадут.
Спина его от напряжения была твердая, как доска.
— Я и так слабый, — отвечал он, ничего не понимая, — я малокровный.
— Худые не бывают малокровными, — строго возразил я ему. — Малокровными бывают малярики, потому что малярия сосет кровь.
У меня была хроническая малярия, и, сколько доктора ни лечили, ничего не могли поделать с ней. Я немного гордился своей неизлечимой малярией.
К тому времени, как Алика вызвали, он был совсем готов. Я думаю, он даже не соображал, куда идет и зачем.
Теперь он стоял спиной к докторше, бледный, с остекленевшими глазами, и, когда ему сделали укол, он внезапно побелел как смерть, хотя, казалось, дальше бледнеть некуда. Он так побледнел, что на лице его выступили веснушки, как будто откуда-то выпрыгнули. Раньше никто и не думал, что он веснушчатый. На всякий случай я решил запомнить, что у него есть скрытые веснушки. Это могло пригодиться, хотя я и не знал пока, для чего.
