Чак Паланик - Призраки
— То есть как?
Директриса Отказ гладит своего кота. Миссис Кларк гладит свой бюст. Мистер Уиттиер — свое инвалидное кресло.
Впереди, под фонарем на углу — темный силуэт еще одного будущего писателя. Ждет.
— Анне Франк хотя бы не пришлось, — говорит Товарищ Злыдня, — ездить со своей книгой по книжным турам…
И Святой Без-Кишок жмет на тормоз и подруливает к обочине.
Достопримечательности
— Вот работа, которую я забросил, чтобы попасть сюда, — говорит Святой. — И жизнь, с которой я порвал.
Он водил экскурсионный автобус.
Святой Без-Кишок на сцене, руки скрещены на груди — такой тощей, что его руки соприкасаются пальцами за спиной.
Вот стоит Святой Без-Кишок, только кости да кожа в один тонкий слой.
Ключицы выпирают над грудью, как ручки-петли для захвата.
Ребра торчат сквозь белую футболку, джинсы держатся на ремне, а не на полном заду.
На сцене вместо луча прожектора — фрагменты из фильма: разноцветные пятна домов и тротуаров, дорожных знаков и стоящих машин проносятся по его лицу. Маска из плотного уличного движения.
Микроавтобусы и грузовики.
Он говорит:
— Эта работа, водить экскурсионный автобус…
Сплошные японцы, немцы, корейцы, все, для кого английский — второй язык, с разговорниками, зажатыми в руках, они кивали и улыбались всему, что он говорил в микрофон, пока автобус сворачивал за углы и катился по улицам, мимо домов кинозвезд или особо кровавых убийств, домов, где рок звезды умерли от передоза.
Каждый день — тот же маршрут, та же мантра из убийств, кинозвезд и несчастных случайностей.
Места, где подписывались мирные договоры. Где ночевали президенты.
Но однажды Святой Без-Кишок останавливается у домика типа ранчо, обнесенного штакетником: небольшое отклонение от маршрута, просто чтобы проверить, на месте ли старенький «бьюик» его родителей, ну, если они все еще здесь живут, и там по дворику ходит мужчина с газонокосилкой.
И Святой говорит в микрофон своему грузу под включенным кондиционером:
— Обратите внимание, вот святой Мел.
Его отец с подозрением косится на стену автобусных окон из тонированного стекла.
— Покровитель Стыда и Злости, — говорит Без-Кишок.
Теперь, ежедневно, в программе экскурсии: «Церковь святых Мела и Бетти».
Святая Бетти — заступница всех Прилюдно Униженных.
Остановившись напротив многоквартирной высотки сестры, Святой Без-Кишок тычет пальцем куда-то в район самых I верхних этажей. Там наверху — храм святой Уэнди.
— Покровительницы Терапевтических Абортов.
Остановившись напротив собственного дома, он говорит в микрофон:
— А это церковь Святого Без-Кишок. — С этими хрупкими плечиками, с губами, похожими на полоски резинового жгута, в мешковатой рубашке, в зеркале заднего вида сам Святой кажется еще меньше, чем есть.
— Покровителя Мастурбации.
И весь автобус кивает и тянет шеи, каждый хочет увидеть божественное.
Кишки
Вдохните глубже.
Наберите побольше воздуха.
Эта история должна занять столько времени, на сколько вы сможете задержать дыхание, а потом еще чуточку дольше. Так что слушайте быстрее.
Один мой приятель, когда ему было тринадцать, услышал про «петтинг». Это когда парня трахают в задницу искусственным членом. Говорят, что при достаточно жесткой стимуляции предстательной железы, можно словить совершенно взрывной оргазм в режиме «свободные руки». В тринадцать лет этот мой друг — просто маленький сексуальный маньяк. Только и думает, как бы получше спустить. Он идет в магазин — прикупить морковку и вазелин. Планирует провести небольшой интимный эксперимент. И тут он представляет, как это будет смотреться на движущейся ленте у кассы в супермаркете: одинокая морковка и баночка с вазелином. Покупатели в очереди — все смотрят. И всем сразу ясно, какие у него грандиозные планы на вечер.
И вот мой приятель покупает молоко, яйца, сахар и морковь, все ингредиенты для морковного пирога. И вазелин.
Как будто он собирается запихать себе в задницу целый морковный пирог.
Дома он обстругивает морковку в тупой инструмент. Густо намазывает вазелином и вгоняет себе в зад. А потом — ничего. Никакого оргазма. Вообще ничего, только больно.
А потом мать зовет его ужинать, этого парня. Кричит: спускайся сейчас же.
Он кое-как вынимает морковку из задницы и прячет вонючую, скользкую дуру в ворохе грязной одежды у себя под кроватью.
После ужина он возвращается к себе в комнату, ищет морковку, но ее нет. Нет и грязной одежды: пока он ел, мать забрала все в стирку. И она не могла не заметить морковку, аккуратно обструганную ножом, все еще блестящую от вазелина и вонючую.
Этот мой друг, он несколько месяцев ждет грозы. Ждет, что предки поинтересуются, спросят. Но они так и не спрашивают. Вообще. Даже теперь, когда он уже взрослый, эта невидимая морковка нависает над каждым рождественским ужином, над каждым семейным праздником. Каждую Пасху, когда он со своими детьми, внуками его родителей, ищет пасхальные яйца, призрак той злополучной морковки реет над ними над всеми.
Та самая мерзость, у которой даже нет названия.
У французов есть поговорка: «Умный на лестнице». По-французски: Esprit d’Escalier. Это значит, что человек крепок задним умом: то есть ответ, он находит, но слишком поздно. Скажем, приходишь на вечеринку, и кто-то тебя оскорбляет. Надо что-то ответить. Но под нажимом, когда все смотрят, ты выдаешь что-то совсем идиотское. Зато когда ты уходишь…
Идешь вниз по лестнице, и вдруг — словно по волшебству. Находишь те самые правильные слова, которые надо было сказать. Гениальный ответ, чтобы опустить того дятла.
Вот что такое «умный на лестнице».
Беда в том, что даже у французов нет определения тем идиотским вещам, которые ты произносишь, когда надо сказать что-то умное. Тем идиотским поступкам, которые ты совершаешь в отчаянии. Тем глупым мыслям, что лезут в голову.
Существуют поступки настолько гадкие, что их нельзя даже назвать. О них вообще не говорят.
Теперь, по прошествии времени, школьные психологи говорят, что во время последнего всплеска подростковых самоубийств, большая часть смертей приходилась на тех детишек, кто пытался слегка придушить себя, пока дрочил. Родители находили их, мертвых, с полотенцем, обернутым вокруг шеи, с полотенцем, привязанным одним концом к палке для вешалок в шкафу, в спальне. Повсюду — остывшая сперма. Понятное дело, родители прибирались. Надевали на ребенка штаны. Делали все, чтобы это смотрелось… получше. Хотя бы как что-то преднамеренное. Обычное подростковое самоубийство.
