Маргарет Шедд - Вечный свидетель
Она вся горела, с головы до ног. Хроника сразу начиналась кадрами о военнопленных. Здесь не демонстрировали мощи оружия. Ребята сразу возникли перед ее глазами. Она и раньше не сомневалась в том, что увидит их, и все равно испугалась.
Уже давно она дала каждому имя. Худенький блондин, строгавший палочку, — это Крис. Он все время стоял в кадре — одну или две долгие, дорогие минуты. «Я всем сердцем люблю его», — прошептала она про себя, шевеля губами, чтобы придать словам весомость. (Она знала, что любит Криса из-за своей невыразимой любви и страха за Джерри,) Не поворачивая головы, она посмотрела вправо. Теперь на экране был Уолтер, дорогой Уолтер с густой щетиной на лице, укутанный шарфом. Он простужен, подумала она и подивилась, что ни разу не подумала об этом раньше. Она молниеносно вспомнила множество средств от простуды, в том числе пары эвкалиптового масла. Когда Джерри был маленьким, он постоянно простужался, и это средство помогало лучше всего. Она почувствовала запах эвкалипта. Этот запах был для нее барьером, за который она держалась, стремясь удержать картину на месте. И, казалось, ей это удалось. Тем не менее на экране все-таки появился парень, который мог быть Джерри.
Сколько раз думала она об этом кольце: по закону средних чисел могла ли чья-то еще жена заказать точно такое кольцо для своего мужа? Могло быть, конечно, и так, что рисунок, который она снесла ювелиру, тот искусно видоизменил, сделал по нему другое кольцо, и теперь его носит кто-то другой. Перед ней была рука, обхватившая столб, и кольцо. Рука была растрескавшейся и сморщенной, не похожей на руку мальчика.
Парень с кольцом стал оборачиваться. Она прикрыла глаза, ожидая конца «сюжета», немного досадуя на то, что еще не появились бегуны на роликах, которых показывали потом и которых она знала почти так же хорошо, как ребят. Но парень продолжал оборачиваться. Впившись в него глазами, она все же увидела, как Крис на заднем плане впервые поднял глаза от своего строганья и сделал резкое движение рукой, как бы говоря: не делайте этого, не снимайте его. Лицо парня, который обернулся, заполняло теперь весь экран, и это было лицо Джерри, но пустое и так же лишенное выражения, как лицо идиота. Рот его кривился в гримасе, а рука с кольцом, взметнувшись вверх, старалась что-то поймать и удержать судорожными движениями. Его глаза смотрели прямо перед собой, и мать утонула в их отсутствующем взгляде.
Вздох ужаса пронесся по залу, а затем — озабоченное и неизменное перешептывание. И Мэриэн слышала все. Она видела все.
Потом голос мужчины, обращенный к ней:
— Могу я помочь вам, мадам? Не могу ли я вам помочь?
Она слышала свое собственное дыхание — так дышит умирающий. Мужчина, а затем женщина осторожно взяли ее с обеих сторон под руки. Она судорожно теребила пальцами рот. Помогавшая ей женщина зажала ее пальцы в своей руке, и они вывели ее на свет.
— Скажите, мадам, куда нам отвести вас? Вы не из этого отеля?
Не в силах говорить, она покачала головой.
— Может быть, позвать доктора?
— Нет, нет. — Она чувствовала, что сумеет сама позаботиться о себе. Ей хотелось сесть за руль в свою машину, найти покой в движении. Она дала им гаражный жетон. Только однажды посмотрела она на них, пока они все стояли и ждали машину, и поняла, что навсегда запомнит их и они запомнят ее. Вероятно, ей никогда уже не представится случая пробыть с ними дольше, чем эти четыре минуты в гараже, пока они ждали машину, но, видя ее боль и смятение, они не таились от нее. Ей не надо было рассказывать им о себе. Она знала их, и они знали ее.
— Вы сможете, мадам, править сами? — Он произнес это «сами», точно ласковое слово, которое один заведомо чужой человек вправе сказать другому.
— Да, — сказала она и добавила: — Прощайте и спасибо вам. — И тут впервые ей захотелось расплакаться, потому что ей надо было сказать им «прощайте». Мужчина сказал «прощайте», а женщина не сказала ничего.
Она поехала в сторону парка и некоторое время кружила там. А потом поняла, что надо куда-то приехать — бегство окончилось. А ехать было некуда — разве что к цветочным рядам. Это место она назначила себе для возвращения, и ей надлежало вернуться туда.
Она один раз объехала кругом рынок Долорес и не смогла поставить машину. Делая второй круг, она увидела свободное место — как раз напротив него, на обочине, свесив ноги в канаву, сидел идиот, который открывал и закрывал дверцы машин. Он спал, приткнувшись головой к телеграфному столбу. Руки его больше не дрожали — они беспомощно лежали на асфальте тротуара. И голова его тоже теперь не тряслась и не дергалась. Его лицо во сне было прекрасным. Он не был старым, нет, ни старым, ни обрюзгшим, каким показался ей, а слабым и беззащитным, какими бывают спящие дети; он был прекрасен — и все же это был идиот.
■Из рубрики "Авторы этого номера"
Страница 287 в оригинале отсутствует.
■Примечания
1
Иди, иди сюда, Пепито (исп.).
2
Да, сеньора, да (исп.).
![Виктория Борисова - Буду с тобой самым нежным! [СИ]](/uploads/posts/books/29246/29246.jpg)
