Ольга Толмачева - Отпуск
Андрей закрыл глаза, не выпуская наружу влагу.
— Я буду за вами присматривать… оттуда. — Аля вскинула руку вверх, в прорезь крыши. — Ты только Вадику расскажи, как я сильно его любила.
— Сама и расскажешь. И прекрати ныть. Думаешь, мы бы приехали сюда, если бы все было так безнадёжно?
— Правда? — Жена подняла голову. Её подбородок остро вонзился Андрею в грудь.
— Ой, ой, зарежешь! — Он шутливо застонал и подложил на грудь ладонь.
— Я такая, зарэ–эжу. — Аля громко, сочно причмокнула, поцеловала. — Смотри, попугай! — Она смешно заковыляла в заросли бамбука, где на ветке примостился яркий франт. — Какой красавчик! Андрюш, хохолок, как у тебя. — Повернула к мужу сияющий взгляд.
Попугай недовольно фыркнул и взлетел. Аля вернулась обратно.
— А в Москве зима… Вадик на лыжах катается… — сказала тихо.
— Снег идёт, снег идёт*, — вдруг произнёс Андрей.
— К белым звёздочкам в буране, — весело подхватила Аля, приподнявшись на локтях.
— Тянутся цветы герани, — откликнулся Андрей.
— За оконный переплёт.
Жена поднялась с кушетки, повязала голову косынкой, отпустив длинный конец. Встала на носочки и, тихонько кружась по песку, словно снежинка, пропела:
— Снег идёт, и все в смятеньи, — удивлённо развела руками.
— Все пускается в полет, — Андрей не сводил с Али восхищенного взгляда.
— Чёрной лестницы ступени,
— Перекрёстка поворот.
— Какой же удивительный поэт Пастернак! Ты был прав, Андрюш! Жить хочется! — И снова весёлый, радостный перелив колокольчика.
Вечером они плавали.
Аля обхватила Андрея за шею, и он бережно понёс её по волнам. Океан был парным, ласковым. Андрей чувствовал, как природа заряжает тела, выравнивает температуру. Питает, передаёт силу.
Аля откликалась, оживала.
Ночью Андрей долго не мог сомкнуть глаз. Ему казалось, что жена странно дышит, слишком горячий лоб, слабый пульс. Он без конца подтыкал одеяло, накрывал Алину голую пятку, прятал обнажённую грудь. Боялся, что рука лежит неудобно — затечёт, и подушка высоко.
Потом он решил, что слишком душно — включил кондиционер. Через некоторое время шум стал раздражать. Пришлось его отключить, открыть дверь, и в комнату проник ветер с океана. Андрей тут же испугался, что сползёт одеяло, и Аля замёрзнет, когда он уснёт.
Наконец, вышел на террасу и устало опустился в кресло.
Над ним ослепительно сияло небо. «Да будет во мгле для тебя гореть звёздная мишура», — вспомнились строчки, но он тут же отогнал их. Яростно погрозил кулаком кому–то в небе. Нет, он не готов сдаваться!
— А мы пойдём на танцы? — спросила Аля, когда они возвращались с пляжа и остановились у красочного объявления.
— На танцы? — От удивления Андрей выронил полотенце. — Ты серьёзно? Хочешь танцевать?
— Посмотри, победителю приз: бутылка шампанского. Я же смогу победить? Помнишь, я танцевала. Тебе нравилось.
После обеда Андрей заметил, что жена вытряхивает вещи из дорожной сумки, пытаясь что–то найти.
— Малыш, нужно отдохнуть — целый день на ногах. Береги силы. Поспи.
— Андрюш, а почему мы не взяли с собой танцевальные туфли? И кастаньеты?
— Что?
— Как же я выиграю шампанское?
— Давай ты поспишь, а шампанское я тебе куплю в баре.
— В баре неинтересно. Хочу, чтобы азарт был, публика. Аплодисменты. Как без туфель танцевать?
В дверь постучали. Пришла медсестра делать укол.
Смирившись, Аля легла в кровать, отвернув голову к стенке. Задрала юбку.
Девушка долго гремела ампулами, склянками, разводила и смешивала препараты, смущённо улыбаясь. У неё не все получалось: то бинт выронит, то игла окажется слишком толстой. От этого она ещё больше смущалась и ещё шире улыбалась. Было видно, как нервничает.
Андрей прикрыл жену одеялом.
— Can I help you? — предложил помощь.
Но медсестра не понимала по–английски и продолжала от смущения растягивать рот. Наконец, все подготовила. Надо отдать должное, укол сделала быстро и небольно.
Андрей закрыл за ней дверь.
— Что–то долго ты её провожал, — обиженно пробурчала Аля, когда вернулся. Жена по–прежнему лежала лицом к стене. — Она тебе понравилась?
— Кто?
— Медсестра. Я заметила, как ты на неё пялился.
Андрей остановился в проходе, удивлённо посмотрел:
— Кто пялился? Я?
— Ты, конечно! Ты же у нас известный ловелас. Вот медсестра и шприц не могла распаковать. Мне зад заморозила.
Андрей не поверил услышанному.
— Кто лавелас? Я? — шутливо накинулся.
— Между прочим, ты и в Москве за девушками приударял. Думаешь, я не помню беленькую с грудью, как футбольные мячи, из процедурного на Каширке? Как она тебе глазки строила? — Аля стала обиженно отбиваться от его поцелуев. — Думаешь, под капельницей лежала, ничего не видела?
— Да ты! Алька, ты! Ревнуешь?!! — Андрей вдруг улыбнулся — широко, безбрежно, совсем как смущённая медсестра. А потом засмеялся от… счастья. Боже мой! Алька! Алька ревнует! Значит, живёт?
После дневного сна Аля продолжила готовиться к танцевальному вечеру. Не сумев из привезённых вещей подобрать костюм, она предложила пойти в местный магазинчик. Но и там ничего подходящего не нашлось. Тогда Аля решила сама соорудить себе платье из длинного цветного платка.
Когда Андрей вернулся в бунгало, застал жену колдующей над разрезанными полосками ткани, которые она хитроумно сшивала.
«Снег идёт, снег идёт, Словно падают не хлопья, А в заплатанном салопе Сходит с неба небосвод…» — Алька тихонечко пела, и иголка взлетала в воздухе.
В бамбуковых зарослях, в тропиках — про снежинки. Не прелесть ли?
Солнечный луч осветил её худую спину, цыплячью шею, зацепился на макушке.
Андрей остановился, не решаясь подойти ближе. Залюбовался.
Жена шьёт и поёт…
Вот оно — счастье…
После обеда он принёс фрукты.
— О! Это папайя? — Аля живо откликнулась. Забросила шитье и схватила экзотический плод. Жадно вонзилась зубами. — А это что? — показала на мохнатые вишнёвые шарики на тарелке.
— Пытатлся запомнить название, но увы… Кисло?
Они расположились на террасе под навесом. На ветках неподалеку, как яблоки, повисли попугаи.
— Аль, посмотри, ты приучила их появляться, как только мы сюда выходим, — кивнул Андрей на птиц.
— Ага. Я им хлеб крошу.
— Мне уже кажется, это не попугаи. Это куры на огороде.
После ужина Альку охватило возбуждение. Она репетировала выход. Примеряла костюм — две полоски, подводила глаза. Выяснилось, что косметичка полупуста — ещё бы! В каком состоянии она была, когда укладывались дорожные вещи! Взяли самое нужное, привычное: градусник, грелку, шприцы, медикаменты.
Разве думали, что могут понадобиться пудра и румяна?
Аля немного капризничала, обиженно произнося: «Ан–ддрюш! Но ты–то мог туфли запаковать, балетки. Как без них?» И это капризное «ндррюш» и её слегка оттопыренная губа радовали больше, чем поднявшийся гемоглобин в последнем клиническом анализе.
Они заранее вошли в полупустой, ещё незаполненный зал. Тихо играла музыка. Официанты сновали между столиками, разнося напитки. На сцене одиноко рыдал саксофонист, извлекая из груди проникновенные звуки.
Андрей увидел неподалеку старых знакомых — немолодую парочку. Мужчина был в футболке и в немного старомодных, хорошо отутюженных брюках. Седые виски тщательно приглажены. Спутница поменяла наряд и теперь щеголяла в платье с глубоким вырезом на спине. Пальцы, руки, шея — в крупных блестящих украшениях. Волосы перетянуты лентой. Маленькие глазки, утонувшие в складках кожи, жирно подведены стрелками. Дамочка напоминала стрекозу.
— Интересно, сколько у них внуков? — шёпотом спросила Аля.
— А правнуков?
Наконец, публика собралась. На сцену вышел конферансье и объявил о начале танцевального вечера. Ему оживлённо захлопали. Музыканты заиграли что–то лёгкое, приглашая размяться.
В свете ярких огней Андрей снова отметил в глазах жены лихорадочный блеск. Понял, что температура взлетает. По жару ладони он уже мог легко определить, на каком делении зависнет ртуть, если поставить градусник. «Боже! Правильно ли я делаю?» — подумал и снова решительно отогнал страх.
Он не любил танцевать. В свете рамп чувствовал себя глупо и чрезвычайно неловко. Другое дело, бежать или плавать…
Но Аля… Это была её стихия.
При первых звуках музыки её хрупкое тело устремилось куда–то ввысь, к звёздам, ноги, спина, шея, начали страстный диалог с руками. Её сразу заметили.
Андрей отпустил горячую ладонь — словно выпустил в плаванье. Сам вышел на воздух. Солнце скрылось, на улице стало совсем темно. Впереди чернела гора. Остро пахло цветами.
