Наталья Суханова - Острый серп луны
Все равно был дождь, и никто не гулял.
Ина посадила Маринку на кресло, и они стали играть в волшебные корабли.
— А на моем корабле будет бархатная комната, вся в зеркалах! — сказала Ина.
— А на моем — шелковая! — тоненько сказала кукла.
— На моем будут принцессы ходить в длинных платьях!
— А на моем — в брючках!
Потом они решили объединить свои корабли, и острова тоже, и поиграли еще, что у них будет на островах, соединенных большим Ворошиловским мостом.
Дождь перестал. Во двор вышли Вовка, Танька, прибежал из соседнего двора маленький Генка, и, кривляясь и хохоча, они играли в веселую игру. Танька посылала Генку к Вовке:
— Пойди и скажи ему: я причесываюсь веником!
Вовка отсылал Геночку обратно:
— Пойди и скажи: крокодилы едят галоши, а я — лягушек!
— Пойди и скажи; вместо дров я рублю колбасу!
— Скажи: крокодилы живут в болоте, а я — на небе!
Ина высунулась в форточку и крикнула:
— Геночка, пойди и скажи: я ехал на велосипеде и руками крутил колеса, а ногами держался за руль!
— Генка! Орел похож на воробья!
— Вместо галош я ношу корыта!
— А ну, закрой форточку! — распорядилась бабушка. — Куда, раздетая, высуваешься? Наказанная — и сиди смирно, а то матери расскажу!
Форточку Ина закрыла, но в окно следила за игрой, и Маринку рядом поставила, чтобы та тоже смотрела.
Против ожидания, мать пришла веселая и ласковая:
— А посмотри, что я принесла! Нет-нет, сначала пообедай, покажи маме, какая ты умная девочка! Бабу слушала? Хорошо себя вела?
Ина не только все съела, но и встала вымыть за собой тарелку и прекрасно видела, как бабушка и мама переглянулись: смотри-ка, мол, какие дела творятся! Но Ина ничуть не показала, что видит переглядывание и перемигивание. С тем же благовоспитанным видом она еще и со стола стерла. Очень это была интересная игра. Ина огляделась; что бы еще сделать? Но мать уже взялась за сверток. Она развернула бумагу, разрезала шпагат, сняла крышку, приподняла коробку — и в ней распахнула глаза огромная кукла. Такой большой куклы у Ины еще никогда не было. Такой большой куклы не было ни у кого во дворе.
— Ах, бо-оже мой! — сказала бабушка. — Ай, я сама хочу играть в такую куклу!
— Взрослые не играют! — засмеялась мама.
— Я снова хочу быть малой! У меня такой куклы за всю жизнь не было!
— Такой куклы и у меня не было, не то что у тебя: вон она и моргает, и ходит, и «мама» говорит!
— Ай! Ай! Смотри, Инка, какой тебе мама подарок сделала! За то, что ты ее не слушаешь! Я бы тебе такого подарка не сделала, пока не заслужишь.
— Она больше не будет расстраивать маму! Она будет хорошей девочкой, правда, доченька? Ишь, какая красавица кукла, словно киноактриса какая-нибудь или леди! Знаешь, баба, везу я эту коробку, а парень в автобусе и так и сяк: «Девушка, что это вы везете? Наверное, свадебный наряд?»
— О-о, скажи, далеко то времечко!
— Кто это, говорит, такой счастливец, что на вас женится? Что за красавец?
— Да уж скажи, такой красавец, что и на люди не покажешь!
— Я слушала, слушала, да и ляпнула: «Везу куклу дочке». Не верит: «Что вы, девушка! Это вы, наверное, сами еще в куклы играете?»
— Ага!
— Так я уже сошла, а он, чудак, мне из окна машет, руки к сердцу прикладывает!
— Раньше прикладывать надо было, а теперь уже, скажи, на моей шее хомут!
— Вот чудак! Студент, наверное… Ты ж, Иночка, смотри, аккуратно с куклой обращайся: такая красавица! А свою уродину можешь теперь выбросить. На что, скажи, нам такая уродина, когда у нас красавица есть!
Только тут Ина вспомнила о Маринке. Та тихо сидела в углу и смотрела в сторону. Делая вид, что не замечает Маринкиной обиды, Ина сказала:
— Вот тебе сестренка. И не капризничай, не будь упрямой нехорошей девочкой!
— Мамулечка, можно я с новой куклой погуляю?
— Только осторожно, доченька, не замазюкай.
— А можно я красное платье надену?
— Да уж что с тобой сделаешь — наряжайся. Подожди, доченька, я еще бантик тебе повяжу! А куколке мы сейчас завиток расчешем — как в парикмахерской!
Маринка грустно смотрела в сторону.
— У тебя жар! — сказала Ина строго. — Не капризничай, тебе нельзя гулять. Мы скоро придем.
Во дворе Ину сразу обступили.
— А мне тоже, — сказала Светка, — мне тоже на рождение мама такую куклу купит.
Маленькая Лида захныкала:
— Дай куку! Дай куку! Хочу! Хочу!
— Возьми, Лидинька, куку за лучку! — сказала Ина. — Будем гулять с кукочкой, дя? Ну вот, холосая девоцька! А тепель куке надо спать!
— Давайте играть! — жадно глядя на новую куклу Ины, сказала Светка. — Давайте играть в дочки!
Ина командовала, кому быть мамой, кому сестренкой куклы, что и как с ней делать. Она становилась все жестче и капризнее, и в конце концов девочки с ней поругались.
Когда она вернулась в дом, Маринка не спала, о чем-то думала.
— Умница, доченька! — сказала Ина лживым голосом. — Ну вот, а теперь температуры нет, теперь ты можешь поиграть!
— Ну что, погуляла? — спросила мать.
— Да ну их: «Да-ай мне! Да-ай мне!»
— А ты бы поделилась, — посоветовала бабушка.
— Я делилась!
— Думаешь, людей задобришь? — возразила бабушке мама. — Я всю жизнь каждому «здрасте», каждому «до свидания», все равно из проституток не выходила. У них капроны-нейлоны, а я штапель надену — они мне завидуют.
— Потому что рожами не вышли.
— Ничего, Иночка, ничего, красавица моя. А ты скажи: вот у вас мамки инженеры, а куклу такую вам не купят. А моя мамка мне купила, и все! И хоть повылупитесь!
— «Да-ай мне! Да-ай мне!» А сами роняют, пачкают!
— И не давай! Пусть сами покупают! Все равно хорошей для них не будешь. А ты береги куколку.
И все же Ине было скучно и нехорошо. Куклы сидели на окне, не глядя друг на друга. Новая улыбалась сама себе, Маринка грустно смотрела перед собой.
На ночь Ина положила их рядом в большую коробку.
— Ты уже большая девочка, — сказала она строго печальной Маринке. — Ты же не ребеночек, чтобы спать с мамой.
Но когда сама легла, все не спалось. Тогда она встала и взяла Маринку к себе.
Каждый день мать завела хвалить подаренную куклу:
— Хорошая у тебя новая кукла. А волосики — с начесом! Я бы тоже такую прическу хотела. Правда, баба? Ох, кукла! Наверное, у царевых дочек таких не бывало. Ну-ка, приведи свою куколку, возьми ее за ручку, доченька!
Ина вела.
— Ха-ха-ха! — заливалась мать всякий раз, как впервые. — Ты посмотри: идет и головой качает! А пищит, пищит-то! А свою страшилу помойную ты, дочка, выброси. Свою одноглазую чудищу! А то смотришь на нее и сама окривеешь, xa-xa-xa! Правда, баба? Ты, доча, новую куклу береги. И большая вырастешь — она тебе на память останется; может, еще твои дети играть будут, скажут: вот какая кукла была у мамы!
— Тогда уж, поди, танцующие куклы будут! — замечала бабушка.
— А свою страшилу выброси на помойку, откуда взяла! Ну, чего надулась, как пузырь? Ну, зареви, зареви! Заплачь — дам калач! Зареви — дам три! Будешь такой противной — подарю новую куклу племяшке! Попомни мое слово!
Каждый такой разговор начинался с восхищения и кончался руганью:
— Ты видела, баба, такую бессовестную девчонку? Ей приведи слона на ленточке — она и тогда кукситься будет! Вон дед твой шкандыляет в гости. Пожалуйся, пожалуйся ему на маму, какую она тебе куклу купила!.. Здравствуйте!.. Да вон мать ее совсем замучила: вместо того чтобы себе какую косынку купить, куклу ей говорящую подарила!
— Что же ты, Иночка? — увещевал дед. — Разве не рада кукле?
— Рада, — вмешивалась бабушка. — Чуть мать за порог, сейчас готово дело: стягивает все с куклы, на свою чудищу рядит. Давеча думала — ресницы обдерет, всё глаза ей ковыряла.
— А ты, баба, мне не говорила!
— Да чего же зря расстраивать?
— Нельзя так, Иночка, нельзя, милая! — пугался дед.
— «Девочка, милая»! Я ей поковыряю!
— Да не отрывала, не отрывала я!
— Не ври! Господи, что за наказание? А все вы, все вы ей потакаете! Вон вы только на порог — у нее морда набок!
…Теперь мать, возвращаясь с работы, каждый раз спрашивала, играла ли Ина с новой куклой или «опять со своей страшилой».
— У-у, злая девчонка, — говорила она. — Все — от упрямства. Все — назло! Ну, подожди, я еще пока смотрю, а лопнет мое терпение — худо будет, ты меня знаешь…
С тех пор как мать запретила ей брать в постель Маринку («Не смей ложить! Не смей ложить с собой помойную заразу!»), Ина оставляла ее в коробке, шепотом успокаивала, чтобы та не боялась одна ночью, а утром, если матери не было дома, бежала к ней.
Но в этот раз коробка оказалась пуста.
— Куда вы ее дели? Куда вы ее дели? — кричала Ина, а баба словно оглохла.
— Бабушка, родненькая, куда вы ее дели? Бабуленька, я всегда буду тебя слушаться! Бабуленька, скажи!
