Ярослав Астахов - Месть изгоняющему
Профессор выразительно мигнул, покосившись, анестезиологу: чего медлишь? Коли, мол, ему поскорей по полной, чтоб отключился. Не видишь – нервничает больной, мешает нам всем готовиться.
Арсений почувствовал укол в область позвоночника. Это врачи лишали чувствительности его спинной мозг. И сразу же затем еще – в руку, увеличивающий дозу снотворного… Это был конец! Ведь крест с Арсения обязательно теперь снимут, а без креста он не сможет противостать нечисти, спора которой находится в его теле.
Новокаин отключал нервные корешки позвоночного канала и они гасли, как линия фонарей… Накатывала какая-то бездна снизу, притягивая… Последним усилием гаснущего сознания Изгоняющий отделил, все-таки,
(я должен хотя бы видеть – пусть даже не смогу действовать!)
астральное свое тело.
Разверзшаяся внизу бездна перестала притягивать и она исчезла… Арсений всплыл и завис, бессмысленно созерцая пыль, скопившуюся у несущей консоли бестеневой лампы.
Он видел тело свое, лежащее на операционном столе. Андреева, сосредоточено и уверенно производящего по нему глубокий надрез. Грицко и старшую операционную сестру, внимательно наблюдающих.
– У нас прекра-асно получится, – бормотал профессор. – А на томограф наплевать можете. У нас на компьютерной томографии олух царя небесного сидит. Гнать его надо в шею. А мы сейчас увидим кла-ассическую…
Профессор вздрогнул. Операционная рана начала вдруг стремительно расти, расшириваясь под руками столь быстро, что доктор отшатнулся от стола и уронил скальпель, зазвеневший тонко и долго о плитки пола.
Грицко, стоявший по другую сторону, тоже отступил невольно на шаг и замер, не отрывая от операционного поля округлившихся глаз. Сестра вскрикнула.
Анестезиолог, привлеченный столь странным поведением коллег, оторвался от приборов и, напротив, – приблизился и заглянул в рану. Затем откачнулся мягко и повалился набок, лишившись чувств.
Вот и тебе перепало немного анестезии, – мысленно улыбнулся Веспов, паря над собственным телом. – Не удивительно: представляю, что значит увидать этакое впервой!
Операционная сестра отступала к выходу, пятясь, мелко крестясь…
Андреев произнес грязное ругательство.
Скальпель ассистента Грицко дрожал, отражая трепещущий яркий блик.
Из раны восходил черный лоснящийся пузырь… и в этом пузыре отражались, вздрагивая, огни бестеневой лампы.
Арсений был единственным из присутствующих, кто понимал, что именно происходит. Спора сарги, встревоженная уколом скальпеля, – трансформировалась, приобретая вид некоего гриба, черного гигантского дождевика… и гриб рос, перетекая бугристо внутри себя и напоминая миниатюрный ядерный взрыв, невероятно замедленный.
Гриб выпростался из тела Веспова и повис, и медленно дрейфовал в воздухе, подобный теперь по форме какому-то зловещему монгольфье… Кровь Арсения, скопившаяся на споре, капала на кафель операционной. И это рождало звук, как если бы по ее полу цокали какие-то маленькие копытца.
Спора сарги отплывала от стола наискось, изменяя форму. Она уменьшалась и, кажется, утрачивала постепенно летучесть, приобретая плотность, все более превосходящую таковую воздуха. Ее снижение к полу завершилось падением и к этому времени спора успела уже уменьшиться до размера теннисного мяча. И черный мячик заскакал по стерильным плиткам. Остановился и успокоился, уменьшившись и еще, и сплюснувшись. Спора напоминала теперь широкое ребристое колесо игрушечного автомобиля (возьми меня! поверти в руках…).
Веспов знал, какая именно судьба ожидает этого незадачливого, что подберет «колесико». Арсений запланировал покинуть физическое тело свое в момент операции именно для того, чтобы…
Но и сарга понимал, конечно, что существуют вещи, способные воспрепятствовать беспроблемному вызреванию его споры. Встреча с изгоняющим, например. Поэтому и сарга не преминул выйти из плотного своего тела – то есть из вот этой самой споры – и встал над ней… Приветливый привратник для простаков. Стремительный убийца для всякого, кто попытается помешать… Сарга ждал.
Довольно странное зрелище, надо сказать, представляло собою это недоношенное зло в астральном теле своем. Как будто плотный пульсирующий кокон, витой из колючей проволоки… фасеточные глаза по сторонам раздувающегося верхнего выступа… многосуставные щетинистые лапы, подергивающиеся непрестанно, напоминающие конечности насекомого.
И вот он заметил Веспова. И сразу же безошибочно почувствовал изгоняющего – смертельного своего врага. Наверное, это был какой-то безусловный рефлекс, врожденный инфернальный инстинкт…
Сарга извлек из-за спины изогнутое оружие (ну прямо половина государственного герба приснопамятного Союза Советских… – подумалось почему-то Веспову) и закрутил им над собой в воздухе. Сарга угрожал изгоняющему мечом, напоминающим одновременно и зазубренный крючковатый серп, и уродливый ятаган.
Окно операционной вылетело, задетое острием крутящегося серпа. Взор хирургов, растерянный и вопрошающий, – немедленно приковался, конечно же, к осиротевшей раме. По полу потянул сквозняк… Никто не видел саргу и его оружие, разумеется. Также точно, как не могли они видеть и Веспова в тонком теле, парящего над столом.
Старшая операционная сестра, приостановившаяся было, развернулась и выбежала в дверь с долгим воплем. Ее не остановил и не возвратил гневный возглас профессора Андреева:
– Куда?! Стоять!! Операция!..
Сарга крутил в этот миг уродливое лезвие свистящим винтом, наступая на Изгоняющего, который был… безоружен. Ведь перед операцией с Веспова сняли крест. А только сила надетого на тебе креста принимает форму меча, когда ты выходишь в астральный мир.
Лезвие серпа рассекло консоль – и бестеневая лампа обрушилась, испустив сноп искр, чудом не задев тело, распростертое на столе. Автоматически включилось аварийное освещение и залило тусклым красноватым светом пространство операционной.
Враги застыли, глядя неотрывно каждый в глаза другому, как будто в детской игре «мигни» (мигнуть, впрочем, сарга не смог бы даже и при желании, потому что у твари не было вовсе век)…
Арсений был безоружен… Демон взмахнул мечом – и опрокинулся хромированный столик на колесах, рассыпав по стерильному кафелю инструменты. Веспов успел переместиться в воздухе так, чтобы избежать удара. Демон перекинул меч в левую.
– Полетай!.. Ты обезоружен, я вижу. С тела, которое ты оставил, но которое – пока – все еще твое, сняли крест. Поэтому я теперь достану тебя всегда, как только по-настоящему захочу. Дарю тебе последние несколько минут. В течение их ты можешь насладиться созерцанием вида собственных внутренностей. Они – последнее, что ты видишь здесь. А там – я заверяют тебя – все уже надлежащим образом приготовлено для встречи героя. Все, изгнанные тобою, очень хорошо тебя помнят и они собрались на праздник. О, как они хотят отомстить!..
Вдруг Веспов увидел Дайну. Боковым зрением. Она проступила из воздуха справа от него. Коленопреклоненная. Неподвижная.
На ней был белый плащ изгоняющего. Ее глаза были закрыты и губы у нее шевелились: Дайна совершала молитву. А руки у нее были согнуты в локтях и повернуты ладонями вверх.
И на ладонях у нее лежал меч!
И Арсений вспомнил: она звонила ему, она настойчиво у него выспрашивала – когда, на который именно час назначена операция? Дайна хотела знать. Для того, чтобы молиться за него в этот час. Быть с ним. И она молилась. Она была с Изгоняющим здесь, сейчас… вне тела своего и вдали от любых сомнений… Такая сила в молитве. Такая воля в молитве русского человека, сосредоточенной во единое острие!
Душа ее была с Арсением здесь, а на теле Дайны был крест. И сила его преобразовалась в меч. И Дайна принесла этот меч на ладонях Веспову.
Арсений рассмеялся и протянул руку, чтобы взять меч. Едва ли даже он сейчас особенно удивился. Арсению казалось теперь, что ведь он изначально знал, что так все оно и будет. Она же не могла оставить его… нет, она не могла!
Сарга издал дикий вопль досады и гнева. Он распластался в воздухе и нанес удар, пытаясь отрубить Изгоняющему руку, тянущуюся к рукояти меча. Но демон опоздал: зазубрина серповидного клинка снесла лишь половину фаланги безымянного пальца Веспова.
Арсений не уронил меч. И даже не почувствовал, почти, боли. Он перекувырнулся в воздухе и сам теперь изготовился для удара. И демон отскочил прочь и сжался, топорща иглы, переливающиеся тусклым железным блеском. Он стал как будто бы меньше. Сарга излучал поток ненависти, страха и злобы, его трясло…
– Знаешь, бес, – проговорил изгоняющий, улыбнувшись. – Мужу, которого не оставила жена в несчастье… такому мужу, ты знаешь, очень везет в бою.
