KnigaRead.com/

Геннадий Андреев - Братья

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Геннадий Андреев, "Братья" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Новое — коммунизм? — спросил Камышов.

— А, марксизм, ленинизм, коммунизм — тоже жалкие слова! — махнул рукой Антон. — Дело не в них, а в том, что старым больше жить нельзя, а новое, по вечному правилу, рождается из крови и огня. Наше дело — торопить его приход а какое оно будет, дьявол его знает, но будет — не по бабушкиным сказкам и жалким словам.

— Ты не допускаешь, что новое может появиться более мирным путем, без твоих «крови и огня»?

— Чепуха! — отрезал Антон. Он ходил по комнате и непрерывно курил. — Без нас было бы гниение, а не мирный путь. Ты возьми такой пример: если бы не было нас, то-есть «угрозы коммунизма», выдумали бы американцы план Маршалла? Проводили бы они у себя социальные реформы, помогали бы отстающим странам? Нет ж еще раз нет. Мы их заставляем шевелиться, — не важно, каким путем, важно то, что без нас гони сгнили бы. Вот тебе и прогрессивная роль коммунизма: так или иначе, но мы заставляем мир переделываться.

— По разному можно заставлять. В жизни острых углов и без вас хватает, и сама жизнь заставляет в конце концов к новому переходить. Новое, старое — в этом ли дело? А то, что человечеству нужно, и без вашего участия появилось бы, как говорят, нормальным путем…

— Ничего не появилось бы, — перебил Антон. — Осталась бы розовая водица, бордель, а не новое.

— А вы что создаете?

— Хаос. А из него новые формы возникнут. Новое из хаоса появляется, а не из борделя, в этом вся разница…

— Я же и говорю, что хаос разный бывает — заметил Камышов. — Ты говоришь, воли нет, в разброде мир? Хаос воли и Может создать огонь воли — за ним и вера появится. А твой хаос в лучшем случае кончится войной: общим крахом.

— Тоже чепуха, — отмахнулся Антон. — Войны, какую вы себе представляете, не будет: она нам не нужна. А демократия твоя на нее не решится: для войны нужно кровь в жилах иметь. Мы без войны обойдемся: Азию к рукам приберем — демократы твои сами на, поклон прибегут, чтобы торговлишку с ними завести. Что у них, кроме торговли, осталось? Раз нет у них веры ни: в Бога, ни в дьявола, что им защищать? Шкуру свою? Она не дорого стоит. Ничего не поможет: лет через пять и Европу заберем. Тогда Америку на замок запрем: пусть преет в собственном соку. Мы её одним фактом своего существования заставим так перемениться, что она тем же, что и мы, станет. — Замолчав, Антон остановился у шкафа и исподлобья посмотрел на брата. Зеркало отражало его широкую сильную спину. — Ну, что скажешь?

Камышов сидел, перебирая край скатерти. Вздохнув, он медленно ответил:

— Ничего, пожалуй, я тебе на это не скажу, кроме того, разве, что… сумасшествием веет от твоих слов. Безумие, братец мой, бред…

— Безумие! — передернул плечами Антон. — А ты всё в разум веришь? Разум нужен немногим, тем, кто ведет, кто знает, что делать, а остальные… остальные — весь мир безумствует, у каждого пустота или каша в голове, всё трещит и с ума сходит, а ты — безумие! Жалкий твой довод…

— Какие тут доводы! — перебил Камышов. — Разве тебя убедишь, раз ты до такой точки дошел? Ты вот что только мне скажи: что тобой-то лично управляет? Почему ты во всё это веришь, если тебя самого от таких мыслей тошнить должно? Ведь ты поклонником хаоса никогда не был, ты всё себя утверждал, а в хаосе какое же утверждение? Что тебя заставляет коммунизму, советчине подчиняться?

Антон ответил не сразу. Затянувшись папиросой, он выпустил к потолку клуб дыма потом уперся в брата упрямым взглядом и твердо сказал:

— Я с хлюпиками никогда не был. И голову свою подставлять, как баран, не намерен. Я неловок действия. В моем действии — мое утверждение. А остальное — внешние атрибуты. Вот тебе и кредо мое.

— Не очень сложно, — покачав головой, отозвался Камышов. — Еще вопрос: и много вас там, таких, как думаешь?

— Немного, но хватит, — усмехнулся Антон и отвел свой взгляд. — Разные есть, есть даже в сказки верящие. Понимающих не много, да много и не нужно. Тебе не нравится: не сложно, примитивно. А можешь ты без примитива обойтись? Дело в открытую идет: или в одну сторону, или в другую. Сложностью не отделаешься, не спасешься. И с массой, можешь ты без примитива управиться? Хоть ври, а подавай ей чёрное или белое, она в> твоих нюансах не разбирается. Она — сама жизнь, прущая на рожон без разбору, — много надо, чтобы её скрутить? Она сама себя скручивает, потому что разобраться ни в чем не умеет. А мы ей еще веру даем. Hie нравится вера? Принудить к ней: стерпится, слюбится. Святейшая инквизиция провозглашала: «принудь придти на пир» — не одинаково? Верно, устают люди, отходят, бегут, сопротивляются, — и концлагери нужны, — да всё равно идут: куда они денутся? Не хотят, а идут. Стадо стадом останется и за вожаками куда хочешь пойдет. А вожаки, организаторы, всегда нужны, они были и будут, тем более теперь, в машинный век. Попробуй-ка сейчас без организаторов обойтись — ничего не выйдет. Наша задача и есть — взять стадо в шоры, направить, хотя бы и по отвергаемой дороге: это дела в конечном счете не меняет. Всё равно в одном котле сидим…

— Да, — протянул Камышов. — А стадо-то всё-таки из людей. И мы с тобой не боги, чтобы им по своему распоряжаться. Может, помогать надо стаду, а не на заклание его вести?

Антон покосился на брата и, ничего, не ответив., сел в кресло.

В комнате повисла тишина. Камышов поднялся с дивана, подошел к окну, раздвинул немного занавеску — темная пустота за окном, едва освещенная с боку тусклым газовым фонарем, казалась глухой и мертвой. Камышов присел на край письменного стола — и комната, в холодном тумане табачного дыма, была полна неоткликающейся, будто враждебной тишины.

— Много ты наговорил, — задумчиво начал Камышов, — а пожалуй, только доказал, что и у тебя сумбур в голове. И сумбур-то особенный: послушать — много дельного говоришь, живого, а вникнуть — мертвечиной несет… Знаешь, я сейчас подумал, что одно обидно: мы русские, сулили миру новый свет показать, откровение принести. Революцию устроили, потом вы, коммунисты, пыжились, из кожи вон лезли, Россию на дыбы подняли. Теперь и других туда же тянете. И верно, удивили: весь мир на Россию с надеждой смотрел, и сейчас еще многие от вас чуда ждут… И ведь обиднее всего, заметь, то, что действительно могли мы, — ну, если не новый свет, то хоть, щелку в него приоткрыть, — могли, потому что здоровый же мы народ, и есть у нас качества, которых у других, может, в самом деле нет и которые здесь нужны. Потому нужны, что, ты прав, нечем больше людям жить, оттого и идет всё кувырком. Могли — да не сделали, потому что вы огрубили, испохабили наше дело, испоганили его в конец. Вы к нему не по-человечески, не по жизненному подошли, а с грязными руками, со схемочками вашими, с «железом и кровью», — а кроме них вы ничего не знаете и знать не хотите. Человеческое вы уничтожили, оставили одно животное — и угробили этим мечту человеческую. А теперь всякую чушь несете, в оправдание свое. Обанкротились, а сознаться не хотите, и лезете на рожон, как ты сказал. Ну, и кончится всё — пшиком. Пожаром кончится, в котором мы все сгорим. Позором великим кончится — и в этом главная вина на вас, «организаторах», утверждающих себя…

Антон сидел, глубоко утонув в кресле, огрузший, с прикрытыми веками глазами.

— Опять жалкие слова говоришь, — нехотя возразил он. — «Мечта», «позор». В чем твоя мечта была? В тех же сказках? В брюхе сытом? А позор — кто о нем вспомнит через сто, двести лет? Грош цена ему будет, он в историю уйдет. А история важна только архивным душам… — Помолчав, он открыл глаза, усмехнулся. — А я, Костя, другое подумал. Ты такой же остался, как был, и переучиваться не хочешь. А такому, понятно, трудно теперь жить. Я и посоветую тебе, по-братски: езжай ты друг, лучше всего куда-нибудь на Огненную Землю, женись там на экзотической туземке, и живи. Может быть, своей смертью помрешь. Уединись, если, конечно, ранней смерти себе не желаешь или в быдло превращаться не хочешь.

Камышов засмеялся. Смех получился невеселым, а лицо его вдруг стало похожим на лицо Антона.

— Уезжать? Нет, браток, никуда я не уеду, — возразил он. — Я делом займусь. Не быдло, а людей буду против- тебя утверждать. Мечту восстанавливать — ту самую, которую вы от сытого брюха отличить не можете. Ты в одну сторону, а я в другую: против тебя.

Антон хмуро посмотрел на брата:

— Пустое дело, не советую. Ты спрашивал, сколько нас, — а вас сколько? Решает сила — где она у тебя? Чем ты её создашь? Призывом к «нормальной жизни»? Этим не зажигают: материал не горючий. В чем твоя вера? Ты убеди меня — и я за тобой пойду. Может, без оглядки побегу. Чем ты меня зажжешь? Ты здесь на свободе — попробуй в твою веру хоть здесь людей обратить, что получится? Кто за тобой пойдет, кто тебе поможет? Пустые разговоры!..

— Решает не сила, а идеи и люди, ты сам это знаешь. Ты на себя надеешься? А забыл, что мы — от одних отца и матери?

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*