Бранка Такахаши - Счастливая Далия
— Ну, ты умная-преумная! Что ты этим хочешь сказать? То, что я родилась у таких родителей, — результат чего-то, что я сделала или, наоборот, не сделала? Это моя карма? Я, по-твоему, теперь плачу за свои плохие поступки в предыдущих жизнях?
— Да нет! Я только хочу сказать, что нет никакого толку от амплуа жертвы. Родителей не выбираешь, но как будешь жить дальше — решаешь ты сама. Теперь всё зависит от твоих усилий.
— Да что ты говоришь?! От моих усилий?
— Верно. Правда, немного везения тоже не помешает. А, да — ещё и улыбка!
— При чём тут ещё улыбка?!
— Вот, это, это! Я именно об этом! Такое выражение лица — ни-ни! Люди будут только бежать от тебя.
— Как я вижу, ты ещё не сбежала!
— А куда, скажи на милость, бежать мне, когда единственное свободное место — вот это, рядом с тобой?! Будь свободной какая-нибудь другая парта, разве ты думаешь, что я села бы возле такой мымры?
И она стала имитировать мою кислую мину, и хихикала, и ещё больше кривилась, и заходилась в хохоте, так что, в конце концов, я тоже не выдержала и рассмеялась.
Прошло немного времени, и я восприняла Далию, несмотря на то, что она умела посмеяться надо мной и смотреть на меня свысока. У неё была волшебная способность заставить понять, что она вас превосходит, и те, кто в ней это признавали, всегда могли рассчитывать на неё. Её превосходство каким-то странным способом никогда не переходило в надменность. Не я одна была её фанаткой — таких было много. Бывало, правда, что в компании попадались и те, которые к ней не относились с «ох!» и «ах!», но и с ними Далия вела себя совершенно нормально. Не было тех отчаянных усилий очаровать всех без исключения, какие встречаются у людей, кои не могут жить, если не получают расположение публики. У Далии не было ничего, ни во взгляде, ни в жестах, что указывало бы на старание привлечь внимание. Я в таких случаях из кожи вон лезу! Мне не нравится, когда ведут себя очевидно отрицательно, но те, что «ни рыба ни мясо», действуют мне на нервы ещё больше, так что я обязательно стараюсь завоевать их симпатию. Не потому, что мне эти люди важны — для меня они только галочки, которые я себе ставлю; по-настоящему меня интересует признание одной только Далии. С годами, с мудростью, которую приносит возраст, я поняла, почему Далия никогда никого не «окучивала»: она знала себе цену. И не нуждалась в том, чтобы другие ей эту цену устанавливали. Она сама лучше знает, кто она и что она. Не рынок определяет её ценность — её ценность безусловна. Всегда та же индивидуальность, несмотря на окружение. Она, конечно, не была аутистичной, чтобы встречи с другими людьми в ней не оставляли никакого следа, но она ещё в том юном возрасте была совершенно сформированное создание, которое никакие обстоятельства не могли пошатнуть.
Я одной Далии позволила такое большое приближение, тогда как она сама всегда была окружена большим количеством близких друзей. Что не странно — она людей воспринимала такими, какие они есть. Никогда не сплетничала. Не радовалась чужим неуспехам. Она настолько отличалась от всех мне знакомых людей, что я поначалу была уверена, что она скрывает своё настоящее лицо. «Да она притворяется!» — говорили девки из класса. По правде скажу, я несколько лет ждала, когда она проколется. Но каким бы хорошим актёром кто-то ни был, играть роль без ошибки почти тридцать лет — не получится! Спустя некоторое время я поняла, что у Далии просто-напросто нет мелких человеческих изъянов, которые есть у обыкновенных смертных. Однажды я не выдержала и спросила:
— Есть ли кто-нибудь, кому ты завидуешь?
— Нет… — сказала она и ещё немного подумала. — Нет, никому не завидую.
— Ничего себе! Ты — святая!
— Святая! — смеялась Далия. — Я не святая, я просто зациклена на себе.
— То есть?
— То есть, по большому счёту, меня другие люди не интересуют… настолько, чтобы сравнивать себя с ними. Всё своё внимание я направляю на себя. Редкий случай эгоизма!
На секунду я испугалась, что она скажет: «А ты?» — но она сменила тему. То ли оттого, что в самом деле слабо интересуется другими людьми, то ли оттого, что мой возможный ответ был очевиден, — не знаю.
Мы с Далией познакомились, и следующие несколько лет я её «штудировала». Я никогда ни с кем не дружила, так что о людях знала я мало. Учитывая это, Далия тем более представляла загадку для меня. Когда я познакомилась с её семьёй и людьми, которые обычно её окружали, немного прояснилось, отчего она такая зрелая для своего возраста. Родители всегда обращались с ней как со взрослой. Затем, их дом был чем-то вроде салона: у них всегда собирались поэты и разные другие творческие люди. Талант, с которым она родилась, развивался в подходящей среде. Когда мы с ней познакомились, она мне казалась инопланетянкой! Далия обладала спокойствием и философским взглядом, а это всё-таки нехарактерно для шестнадцатилетней девушки. Я тогда себе говорила: Далия либо инопланетянка, либо фальсифицировала год рождения. Ей как минимум тридцать пять! А хорошо выглядит для своего возраста!
Нет, это, конечно, шутка, всерьёз я так не думала. Но я её — серьёзно — не понимала. А потом, под влиянием Далии и её мамы, я начала читать поэзию и была просто помешана на Цветаевой. Я читала и её стихотворения и письма, и всё, что другие о ней написали. Когда я узнала про её дочь Ариадну, мне, помню, что-то сжало грудь, потом отпустило и наполнило восторгом. Я подумала: «Ещё одна Далия!» Ариадна в три года читала и писала, а в шесть сочиняла так, что трудно было поверить, что автор — ребёнок. Значит, существуют! Каждые несколько десятилетий, каждые несколько тысяч километров рождается по одному такому исключительному таланту. Когда я это поняла, Далия не перестала быть такой уникальной, какой я её видела раньше. Наоборот: то, что казалось невероятным, теперь выглядело вполне убедительным и, как что-то реальное, осязаемое, стало ещё более привлекательно. Я начала Далию больше понимать, но какая-то часть её по-прежнему оставалась загадкой.
И остаётся по сей день.
Как всегда, первой приходит моя мама. Она легко касается моей щеки и говорит:
— С днём рождения! Но я думаю, что поздравлять надо меня: ведь в тот день старалась всё-таки я!
Это текст, который она повторяет последние сорок лет. Пока это говорит, она шарит глазами по бару со спиртными напитками. Мои коллеги с работы и крёстные детей — все хорошо знают мою маму. Она всегда выбирает человека, который выглядит лучше всех (мужчину, женщину — без разницы), и подходит для того, чтобы якобы выпить вместе за здоровье именинницы. Затем начинает тихо, по секрету, рассказывать. О мужчинах в её жизни. Все они — само собой разумеется! — были без ума от неё. И все без исключения были красавцами. И боролись за её расположение. А женатые ради неё бросали жён и детей. Мне стыдно, но наши гости уже привыкли и умеют с ней обходиться. Когда один устанет кивать, второй займёт его место и какое-то время делает вид, будто внимательно слушает. А около девяти часов приходит отец и выполняет две обязанности: поздравить дочь с днём рождения и забрать домой жену, сонную, с заплетающимся языком. Мой папа — незаметный, тихий человек, который из-за мамы никого не вызывал на дуэль.
Тем временем Далия открыла выставку в Германии. Галерея сейчас уже закрыта, а Далия, скорее всего, ужинает с организаторами. Brava, brava!
Но всё-таки хорошо, что она не смогла прийти на мой день рождения.
Когда я нахожусь в одном пространстве с Далией, я выгляжу словно половая тряпка. Ничего собой не представляю. Когда мы с Далией вдвоём, это не настолько замечается. Я сосредотачиваюсь на теме разговора и иногда даже забываю, с кем разговариваю. В центре внимания — тема. Но когда нас окружают другие люди, центром внимания обязательно становится Далия! Все хотят услышать её мнение. А если говорит кто-то другой, то обращается к ней одной. Некоторые с начала до конца не отводят глаз с её лица, другие время от времени, на короткое мгновение, посмотрят и на остальных присутствующих, чтобы сразу вновь вернуться к её глазам. Меня не восхищает роль невидимки, но не могу не признаться, что в наблюдении подобного спектакля испытываю и определённое удовольствие. Этот взгляд, полный неловкости, сопровождает тень, которая на миг спускается на лицо беседующего. Могу биться об заклад, что он себе говорит: «Нельзя! Нехорошо по отношению к другим!» И хотя старается быть одинаково вежливым со всеми, он опять теряется в глазах Далии. Она, как и обычно, не делает ничего, чтобы завоевать этого — либо какого-нибудь другого — человека. Не стараясь привлечь внимание, она привлекает внимание всех собравшихся. Всегда и везде. Я, наоборот, если не приложу усилий, остаюсь совершенно незамеченной. Несколько раз мне говорили:
— А вот на днях мы собрались у друзей, и я говорю Далии…
