Андрей Агафонов - Запах крови
Заметно посвежевший Сергей сидит на подоконнике и курит в форточку, коротко поглядывая в окно, где уже смеркается и горят фонари. В комнате включен телевизор, идет старый американский фильм. Слышен стук в дверь. Сергей шаркающей походкой идет открывать. Возвращается в комнату. За ним, веселая, но слегка как будто напуганная, заходит Ирина. Сергей, демонстративно не обращая на нее внимания, садится на диван.
— Что смотришь? — спрашивает она.
— Что-то с Харрисоном Фордом.
— Это он? Не видела раньше.
— Я тут Зиновьева читал. Пишет про самого популярного актера планеты. А популярным он стал потому, что был уникально безлик. Полностью стертая физиономия. Вот Харрисон Форд как раз такой.
Пока он разглагольствует, она изучает его. Как двигаются его губы, как жестикулируют руки. Капризная складка у рта.
— Ты злишься?
— Нет, на что мне злиться.
— Сереж, — она садится рядом с ним на диван, — мне сейчас непросто.
— А кому сейчас просто? В стране бардак, работы нет…
— Сереж, — она запускает пальцы в его волосы. Он поворачивается к ней. Выключает телевизор.
За окном стремительно темнеет.
8. Детки
— Снимай, снимай! — гогот. На экране смартфона расплывается вид за окном — там темно, фонари, медленно двигаются расплывчатые фигуры. Резкость наводится — за окном между кое-как припаркованных автомобилей дерутся два зомби. Оператор увеличивает картинку до максимума — зомби рассыпаются на пикселя, но все-таки заметно, что у одного кое-как висит рука, а второй где-то потерял щеку. Дерутся они довольно неуклюже.
— Вы че тут забыли! — раздается с улицы грубый голос. Новый взрыв веселья в квартире. Местный скандальный пенсионер замахивается на зомби палкой.
— Мочи их, отец! — орет в окно прыщавый паренек. — По харе бей!
Подбодренный пенсионер подступает ближе и лупит палкой по голове одного из зомби. Голова с тихим треском отрывается и падает, чмокнув, на асфальт. У туловища без головы подламываются колени, оно рушится и замирает комом. Второго зомби вошедший в раж пенсионер начинает избивать кулаками и ногами. Из окон слышны одобрительные окрики и свист.
В квартире девочка лет 15, сидящая на полу, угрюмо говорит остальным:
— Че вы этого дурака заводите, он сейчас сам заразится и всех перезаражает!
— Сама ты дура, Семенова, как можно заразиться, если он тебя не укусил?
— Откуда я знаю! У нас в школе вообще директор зазомбил!
— Зазомбил! Гыгыгы.
— Так его тоже укусили наверное.
— Ага, завуч, когда минет делала.
— Гыгыгы!
— Вы идиоты, у нас директор женщина!
— Смотрите, смотрите!
На улице пенсионер, покончив со вторым зомби, расстегивает ширинку и начинает мочиться на трупы.
— Фу-у!
— Фу-у-у!
— Семенова, иди посмотри, какой у пенса хер!
— Отвяньте, а?!
— БЛЯ!
В автомобиль рядом с пенсионером впивается огненная голова. Гремит взрыв. Осколки шелестят в воздухе. Когда дым оседает, внизу на асфальте кровавое месиво.
— Сука! Сука! Как вы заебали! — начинает истерично орать пацан в футболке на три размера больше.
— Свет гасим, пацаны… Быстрей…
В темноте рвутся вспышки.
9. Визит к даме
Тяжелое сопение. Пятнистые спины. Звон амуниции. Тусклые лампы дневного света. Грохот шагов по узким коридорам с низкими потолками. Распахивается дверь, сразу делается светло — много ламп, из-за стола встает девочка в рваных джинсовых шортах поверх колготок, девочку отодвигают в сторону, комната заполняется вооруженными людьми. Вторая дверь — гримерная, перед зеркалом во всю стену сидит и нежно бьет себя по лицу пуховым шариком Алена Ахматова. На ней розовая блузка и багровая юбка в пол.
— Алена Викторовна! — пищит девочка из приемной.
Вошедшие в гримерку, их пятеро, один постарше, выстраиваются вокруг Ахматовой полукольцом и выжидательно наблюдают, картинно сложив руки на автоматы. У некоторых на лицах играют кривые ухмылки.
— Что хотели? — не глядя на гостей, интересуется Ахматова, подкрашивая губы.
— Пойдемте с нами, — кашлянув, говорит старший.
— Можно узнать, — очередной мазок, — зачем?
— Ну ты, сучка, — выступает вперед один из бойцов.
— Тихо, тихо, Артем, — осаживает его командир. — Есть приказ доставить вас по назначению.
— Чей приказ? Комитета зомби?
— Не понял вас, — хмурится командир.
— Да вот Артем ваш… — лениво говорит Ахматова, — он уже превращается. Там в коридоре еще один. Они друзья? Вместе спортом занимаются? Раздевалки, полотенца… Душевая, — смотрит в зеркало, — комната…
Артем, яростно матерясь, вскидывает автомат.
По комнате проносится небольшой розово-багровый смерч, и трое бойцов валятся на пол, схватившись за горло и обливаясь кровью. Алена все в той же позе сидит у зеркала и удрученно смотрит на окровавленный рот:
— Смотрите, что вы наделали. Час времени впустую…
Командир и второй уцелевший боец стоят неподвижно.
— Мы пойдем, — говорит командир.
— Всего вам доброго, — улыбается фирменной улыбкой Ахматова. — До новых встреч в эфире!
И вновь отворачивается к зеркалу.
10. Не отпускай меня
— О Боже… О Боже… О госсподииииии! — белые зубы ее светятся в темноте, губы ее растягиваются в улыбке, подбородок ее масла куском лежит в сумраке постельного белья, ноги ее в золотом сиянии уличного фонаря мерцают, раскинувшись ночными проспектами. Логан садится на постели, гладит ее, еще дрожащую, по спине, нашаривает рядом с постелью джинсы, достает оттуда сигареты и зажигалку, закуривает, разгоняя дым рукой. Смотрит в потолок. Вздрагивает: на колени ему грузно прыгает кот и принимается урчать как трактор.
— Матрос, пошел, пошел вон! — машет она рукой.
— Да пусть, мне не мешает, — улыбается Олег.
— Ты опять грустный, — она обнимает его сзади.
— Дела, заботы… Сама понимаешь…
— В стране бардак, работы нет, — передразнивает она кого-то.
— Что-что? — улыбается он.
— Ничего. Пойду кофе сварю.
Она встает с постели, сверкнув роскошной задницей, накидывает халатик, с пульта включает музыку:
Над моей пропастью
У самой лопасти
Кружатся глобусы
Старые фокусы…
Он провожает ее собачьими глазами. Переворачивает кота на спину, щекочет ему брюхо. Кот жмурится в истоме. Тихонько подпевает Земфире: «Не отпускай меня… не отпускай меня… вдруг увидишь… в списке не значится… значит, не молится…»
Музыка становится все громче, на улице идет перестрелка, камера поднимается выше — бои идут по всему городу, где-то люди отстреливаются от зомби, где-то люди убивают людей.
11. Госпиталь для ветеранов информационных войн
Серое дождливое утро. Автомобиль с немытым стеклом тихонько пробирается через пробку в какой-то промзоне. Сворачивает направо мимо серого недостроенного здания, выглядящего как руина. На здании щит с указателем «НИИ оленеводства. Амбулатория».
Она идет по дорожке, поеживаясь от карканья ворон и редкого дождя. Он стоит на крылечке, потерянный, жалкий, убитый.
— Приве-ет! — говорит она, растягивая губы в широчайшей улыбке. — Это и есть твоя больница?
— Это госпиталь, — глухо говорит он, — для ветеранов информационных войн. Шучу. С тобой доктор хотел поговорить. Я сказал, что ты мой самый близкий родственник. Если ты не против.
* * *— Ну что, Ирина Викторовна, дела плохи, — говорит врач. — Можете его забрать. Если есть куда. Я не вижу смысла держать его у нас, тем более что это становится просто опасно.
— А что с ним вообще такое? — помертвевшая Ирина держит платок у лица, огромные глаза смотрят на врача с болью. — Он же никогда ничем не болел!
— Что такое, что такое… Вы в окошки-то смотрите? Эпидемия. Люди заживо гниют…
— Зомби?
— Да какие зомби… Сказки это все. Мертвые не ходят.
— И что с ним… будет?
— Судя по тому, что я уже видел. Постепенно замедляются все жизненные процессы. Отказывают речевые центры. Мочеполовая система. Нарушение координации. Обмен веществ становится патогенным. При этом постоянное чувство голода. Грубо говоря, человек может только передвигаться и есть. В таком состоянии существовать до полугода. Это насколько мне известно. Более длительный период наблюдения просто отсутствует. Потом распад, смерть.
— А они страдают?
— Не знаю. Честно. На поздней стадии уже не у кого выяснять, там жизнь еле теплится. Ваш этот…
— Сергей.
— Довольно долго продержался еще. Обычно от недели до трех дней.
* * *— Садись, Сереж. Нет, не сюда, вот сюда — она усаживает его на заднее сиденье. Закусив губу.
