Сергей Герасимов - Бесплатный вальс во дворце привидений
Прошло уже минут сорок, привратник накрепко запер дубовые двери. Стали появляться мужчины с канистрами бензина. Наконец прибыла пресса. Как только корреспондент настроил стереокамеру, танцующая сделала кувырок и бросилась вниз.
Она повисла, схватившись за виноградные стебли. Сейчас она действительно выглядела непривлекательно – так, что даже мальчишки перестали ее разглядывать.
Кореспондент снимал. До того как появилась власть и пожарная лестница, он успел снять башню со всех сторон и записать четыре катушки звука. Он смотрел во все глаза и внимательно слушал, поэтому призраку совсем нетрудно было войти в его размягченный мозг.
* * *Вечером корреспондент ждал Шпорта у дверей квартиры.
– Я не принимаю дома, – сказал врач, – имейте мужество спокойно сдохнуть, не преследуйте меня.
– У меня материал по пациентке Э.
– Так вы не этот? Я вас принял за контролера. Мы их не любим. Что с вашими глазами?
– Стереопленка.
– С глазами, я спрашиваю! У вас в глазах стереопленка?
– Сегодня я снимал на стереопленку происшествие на башне. На той самой башне. Ее подруга сошла с ума и бросилась вниз.
– Вы пришли чтобы пересказать вечерние новости?
– Я заметил необыкновенный психический феномен. После тринадцатого просмотра пленки в вашей голове начинают звучать слова, эти слова осмыслены и звучат из глубины черепа, но это чужие слова.
– А после четырнадцатого?
– Они продолают звучать.
– Слушай, иди в….
– Эти слова дали мне ваш адрес. Кажется, это не мало.
– У вас странный взгляд, – сказал врач. – вы колетесь? Кому вы служите?
А, мне плевать. Давайте пленку. Даю не больше двухсот новых доляров, хотели больше? Не надейтесь.
* * *Шпорт вновь и вновь просматривал пленку, вслушиваясь в звук и вылавливая детали. Он слушал и открывался. Чужое сознание входило в его разум со стороны затылка, разьедало его, входило еще глубже, завоевывало самые глубины его естества. Там, в глубине, было полно мусора, как на чердаке, который пятьдесят лет поливался дождями, не убирался, подгнил и уже готов обвалиться. Было много самомнения, оно валялось липкими оранжевыми грудами, здесь и там. Было много знаний, тяжелых и не очень твердых, похожих на штабеля резиновых кирпичей.
Ничего прочного из них не сложишь. И было много лжи, в основном лжи самому себе. И над всем этим – металлическая конструкция интеллекта. Сейчас внутри Шпорта образовался хозяин, который мог управлять чужим телом как автомобилем, но этот хозяин знал не все кнопки и не помнил правил движения. Под утро Шпорт уснул и увидел первоклассный кошмар. Кошмар продолжался и тогда, когда Шпорт открыл глаза.
Все люди для него превратились в желтых шестиногих ящеров. Большинство ящеров бегали на четырех задних и использовали две передние как руки – но могли вставать и на две задние или бегать на шести. Единственным человеком оставалась Э, которую Шпорт должен был спасти.
Шпорт бежал по пустым ранним улицам к окраине. Изредка сонные ящеры выглядывали из окон, некоторые выходили на улицы – и тогда Шпорт прятался в воротах или просто в грудах мусора. За городом желтые ящеры пасли коз, а один из них даже что-то крикнул Шпорту и погнался за ним, мощно виляя задом, но не догнал.
Охрана городка пропустила Шпорта по удостоверению. Хозяин, управлявший им изнутри, заставил казаться его спокойным и правильно отвечать на вопросы. После разговора с ящерами Шпорт был уже полумертв и только чужая воля, толкашая его изнутри, заставила добраться до нужного коридора и выпустить пациентку.
Он вывез ее в своей машине и там же, в машине, с ним случился сердечный приступ. Существо, сидящее внутри него, заставило Э уйти, потом отключило сознание Шпорта, прочистило коронарные сосуды и запрограммировало врача на двенадцатичасовой сон. Он должен был проснуться здоровым и помолодевшим. Но час спустя машину со спящим Шпортом растреляют с вертолета и ранний взрыв разбудит маленький город: эхо заголосит над дубовым лесом, толстые старухи перевернутся с левого бока на правый и станут похрапывать дальше.
* * *Начиналось одно из таких утр, за которые можно любить даже самую распроклятую жизнь. Воздух пах крепко заваренным оптимизмом и даже светился, хотя солнечные лучи еще не коснулись шпиля. Часовой колокол ударил семь раз и на карнизах повисли звонкие сосульки тишины. Привратник вышел, чтобы помочиться на тротуар и увидел фигуру в больничном халате, которая шла прямо по вертикальной стене башни. «Тю-тю», – сказал он и занялся неотложным делом.
Закончив, он подумал, что призрак, оказывается, совсем не дурак и тоже любит развлечься с девочками.
Э не имела денег, чтобы заплатить за билет. Пришлось заставить ее пройти по стене. Она вошла в окно четвертого этажа и дальше поднималась по лестнице.
Сейчас она выглядела иначе, чем три месяца назад. Эмбрион уже созрел.
– Я подумала, – сказала она, – я согласна. Пусть эта тварь родится из меня и сожрет весь этот мир с его обязательным лечением, хирургами и больницами, с начальниками, сидящими друг на друге, как клоп на клопе, с помойными ведрами, липкими друзьями и палками в колесах. Я не от мира сего.
Я хочу его разрушить. Я хочу его разорвать на части, чтобы кровь текла ручьями.
Или твое дитя не сможет разрушить этот мир? Этот твой ункуб?
– Сможет.
– Он очень страшен? Я спрашиваю о внешности.
– Он невидим.
– Что, правда? Тогда какой в этом смысл? Никакого.
– Ошибаешься. Я объясню тебе смысл. Большинство людей живут как надувные роботы. Шествие пустых душ – как слепых мышек, которые идут цепочкой и держат друг друга за хвостики, – шествие пустых поколений. Как товарняки бесконечной длины, которые перевозят только пустые контейнеры и контейнеры с мусором.
Но появляется человек, на миллиарды людей один, внутри которого растет ункуб. И если ункуб рождаеся, меняется все. Это дух неспокойствия. Люди больше не пишут великих книг, не изобретают новых машин и теорий, не ставят рекордов, не сходят с ума от любви, не радуются бурям, снегопадам и ливням. Ты изменишь это. Ты вернешь ункуба людям.
– Город дымится как пепелище, – сказала Э, – розовые столбы дыма в голубом воздухе. Мое сердце тикает как часовая бомба. Почему ты не изнасиловал первую попавшуюся?
– Ункуб зарождается только от взаимной любви.
– Ты хочешь сказать, что я тебя люблю? – удивилась она.
– Да. Иначе бы ничего не случилось.
Она задумалась, отвернулась и подошла к перилам.
Сейчас она начнет стекленеть и становиться прозрачной. Голова далеко запрокинется.
Через все тело пойдет трещина и из нее с шумом вырвется нечто; нечто облаком поднимется над башней, закручивалось в вихрь, в смерч, начнет дрожать земля и толстые старухи перевернутся с правого бока на левый, чтобы похрапывать дальше, но проснутся окончательно от запаха гари, от вибрации стекол, от топота и криков за окном. Одинаковые дома будут одинаково валиться друг на друга, взорвутся конторы, учреждения, заведения, приемные, офисы, казармы, детские комбинаты, залы заседаний, футбольные поля и военные поселения. Обломки будут носится в воздухе, сталкиваться, крошиться и падая, прилипать друг к другу, образуя неведомую людям архитектуру, где нет серого цвета и двух одинаковых зданий, где все звучит и смеется, и это будет столь необычно и столь страшно, что…
– Мы встретимся с тобой и увидим друг друга, – сказал призрак, – до того, как ты окончательно растаешь. Несколько минут мы будем вместе и будем счастливы.
Будет бал во дворце привидений. Туда пропускают бесплатно. Я возьму тебя за руку, будут гореть свечи и будет играть музыка. Потоки полусгивших душ будут струиться за стенами дворца, лопаться и распадаться в ничто. Великая перемена будет идти в мире материи, но она не будет слышна, как не слышен океанский шторм с километровой глубины. У нас хватит времени ровно на один вальс – сразу затем ты начнешь растворяться. Во время танца мы успеем сказать друг другу несколько слов. Мне бы хотелось, чтобы это были стоящие слова, но я не знаю придут ли они. Ведь все состоит из слов, слово было в начале, и слово будет в конце. И все, что протянуто между началом и концом, зависит от того, какое это слово.
– Ни за что, – сказала Э. – Ты воспользовался моим телом, а теперь заявляешь, что я должна умереть за тебя? Я бы еще согласилась родить монстра, даже если это больно – но всем назло, чтобы отомстить этим тварям, чтобы со мной считались, чтобы мной пугали детей, чтоб меня пригласили в каждое шоу. Но умереть за просто так? И вообще, ты отстал от жизни. В наше время любовь это действие, а не чувство.
Когда она повернулась, чтобы уйти, внутри нее уже ничего не было. Она спустилась в холл, где лысый привратник преградил ей дорогу и потребовал денег за выход. Она отдалась ему и получила удовольствие. После этого она прожила долгую равномерную жизнь и до самой старости вспоминала, как чуть было не погибла ради одного бесплатного вальса. А может быть, она и права.
