Владимир Тучков - Последняя почка
Здесь мы ставим точку. То есть на этом самом месте настоящее время заканчивается. Ну, или останавливается. Кому как угодно. И начинается будущее, которое всегда милосердно. Потому что мы практически ничего о нем не знаем. И можем лишь предполагать все, что нам заблагорассудится. Конечно, кто-то волен думать, что операция по пересадке органов окончилась трагически. И Лео и Ксения умерли на операционном столе, не приходя в сознание. Воля их, пусть считают так, если чужое горе приносит в их беспросветную жизнь хоть какое-то облегчение.
Не можем мы изменить и привычный ход мыслей скептиков. Ну, или реалистов, как они сами себя называют. Пусть они останутся при свом мнении относительно того, что пересаженные органы служили Лео и Ксении не более года. А потом отказали под натиском разрушительных героиновых атак.
Но мы-то прекрасно знаем, мы в этом почти убеждены, что на сей раз все обошлось. И не только обошлось, но и все закончилось самым наилучшим образом. Лео и Ксения излечились от своего тяжелого недуга. Их организмы очистились, а сознание вернулось к реальности, которая, может быть, и сурова, но прекрасна уже тем, что в ней есть место для свободы выбора. И они устроились в жизни вполне достойно. Ведь Лео когда-то демонстрировал прекрасные математические способности, а Ксения имела неоспоримый художественный дар. Да, они нашли себя, получили соответствующее образование и начали заниматься любимым делом. Почему нет? Ведь тридцать лет – это же совсем немного, в тридцать можно и профессию приобрести, и доказать, что ты немало стоишь в своем деле.
А потом они родили маленького сына. А через два года у них появилась и маленькая дочка. И все у них прекрасно. И даже воспоминания о том кошмаре, через который они прошли, помогают им острее ощущать радость нормального человеческого бытия.
Ну а наркомафиозная сволочь вся передохла к чертовой матери. Отчего? Да оттого хотя бы, что где-то все же должен быть Бог, должен же он как-то себя проявлять. И сейчас потроха этой сволочи гниют и поедаются червями…
И я плачу, потому что никак нельзя сдерживать слезы. Потому что повесть вышла печальной. Печальной по самому высшему счету. Хоть в ней, конечно же, немало и всяческой омерзительности, которой сродни подсматривание из анонимного сумрака зрительного зала за тем, как на освещенном подносе сцены агонизируют Ромео и его верная подруга Джульетта.
