BabaJga - Сентиментальные рассказы
— Я всю жизнь терпеть не могу розы, — сказала Наталья. — И песню эту дурацкую терпеть не могу.
— Как это? — растерялся Анатолий. Но тут же картинно засмеялся: — Глупости. Я прекрасно помню, что любишь. Куда их? Давай все свои вазы, ставить будем.
— У меня нет ваз, — с некоторым злорадством сказала Наталья. — Вообще ни одной. И банок никаких нет. И ведер нет, и кастрюль.
Она повернулась и пошла на кухню. Анатолий пошел за ней, как будто его кто-нибудь приглашал. Нет, не изменился. На кухню вела широкая арка, так что розы пролезли без труда. Анатолий огляделся, свалил свой сноп на диван и по-хозяйски распорядился:
— Пусть пока полежат. Потом разберемся. Ну, давай встречу праздновать, что ли. Где шампанское? Володька шампанское отдал? А, вот же, у тебя! Между прочим, я самое дорогое купил, французское, настоящее.
— Терпеть не могу шампанское, — хмуро сказала Наталья.
Но он вынул пакет у нее из рук, стал деловито обдирать фольгу, откручивать проволочку, между делом давая руководящие указания:
— Бокалы давай. И закусить чем-нибудь. Я не голодный, можно так, для порядка. Посидим, поговорим, молодость вспомним.
— Иди отсюда, — устало сказала Наталья. — Мне не до воспоминаний. Работы много.
— Ты никогда не была грубой, — с упреком сказал Анатолий. — Гордячкой — да, всегда была. Я ведь к тебе с миром… Повидаться, поговорить. Соскучился.
Нет, не уйдет. Наталья отошла к окну, села на подоконник, уставилась на пыльный дворовый пейзаж и равнодушно сказала:
— Ну, говори.
И он заговорил. Наверное, заранее репетировал. Такой длинный, такой подробный рассказ о его героической жизни. Как учился, как работал, чего достиг, какие страны повидал, с какими людьми знаком был… Да, женат был. Три раза. Но вот не сложилось как-то. Наверное, потому, что не мог ее забыть. Но сейчас совершенно свободен, у него квартира в Москве, две машины, хорошая работа, возможности, связи, деньги… И он очень соскучился.
Наталья молчала, глядя в окно. И он наконец замолчал. Встал, полез в подвесной шкафчик, как у себя дома. Никаких бокалов у Натальи действительно не было, он нашел две чайные чашки, вернулся к столу, стал разливать шампанское по чашкам. Бодро провозгласил тост:
— Ну, за встречу! За все хорошее! За любовь! Натали, ты что, даже за любовь не выпьешь?
— Нет, — хмуро ответила Наталья. — Я же сказала: терпеть не могу шампанское.
— Надо было коньяк покупать, — с сожалением пробормотал Анатолий. — Ну, в следующий раз буду знать. А за здоровье родителей? Тоже не будешь? Это же святое, нельзя же… Кстати, как твоя мама?
— Мама умерла почти пятнадцать лет назад, — помолчав, сказала Наталья.
— Я не знал, — растерянно сказал Анатолий. — Я же ничего о тебе не знал. Пытался искать, но ты же сразу переехала… А я пытался! Володьку несколько раз просил, чтобы нашел. Он только найдет — а ты опять переезжаешь. Как будто специально прячешься. Да, насчет мамы я тебе сочувствую, ты не думай! Как-то рано она умерла. Болела?
— Инсульт, — коротко ответила Наталья.
Тогда, почти пятнадцать лет назад, она сказала маме, что никакой свадьбы не будет, и не надо больше об этом говорить. Свадьба должна была состояться через две недели. Мама заняла на нее много денег — свадьба единственной дочери! Хотелось, чтобы все, как у людей. Сняли уютный зальчик в хорошей кафешке, купили платье, туфли, пригласили гостей. Немного, только самых близких, но деньги все равно потратили все. А через две недели маму сократили. Свадьбы не было, а долги были. Вот мама и заработала инсульт от страха и от горя. Три месяца лежала парализованная, три месяца Наталья не отходила от нее почти ни на минуту. Об институте просто забыла. Думала только о том, где взять денег. Повезло — знакомая подкинула работу, печатать какую-то ерунду, то листовки, то рукописи какие-то. Денег платили мало, да и те все уходили на врачей. Но мама все равно умерла. На похороны опять пришлось занимать. Потом, через полгода, Наталья поменяла их большую трехкомнатную квартиру на малогабаритную двушку. Доплаты хватило, чтобы отдать долги и продержаться первое время, пока Дашка была еще слишком маленькая для детского сада. Хотя и тогда Наталья ухитрялась что-то зарабатывать печатаньем всякой ерунды…
— Да, жизнь, — сказал Анатолий значительно. — Что ж, все там будем. То есть, царство ей небесное. Ну а ты-то как сама? Кем стала, где работаешь? Я же ничего о тебе не знаю!
— Никем не стала, наборщицей работаю. В типографии. И так, частные заказы.
— Да ладно! — не поверил Анатолий. — Как это — наборщицей? Ты же такая умница была, такая талантливая! Лучшая на курсе!
— Я тогда сразу бросила институт… — Наталья помолчала и с силой сказала: — Уходи. Мне правда некогда.
Анатолий поднялся, постоял и вдруг опустился на колени, протянул к ней руки, заговорил с надрывом и со слезой:
— Натали, прости меня! Я ведь тебе объяснил тогда, почему мне надо уехать! Я деньги заработать хотел! Ведь даже на свадьбу твоя мама занимала! Кто я был? Какую жизнь я тебе мог обеспечить? Я думал: вот заработаю — и вернусь победителем! Я же тогда все тебе объяснил!
Театр, — думала Наталья. Нисколько не изменился. На колени падает, а брюки не забыл поддернуть. Почему он когда-то казался ей самым искренним, самым открытым, самым верным из всех, кого она видела? Почему, почему… По глупости. В восемнадцать лет глупость — нормальное состояние организма. Ей тогда было восемнадцать, ему — двадцать шесть. Как она могла сомневаться в таком взрослом, таком умном человеке? Никак.
Анатолий замолчал, поднялся, сказал трагическим голосом:
— Я надеялся, что можно все начать сначала!
Наталья захохотала. Он смотрел непонимающе, потом — обиженно, потом — просто с яростью. Потом повернулся и вышел. Хлопнула входная дверь. Наталья слезла с подоконника, взяла бутылку с шампанским и пошла к раковине. Настоящее французское шампанское лилось в кухонную раковину золотой струей, пенилось и противно воняло. Наталья сунула пустую бутылку в мусорное ведро и несколько минут отмывала раковину содой от французского шампанского. Потом заметила чашки на столе, выплеснула шампанское и из них, и их тоже вымыла с содой.
Опять хлопнула входная дверь.
— Ма, ты дома? — заорала Дашка из прихожей. Повозилась там, разуваясь, и влетела на кухню, на ходу рассказывая последние новости: — Ма, представляешь? У нас в подъезде дядька какой-то ревет! На первом этаже! Сидит на лестнице и ревет! Вроде бы не бомж, одет так ничего себе, парфюмом пахнет. А так ревет! Аж прямо воет… Я даже боялась мимо него идти. Хорошо, что он меня увидел и отодвинулся.
— Поревет и перестанет, — рассеянно сказала Наталья. — Ты есть будешь? Я куриную лапшу сварила.
— Я у Ольки была, ее мама нас обеих накормила, — немножко виновато ответила Дашка. — Да ты не смотри так, я отказывалась, правда. Но Олькина мама сказала, что ничего слушать не хочет. Да они нормально живут, им накормить кого — не проблема… Ой, а чего это такое?
Это Дашка увидела миллион алых роз, заваливших кухонный диванчик.
— Взятку цветочками дали, — объяснила Наталья. — Романтичные такие заказчики пошли… Лучше бы кусок мяса принесли. А эту траву я не знаю, куда девать. Из окна, что ли, выбросить?
— Зачем выбрасывать? — оживилась Дашка. — Знаешь, почем они? Каждая розочка — двести рублей! Я точно знаю, я такие в киоске у тети Люды видела! Сейчас я ей позвоню. Если по сотне возьмет — так мы же разбогатеем!
Дашка кинулась в прихожую к телефону. Наталья хотела ее остановить, но передумала. Если Людмила возьмет по сотне — так это получится больше, чем кусок мяса. Это получится много кусков мяса, и еще новые сапоги Дашке на зиму. Ребенку четырнадцать лет, а нога уже больше Натальиной. Да все уже больше Натальиного, второй год Дашке не приходится ничего донашивать за матерью — переросла.
В кухню вернулась торжествующая Дашка, важно объявила:
— Вопрос решен. Тетя Люда берет по сотне. Так что живем…
Посмотрела на себя в зеркальную дверцу подвесного шкафчика, задумалась и вдруг сказала:
— Ты знаешь, а я его где-то видела. Ну, того дядьку, который в подъезде рыдал. Точно видела… Только где? Глаза такие синие, и кудрявый… Точно видела!
— Вряд ли, — осторожно ответила Наталья. — Мало ли на свете кудрявых с синими глазами? Кого-нибудь другого видела, наверное.
— Ну, не знаю… — Дашка опять заглянула в зеркальную дверцу шкафчика. — Я думала, что такие синие только у меня есть, и больше ни у кого.
— Только у тебя, — подтвердила Наталья. — По крайней мере, я никогда не видела другого человека с такими синими глазами, как у тебя. Давай-ка лучше розочки упаковывать. Надо же, как ты хорошо придумала с тетей Людой! А я выбросить хотела. Терпеть не могу розы.
И они стали складывать миллион алых роз в букеты по пять штук, перевязывать их зеленой толстой ниткой, считать, сколько они сегодня нечаянно заработают, и смеяться над взяточниками, которые тратят такие страшные деньги на что попало. Потом прибежала Людмила с двумя сыновьями, пересчитала букеты, тоже посмеялась над теми, кто тратит такие страшные деньги на что попало, дай им бог здоровья, потом Наталья с Дашкой сидели и тщательно планировали, как потратить свалившееся на них богатство — четыре с половиной тысячи! — и смеялись над теми, кто тратит такие страшные деньги на что попало…
