Галина Щербакова - Дама с собачкой
Лина Павловна стала нервно вспоминать квартиру соседки. Одновременно ей не нравились вопросы, они были сторонние, куда-то не туда, они как-то странно беспокоили.
– Да ничего особенного. Хотя в книжки ее сберегательные я не заглядывала. Это не мое дело, – сказала она резко. – Мое дело – Джемма. – И в этот момент она как-то очень полюбила собаку, как свою, как союзницу против чего-то пугающего.
– Я вас понимаю, – ответил капитан, – делающий добро не считает чужие деньги. Так сказать, это разные овощи.
Овощи тоже были не в пандан. И не то что сомнение, а какая-то бессильная неприязнь взяла и пустила корни. И Лина Павловна слегка дернула поводок в сторону от капитана. Но была не права. Он взял ее под локоток. Он сказал ей, что она лучшая женщина на всем берегу. Он, сказал, чувствует – собачка устала. «Коротконогие устают быстро», – сказал он. И они стали подыматься по высокой улочке к дому, и у Лины Павловны забилось сердце, оно забыло и неприязнь, и страх, оно вернуло ее к тому, что придумалось. Потому что завтра будет уже пятница. И времени оставалось всего ничего. Беспокоило уже другое: собственное вранье. Как она объяснит все потом? Как? А где, спросит он, девчонка, когда увидит соседку с хахалем. Ведь если все пойдет, как написано у Чехова, то встреча их случится непременно. И неотвратимость их любви ударится о неизбежность правды. «У меня еще есть время, – думает она. – Есть! Я соображу!»
За завтрашний день много чего случится. Они позавтракают, и пообедают, и лягут днем отдохнуть. И он ей скажет, что хочет остаться здесь навсегда. А она ему прошепчет: «Ты ведь согласен, что наша встреча стоила того, что я соврала? Какое это имеет значение после всего, что с нами стало?»
И он обнимет ее и скажет: «Брехушка ты моя умная! Все замечательно. Я бы все равно к тебе подошел, даже не будь собаки».
И она его обнимет, и у них случится безумный секс, и собака тут будет ни при чем.
А пока они вошли в дом, потом в квартиру, и капитан повесил фуражку на крюк, а когда подымал руку, Лина Павловна учуяла запах пота. Она знала, что мужчины всегда пахнут не лучшим образом, но этот запах был, как бы это сказать… Некапитанский, что ли? В комнате все рассосалось. Мужчина красиво сидел в кресле, большой и легкий одновременно. Чуть поддернутые брюки демонстрировали вполне приличные носки и туфли. Хотя, если посмотреть сбоку, каблукам полагались бы набойки. Джемма стучала своей плошкой, солнце практически зашло, еще чуть-чуть – и настанет южный темный вечер и все такое прочее.
– Лина Павловна, а вы были замужем? – спросил он открыто, без деликатности. – Я к тому, что у вас дома нет мужских следов. Вы вдова? Разведенная?
Ей никто не задавал таких грубых вопросов. Все ее возлюбленные были или знакомые по техникуму, или по соседству, или по химформфарму. Они знали ее как облупленную, других не было. Как же это она не приготовила ответы на случай встречи с мужчиной, который останется на всю жизнь, а не будет бежать стремглав. И ему захочется спросить про то, что было до него.
– Мой муж утонул на другой день после нашей свадьбы. И не спрашивайте больше. Я про это не люблю говорить…
Почему именно эти слова, эта неказистая жалобная история вышла из нее? Утонул. А этот как раз моряк, не утонет с бухты-барахты.
Он как бы уловил ее не то чтобы смятение, а некую смущенность, и рыцарски кинулся ее спасать.
– Да ради бога, – сказал он. – Я не лезу в чужую жизнь. Не вникаю в нее. Я к тому… Бывает же так, приходишь к даме с собачкой, плененный, так сказать, ее статью, а тут муж из командировки. Хорош будешь…
Неужели он мог так о ней подумать? Сравнить с теми, у кого муж в командировке?
– С вами такое случается часто? – спросила она сипло.
– Да ни разу! Но в вас есть какая-то загадка, а может, не в вас, а в собачке, а может, в солнце, которое лежит сейчас на земле горячим чебуреком и тянет на водочку. У вас, случайно, нету?
У нее случайно было, но имелось в виду, что она сама это предложит, и не просто голую водку, а с бужениной с хреном, с отварными креветками и крошечными помидорчиками черри свежайшего засола.
– Извините, нету. Хотите, я поставлю музыку?
– Не хочу, – резко сказал капитан, подымаясь. – Где у вас туалет?
Вот это сразу «не хочу» и туалет было явно грубым, а он ведь казался с виду таким интеллигентным, пальцы длинные, тонкие, глаза большие, умные и без всякого тайного хамства.
Так все и было, и он понял ее обескураженность, и сказал почти нежно:
– А если чаю, а?
– Тут же! – ответила она весело и помчалась на кухню, и он пошел за ней. К чаю у нее действительно было все. И легкий торт, и двести граммов трюфелей, и миниатюрная бутылочка ликера, застрявшая еще от дня рождения. И чашечки у нее были из Египта, высокенькие такие с квадратными блюдечками.
Почему-то ему была любопытна ее прихожая. Он даже как бы измерил ее шагами. «Махонькая», – сказал он ей.
– Одной-то? – ответила она, выходя из кухни, а сама думала: это он примеряет на себя ее неказистую квартиру, он ведь моряк, дом у него – стоянка.
В прихожей на нее снова пахнуло потом. Увидев, что люди у дверей, а значит, собираются уходить, Джемма засуетилась и принесла свой поводок. Они стояли втроем в прихожей: Джемма с поводком, моряк, прижавшись спиной к вешалке, и Лина Павловна со странным ощущением беспорядка. И она пнула изо всех сил ни в чем не повинную Джемму. Жалобно заскулив, та спряталась под стол. Гнусь с души почему-то не проходила.
Чай моряк пил быстро.
– Не торопитесь так, – мягко сказала Лина Павловна. – Подержите чай с ликером во рту, он потом долго будет будить воспоминания.
– Оно-то так, – сказал моряк. – Я бы от вас не уходил во-ще. (Фу, какое нехорошее слово, ее всю передернуло, но смысл победил буквы.)
– А кто вас торопит? – спросила она.
– Мне принимать вечернюю вахту, – сказал он. – Теперь ведь все норовят убежать раньше. Нет порядка и на флоте.
– Такое безалаберное время, – пробормотала она в отчаянии.
Он определенно собирался уходить. Ей стало просто плохо за свое ожидание ночи и завтрашнего утра, и всего того, что так намечталось.
– А сколько вы будете еще в городе? – спросила она.
– Ночью снимаемся, – сказал он. – Такая служба. Так у вас хорошо, а надо бечь, в смысле бежать. Зюйд-вест…
Это она не поняла, но поняла другое. Лицо у моряка было странное: его, еще жующего печенье, как бы уже и не существовало.
– Возьмите мой адрес, мало ли?..
– О да! – сказал он, и она побежала в комнату искать, на чем записать.
Горячий чебурек солнца уже скрылся. И комната выглядела какой-то другой, как бы брошенной.
– Я напишу вам на календаре, – сказала она, возвращаясь и открывая сегодняшнее число. – Это чтоб вы не забыли.
Он встал и сделал невероятное – поцеловал листок. «На всю жизнь», – сказал он, кладя его в карман.
Уже сняв фуражку с крючка, на котором она висела, оказывается, поверх ее плаща, моряк обнял Лину Павловну, и она учуяла не пот, а крепкий мужской дух, и ощутила гнев – что не будет утра с моряком, не будет спящего утреннего мужчины.
– Как называется ваш корабль? – печально спросила она.
– Следите за крейсером «Коломбина».
– Странное имя для крейсера.
– Вообще-то он «Колумб». Но, знаете, у кораблей бывают женские характеры. Проводите меня до набережной, я вам расскажу про крейсеры с женскими повадками.
Она обрадовалась, что еще не конец, пнула ногой крутящуюся у ног Джемму, и они пошли бегом вниз к набережной.
– Все предметы в природе или женские, или мужские, – сказал он.
– Я знаю. У всех есть род.
– Нет, не в этом дело. Вот у вас дома кресло мягкое, женское, а в сущности мужское – норовит вытолкнуть. А вот прихожая у вас женская. Так бы в ней и жил.
На набережной он взял ее за плечи, тряхнул, как-то неловко поцеловал в губы и побежал быстро, не оглядываясь.
Она подымалась вверх по улице с трудом, думая об этом нелепом поцелуе – сначала листка календаря, а потом ее, от которого в ней ничегошеньки не вздрогнуло. «Зря извела ликер, – подумала она. – Зря. Теперь явись кто, бежать в магазин надо». Конечно, можно последить за «Коломбиной», крейсером с женским характером. Это каким же? Мысли были какие-то вялые и не стыкующиеся. Странно он прижимался спиной к вешалке. «Так бы тут и жил». Ну и жил бы, черт тебя возьми! Почему так не бывает, как людям хочется? Почему все через середу на пятницу?
Опять всплыли эти слова из «Дамы с собачкой». Вот ведь была везуха бабе. Может, потому, что у нее был шпиц, а не эта коротконогая, низкая, как приступок, такса. Ну, ничего, ничего! Все-таки он ее поцеловал, хотя и очень торопился. И назвал крейсер. Правда, не назвал фамилию. Но она узнает маршруты крейсера, заведет себе шпица и выйдет на причал. И он, большой и красивый, обязательно выйдет к ней на берег, и она прошепчет ему в ухо: «Идемте, у меня есть хорошая беленькая на бруньках».
