Олег Зайончковский - Любовь после «Дружбы»
Однако Геныч выглядел если не бодрым, то вполне довольным жизнью.
— Хорошо мы пошлялись! Скажи?
Гарик ответил согласным мычанием, потому что надо было что-то ответить. На самом деле он мечтал сейчас об одном: добраться поскорей до своей постели и уснуть — уснуть крепко-крепко. Он знал, что потом еще много раз ему предстоит по капле пережить то, что случилось этой ночью.
Уже в городе, когда товарищи остановились, чтобы выкурить на прощанье «по последней», Геныч снова с удовольствием подвел итог ночным приключениям:
— Зашибись — мне понравилось. Это тебе не индейские дела. — Он затянулся по-взрослому глубоко. — А что, Гарик, завалимся к ним еще — пока заезд не кончился?
Гарик вздохнул:
— Завалимся… если меня за сегодняшний завал родичи не убьют.
— Не убьют — отоврешься, — обнадежил его Геныч. И неожиданно хитро прищурился: — Только чур в другой раз поменяемся.
Гарик не сразу понял:
— Чем поменяемся?
— Чем, чем! — Геныч ухмыльнулся. — Девчонками, конечно. Тебе Ленка, а мне Надька. Поделимся по-братски, чтоб никому не обидно было.
Вот оно что! Гарик почувствовал, как грудь ему сдавило, словно тисками. Нет, не зря он скрывал от Геныча свои отношения с Надей — знал же про его глаза завидущие! И всегда было так: купят Гарику велосипед или магнитофон — Геныч тут же: «Дай покататься… Дай послушать…» Но ведь Надя не велосипед! Особенно теперь, после этой ночи, она сделалась для Гарика гораздо важнее всех велосипедов и магнитофонов.
— Сорок один — ем один! — ответил Гарик хмуро и, повернувшись, пошел к своему дому.
«Родичи» не убили Гарика за прогулянную ночь. Он и впрямь сумел как-то отовраться. Однако в «Дружбу» они с Генычем больше не ходили. Не ходили и даже не заговаривали об этом, потому что в их собственной дружбе с тех пор что-то разладилось. Иногда они оба принимали участие в ассамблеях, происходивших в детсадовской беседке, но, когда певуны и семечкоплюи расходились по домам, Гарик и Геныч не оставались больше, чтобы поговорить по душам. Что-то случилось такое, что затворило их души друг для друга.
А с началом учебного года их взаимное охлаждение усилилось до враждебности, потому что тайная причина его вышла наружу и, так сказать, материализовалась. В школе оба они каждый день стали видеть Надю. Тогда-то Гарик и понял, что друг его не шутки ради предлагал ему поменяться девчонками. Геныч действительно решил присвоить Надю себе. Но что же толкнуло его на такую подлость? Выбор-то в школе имелся: за лето многие девчонки заметно похорошели и отрастили приличные грудки. Что же двигало Генычем — зависть, дух мужского соревнования? Или он и впрямь влюбился в Надю? Его мотивы можно понять, да долго формулировать; стоит ли копаться в подобной примитивной психологии? Ко всему прочему Геныч, хотя и привык верховодить, но в области прекрасного привык полагаться на Гариков вкус. Если Гарик выбрал Надю, значит, изо всех девчонок она была лучшая. Так ведь и Геныч был лучшим в своем роде! К его прочим мужским достоинствам прибавились недавно настоящие усы. Они проклюнулись над верхней губой в июне-июле, а когда он сбрил их на пробу, появились снова.
И вот теперь на всех переменах они соревновались, кто первый отыщет Надю: безусый Гарик или Геныч с усами? Если находили оба одновременно, то Геныч с угрозой говорил Гарику:
— Пойди, погуляй.
Драться с ним было бы для Гарика равносильно самоубийству, и он отходил — в смысле, «гулял». «Гулял» он до вечера, а вечерами у них с Надей по-прежнему происходили свидания, возобновившиеся после ее возвращения из «Дружбы». Пока было тепло, Надя прибегала на свидания в гольфах, потому что тогда считалось, что девочкам неприлично ходить в капроновых чулках, а в гольфах хорошо. Но в гольфах девочки кажутся особенно юными и беззащитными; их непременно хочется спасать от кого-то и защищать. Эти свидания были для Гарика окрашены горечью: он чувствовал, что не годится в Надины спасители.
Странное было время, прошедшее, словно сон. А может быть, и не прошло оно окончательно. Но та глупая ситуация разрешилась в итоге довольно просто. Когда Геныч с его усами окончательно Наде надоел, она послала его подальше. Спустя пару месяцев Гарик с Генычем помирились и снова сделались приятелями, хотя и не такими, как прежде. Главное выяснилось позже: Геныч вышел из этой истории, сохранившись как цельная личность, а от Гарика осталась только половинка.
