Илья Игнатьев - Чёртик из коробочки
- Да, Лена, да. Вот он, с нами, чай мы пьём… - Митька возвращается на кухню, говорит с Женькиной мамой, и грозит мне кулаком, блин, забыл я позвонить домой Прыгуну… - Да в порядке всё. Ну, как в порядке, руку сломал… Гипс… Да я ему добавлю! Вредный ведь, гад!.. Женька? У нас ночевать собрался? Ну, если отпросился… Да ясно, что волновался, он же на Илюшку молится, да зря только! Выбрал себе героя без башки!..
Я с угрюмым видом тянусь за чайником, - начинается… Женька тычет меня локтём, кивает на Митьку и показывает мне жестом, - кулаком в челюсть тычет себя, - что, мол, достаётся? И кивает довольно, - поделом, мол, - и тут же хихикает себе в ладошку…
- И ты туда же, Ленка! Хрен бы с ним, с мотоциклом… Целый, целый, так, мелочи, бак там… Щас, погоди. Ил, тебя не тошнит? Говорит, - нет… Ремня ему хорошего, вот чего ему надо!.. Да, ладно… Да ты что?! Когда это я его… Нет, ну поорать-то мне надо? Или не надо? Я же брат, хоть и сводный, и ещё опекун, всё-таки, или я кто!..
Митька возмущённо смотрит на меня, снова грозит мне кулаком, я закатываю глаза, а Прыгун, гадость мелкая, роняет вихрастую башку на стол…
- Да нет, не стал я маме звонить, пусть отдыхает, и так мы её с Илом в Абзаково еле затолкали… Неделю ещё… Да ты что, с ума сошла, ты что же думаешь, мы тут с голоду пухнем, что ли?.. Да всего полно! И пельмени, и мясо, фрукты-овощи всякие, приготовим чего-нибудь там, шурпу я вот хотел сварить. Во, приходи завтра!.. Да? Ну, ладно. Погоди, а Женька?.. Да зачем же тогда тебе его забирать-то? Пусть уж у нас тогда… Да пусть, я сказал! Вот ведь! Ну кому он тут мешал когда-нибудь! Я на работе, Ил на инвалидности, вот пускай тут вдвоём и… Во! Я их заставлю уборку произвести! Генеральную!.. Ничего, ему полезно! Ещё как справится, Женька поможет, а не справится,- хм, - я ему тогда бронепроводом по филейным частям, за всё сразу… Вот тебе и ха-ха. Ладно, Елена, пока.
Ну-у, теперь вся Магнитка будет знать, что я на байке навернулся! Хорошая у Женьки мама, да язык вот только у неё… хотя, это у них у всех, - у женщин, я имею в виду.
- Ты всё понял, Ил? Женька два дня у нас будет жить, Ленка на сутки уходит, так что сегодня, завтра, и ещё полдня послезавтра. Жека! Сегодня и завтра ты у нас ночуешь… Илька! Мама, да что же это за день! Прыгун, чтоб тебя! Чашку кокнул… Женька, тряпку! Бля, пополам, как ножиком! Хм, Илюха, и ведь именно мою кокнул, заметь, не свою, и не твою, уж тем более…
- Жека! Брось. Фиг-ня, по-нял? Не-пе-ре-жи-вай. Мало, надо было Митьке на брюки чашку эту… Отстань, Дим! А ну! Я ж инвалид сёдня, меня ж нельзя сёдня…
Митька отпускает мой загривок, щёлкает машущего на него руками Прыгуна по лбу, потом некоторое время задумчиво так на нас с Женькой смотрит, решительно нам кивает, и достаёт с полки свой коньяк. Чо, неужто?.. Ага, как же! Рюмку-то одну достал, себе только. Попрыгун тут же подскакивает, радостно хватает у Митьки рюмку, и, задевая за всё локтями, торопится её помыть, - обожает наш Прыгун смотреть, как Митька коньяк пьёт! Ну, не сам коньяк, вообще-то, а обожает Женька то, как Митька лимон при этом ест, без сахара, без ничего, - у Прыгуна аж глазищи его на лоб лезут всякий раз.
Я вздыхаю горько, не нальёт мне Митька коньяку, да только это без толку, - вздыхать, - Митька с первого дня на мои вздохи ноль эмоций. Ну, что ж, ладно, не больно-то и хотелось. Я забираю у Митьки нож, которым он нарезал себе лимон, и режу своё яблоко маленькими дольками. А неудобно, всё-таки, с одной рукой-то…
- Ты чего это, Ил, - зубы на Доменщиков растерял, что ли?
У-у, подкольщик! Ладно, промолчу, буду умнее. И всё-таки, я хмыкаю, не удержавшись, ну, не так как Митька, но тоже ничего себе получается. И кладу пару ломтиков яблока себе в чай. Ну, и чего тут особенного? А Женька тут же забывает про лимон, глазами хлоп-хлоп, и ножик тоже, - цап! - и за своё яблоко. Это он как я хочет, ясен перец!
- Обезьяна-попугай, - ворчу я на Прыгуна, качаю головой, и чуточку смущаюсь, ну а чо, в самом-то деле…
А Митька тут же хмыкает, теперь уже, правда, с восхищением, и говорит:
- Потрясающе! Живая иллюстрация по социальной психологии! Полное, беззаветное растворение рецессивной личности в доминантной особи… А если бы я тебе сейчас, Илька, при нём, коньяку бы налил, а? Чего бы тогда? Спился бы тогда Прыгун наш, сто пудов, спился бы.
Ёлки! А ведь Прыгун-то всё понял! Ржёт Женька, аж слёзы градом, Митьке кулаком грозит, меня за ногу щипает…
- Я н’е хочу! И Ил’я т’ожэ нет! Мы не п’ём, Д’има! Ха-ха-ха! Ил’я у нас и т’ак, бес кон’яка того!
- Чего, - того? Попрыгун ты, попрыгунский! Того…
- Того, того, Ил, прав Жека… - Митька собирается, было, начать, наконец-то, делать мне выволочку, да тут опять звонит телефон, ну, класс, это уж совсем, ой, как кстати…
- Петрович! Здоров будь, ещё раз… Да… - Митька кивает нам с Прыгуном, и уходит с кухни.
Женька смотрит на меня, хлопает себя по плечу, - погоны? - спрашивает, - Петрович? Я киваю, Прыгун трёт большой и указательный пальцы, - бабки… Я отмахиваю двумя пальцами у себя перед носом, вперёд и в сторону, - да пошёл он!.. Прыгун тут же зажимает уши ладошками, качает головой, машет мне указательным пальцем, - ну да, я ж сам ему материться не разрешаю. И он не матерится, вот бы мне Митьку бы ещё отучить…
Лёгок на помине. А чо довольный-то такой?
- Ты чего, Дим?
- Да я, понимаешь, Петровичу рассказал, какого ты на этом «лежаке» завалился…
- Ну, - хмуро говорю я.
- Гну! Он в восхищении, представь себе! Говорит, что прав он, будет из тебя толк, и, знаешь, Ил, он прелагает тебе к ним в кросс записаться, созрел ты, говорит.
Созрел я, значит…Да нет, это лестно, очень даже, и зимой там гоняться можно, да и пацаны там суперные… но…
- Это… Нет, Митя. Погоди! Ну… Нет, я не хочу. Ты уж там поблагодари его, вежливо там как-нибудь, но - нет. Мить, пойми, не хочу я соревноваться ни с кем, ну, с самим собой разве что. Что ж, а так спасибо, конечно, да и пацаны там классные…
Митька молча смотрит на меня, он всё понимает, он знает, что мне эти гонки по барабану, для меня драйв главное, и чтобы он, Митька, меня оценил, - это вот самое главное для меня, - а соревнования там, кто первый, кто второй…
- Ну, что ж. Так, Ил, достань-ка себе рюмку… Нет, погоди, мою вот возьми. Ну, чего уставился? Ты у меня взрослый человек, а потому и будем вести себя по-взрослому, не надо взглядов там всяких разных, выпить я с тобой хочу, вот и всё. Достань мне бокал для бренди, Илья…
…Вообще-то, мы с Митькой выпивали. Дважды. Первый раз, это когда он меня тёте Варе, - своей маме, - впервые показал, ну а второй раз, это весной было, в Венеции, на Карнавале. И тогда, впервые, и в Венеции когда, мне чуть-чуть перепало, лизнуть только, да я знаю, что мне и сейчас Митька больше не нальёт, но не в этом дело… Тогда оба раза мы праздновали, важно это было для нас, а сейчас ещё важнее, такая сейчас тема, - я взрослый, потому-то мы и выпьем сейчас с Митькой…
Мы с Митькой выпиваем наш коньяк, - Otard, Митькин любимый, - Женька смотрит на меня во все глаза, но молчит, - это же Попрыгун, он же всё понимает, - и только ресницами своими потрясными помахивает, и тут же протягивает мне ломтик лимона. Митька ржёт, я тоже, но лимон всё-таки у Женьки беру…
- Сд’оров’о! Лим’он - рас, и с’ел! Сд’оров’о Ил’я. К’ислый в’едь, ка-ак т’ы его т’ак?
- Взрослый я, Жека, понял? - а сам смотрю на Митьку, тот мне кивает. - Взрослым можно, Попрыгун.
- Йа т’оже хоч’у!
Я сую Женьке лимон, он с негодованием отталкивает мою руку, с негодованием смотрит на смеющегося Митьку, с негодованием стучит меня по голове, - довольно ощутимо стучит, - и заявляет:
- С’ам лоп’ай! Ил’я, ты д’ургак, йа т’оже хоч’у ка-ак всрослый… - и глазищами на коньяк зыркает.
- Думать забудь! Женя! Думать, говорю, забудь! Нет! И нечего на Илью смотреть так жалобно, нет, сказал!
- Нет, Попрыгун, нельзя, - значит нельзя. На вот, зефирку съешь.
Мы с Митькой перестаём обращать на Прыгуна внимание, это самый лучший способ его успокоить, проверенный это у нас способ. Болтаем себе просто так, Митька объясняет мне, как надо было этого «лежачего полицейского» проходить, Женька помалу успокаивается, слушает Митьку, за губами его следит, да я и сам заслушался, рот раззявил, как сам не знаю кто. Ну, правильно, это же Митька мой рассказывает, это же он мне рассказывает, и ведь КАК рассказывает, тут уж любой рот раззявит! Митька вдруг замолкает на полуслове, смотрит на меня, улыбается, в глазах его столько любви… И Женьке на меня кивает. Тот смеётся, гадость попрыгунская, стукает меня щелбаном снизу по подбородку, - я захлопываю варежку, отдёргиваю голову, даю Прыгуну подзатыльник, он прячет смех в ладошках… Кайф…
А Митька всё смотрит на меня, и говорит хокку:
Уж тридцать мне лет -
думал один доживать…
Но рядом Илья.
Здорово! Да. Что ж, ответ я придумаю, - рука вот только успокоится, и придумаю… Блин, да она уже успокоилась, по ходу!
