Александр Житинский - Время летать
– Кто вас знает… – с сомнением сказал Афанасьев. – Пожалуйста, пройдемте в машину. Я вынужден составить акт.
– Ой, как интересно! – сказала она, отстегивая лыжи.
Машина с торчащими из окна лыжами умчалась по аэродромному полю.
В диспетчерском зале у индикаторов сидели дежурные диспетчеры – три человека в аэрофлотовской форме. Все трое были молоды. Звали их Саша, Миша и Леша.
Дежурные скучали. Индикаторы обзора были пусты.
– А сколько мы посадили на прошлой неделе? – спросил Миша.
– Зачем тебе? – обернулся к нему Леша.
– Отчет составляю.
– Четыре, кажется…
– Три, – авторитетно заявил Саша.
– Так и запишем… – склонился над листком Миша. – Остальные восемьдесят четыре рейса пошли на запасные полосы по метеоусловиям…
– Что у нас за метеоусловия такие? – вслух начал рассуждать Леша, глядя в окно, за которым сверкал солнечный зимний денек. – Я в Москве был, в Ленинграде… Там летают как часы.
– Там климат другой, – объяснил Саша.
– Да тебе-то что? Нам же спокойней. Забыл, что Афанасьев говорит? – сказал Миша.
– «Стопроцентная безопасность полетов обеспечивается лишь стопроцентным отсутствием полетов», – процитировал Саша.
– А как же иркутянин сел? – не унимался Леша.
– Иркутянин настырный. Передал, что израсходовал ресурс топлива. Пришлось сажать, куда денешься. Игорь Дмитриевич переволновался…
– Этот иркутянин раньше с Луневым работал, – сказал Саша.
– Говорят Лунев всегда по расписанию летал? – спросил Леша.
– Да ты что! – удавился Миша.
– Факт! – сказал Саша. – Как ему удавалось – не знаю. Но летал.
– Эх, пришел бы Лунев… – вздохнул Леша. – Полетали бы хоть немножко…
– У нас работа не сдельная, – сказал Саша.
– Хочется поработать, – признался Леша.
– А-а… – протянул Миша.
– Лунева не поставят, – заявил Саша. – Во-первых, молодой…
– Скажешь, молодой! Ему пятьдесят, – сказал Миша.
– Для руководящей работы – это мальчик. Во-вторых, они же понимают, что Лунев начнет все ломать. А кому это нужно?
– Пассажирам это нужно, – хмуро заметил Леша.
– А кто у нас думает о пассажирах? Думают о безопасности, – сказал Миша.
– Ага. О безопасности собственного зада, – кивнул Саша.
– Но почему же везде летают нормально! Хорошо летают! – вскричал Леша. – А мы тут сидим, ждем чего-то...
– Зато у нас безопасность полетов – наивысшая по стране, – заметил Саша.
– Скоро будет стопроцентная, – отозвался Миша.
На экране его индикатора появилась точка. Миша испуганно взглянул на нее, заволновался.
– Ребята, у меня метка!
Леша и Саша поспешили к его индикатору.
– Это ташкентский, – сказал Саша.
– По расписанию летит, – кивнул Леша. – Ребята, может, посадим, а? Запроси, запроси его!
– А как? Я уже забыл, – сказал Миша.
– Да как-нибудь запроси! Видишь, летит!
Миша включил микрофон.
– Рейс 4739! Вижу вас, – передал он.
– «Рейс 4739 просит посадки», – раздался голос из динамика.
– Сажай! Сажай! Дай я посажу! – умоляюще шептал Леша.
– А Игорь Дмитриевич?.. – засомневался Миша.
– У нас же метео… – сказал Саша.
– Да ты в окно взгляни! – крикнул Леша.
– Отставить! – раздался у них за спиной голос.
Диспетчеры оглянулись. В дверях стоял руководитель полетов. Из-за его плеча с любопытством выглядывала женщина с лыжами в руках.
Игорь Дмитриевич подошел к микрофону.
– Рейс 4739! Аэропорт закрыт по метеоусловиям. Прошу следовать на запасной аэродром.
– «Ничего другого от вас не ожидали», – сообщил рейс.
– Счастливой посадки! – Афанасьев выключил микрофон и с грозным видом обернулся к подчиненным.
– Это что за самодеятельность?!
– Так ведь погода… – пожал плечами Леша, кивая на окно.
– А верхние слои атмосферы? – парировал Афанасьев. – Чтобы этого больше не было!
Лыжница, осмелев, разглядывала индикаторы.
– И вправду, аэропорт… – сказала она. – А я думала, он совсем в другой стороне.
– А вас, гражданка… – начал Афанасьев, но не закончил.
В диспетчерский зал вбежала стюардесса Надя.
– Назначили! – взволнованно сообщила она.
– Кого? – в один голос спросили диспетчеры.
– Игоря Дмитриевича!
Все взгляды обратились к Афанасьеву. Он крякнул, помрачнел и подошел к стюардессе.
– Кто сказал? – спросил он тихо.
– Парамонов сказал.
– А он откуда знает?
– Ему Сакович сказал.
– Сакович знает… – тяжело проговорил Афанасьев.
– Поздравляю вас, Игорь Дмитриевич! – сказала Надя.
– С чем? – Афанасьев был явно расстроен. – У меня своих забот хватает! Вот, пожалуйста – гражданки по полосе бегают… Я же отказывался. Что я со всем этим буду делать?! – вскричал он, разведя руками.
– Что случилось, товарищи? – несмело спросила лыжница. – Может, я могу помочь?
– Пойдемте оформлять протокол, – мрачно сказал Афанасьев.
Они с лыжницей удалились из зала. Диспетчеры помолчали.
– Вот и полетали… – резюмировал Леша. – Надя, почему ты не в Харькове?
– Керосина нет, Леша, – жалобно сказала стюардесса.
Чиненков распахнул двери кабинета Горохова и первым шагнул туда с букетом. За ним последовал официант Иннокентий с подносом, на котором стояло ведерко для шампанского, накрытое белой салфеткой, чашки кофе и коробка конфет. Следом за официантом вошли две женщины – служащие аэропорта в форме.
– Дорогой Петр Герасимович, – с подъемом начал Чиненков, подойдя к столу. – Разрешите от имени коллектива поздравить вас с назначением на эту ответственную должность…
Горохов встал, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Может, погодим, Борис? Официально еще не сообщили.
– Сакович сказал, Петр Герасимович…
Иннокентий расставил кофе и эффектным жестом сдернул салфетку с ведерка. В нем стоял высокий букет гвоздик. Лицо у Горохова вытянулось.
– Поздравляем, поздравляем… – женщины подняли чашечки кофе.
– Постараюсь оправдать доверие, – сказал Горохов, неловко поднимая чашечку.
– Разве это дело? – вздохнул Иннокентий. – Кофием чокаться…
Он выложил на стол коробку конфет и удалился с подносом.
– Вот и дождались… – умильно произнесла одна из женщин.
– Радость какая в аэропорту – вы не представляете! – фальшиво воскликнул Чиненков.
– Особенно среди пассажиров, – добавила вторая. – Мы решили пустить в продажу билеты до Минвод. Надо отметить это событие.
– Повременим, Лидия Павловна, – нахмурился Горохов.
– Но Сакович же…
– Не в Саковиче дело. Машин-то нет…
– Но будут со временем.
– А керосин? Нет, это дело непростое.
– Тогда, может быть, отправим рейс в Иркутск? На радостях? А? – с воодушевлением предложил Чиненков.
– Как мы его отправим? – шумно вздохнул Горохов.
– Если поднапрячься, то можно, Петр Герасимович, – сказала первая.
– Вы думаете? – с сомнением проговорил Горохов. Сколько километров до Иркутска?
Он нажал кнопку селектора.
– Иван Демьянович, давай мозговать насчет иркутского рейса.
– «Нереально, Петр Герасимович. Нe раньше среды», – отозвался динамик.
– Осилим, Петр Герасимович! Энтузиазм такой у людей! – шептал сбоку Чиненков.
– Даешь ускорение, Демьяныч. – Будем готовить, – твердо сказал Горохов.
– Успеха вам! – сказала вторая женщина.
Бокалы вновь сдвинулись.
Нарядные стюардессы заняли места за регистрационной стойкой. Взгляды пассажиров с надеждой обратились на них. Чувствуя себя в центре внимания, одна из девушек включила микрофон.
В аэровокзале разнеслось: «Внимание! Объявляется регистрация билетов на рейс 4214 до Иркутска».
Моментально перед стойкой образовалась очередь.
– Неужели полетим? – первый пассажир радостно бросил чемодан на весы.
– Естественно, – пожала плечами проводница.
– Ах, естественно… – он сразу помрачнел.
– У вас же билет до Харькова! – недоуменно обратилась к пассажиру проводница, разглядывая билет.
– Я передумал. Я хочу в Иркутск, – твердо сказал он.
– Но вы же брали на Харьков!
– Я хочу куда-нибудь улететь. Разницу оплачу, – пассажир занервничал.
– Подождите, будет харьковский рейс.
– Будет! Будет! Мне надоел этот буддизм! – заволновался он. – Я хочу быть в Иркутске. Оттуда легче долететь до Харькова!
– Подождите окончания регистрации. Если будут свободные места…
– Будут?! – он сорвал чемодан с весов, отошел в сторону.
– Товарищи, регистрируем только тех, у кого билеты в Иркутск, – обратилась проводница к очереди.
Очередь начала таять.
Туркин с картонной коробкой растерянно слонялся вдоль очереди на такси, вглядываясь в лица пассажиров.
Мамаша с грудным ребенком, проходившая к началу очереди, обратилась к нему:
– Мужчина, вы кота искали?
– Я не муж… – испугался Туркин и тут же поправился. – Я искал.
