Кира Буренина - Бамбук в снегу (сборник)
Любимый фильм китайского народа «Как закалялась сталь» – и советский вариант с Василием Лановым в роли Павла Корчагина, и современный китайский многосерийный фильм, снятый с участием украинских актеров. В китайском языке прочно прижилось имя Павки Корчагина как человека стойкого, непобедимого. Звезда китайского кинематографа, мастер боевых искусств Джет Ли высказался в интервью: «Я вырос в Пекине, и первые фильмы, которые я увидел в детстве, были советские. Это „Ленин в Октябре“, „Ленин в 1918 году“ и другая советская классика. И кстати, есть одна великая книга, которую я прочитал в юности и которая на меня оказала определяющее влияние – „Как закалялась сталь“ Николая Островского. Как, впрочем, и главный герой – Павел Корчагин. Эта книга, собственно, и воспитала из меня настоящего человека. И я до сих пор постоянно ее перечитываю, вспоминаю и, где бы я ни был – в США, в Китае, еще где-нибудь в Азии, – я все время цитирую слова Павла: „Не бойтесь никаких преград и перипетий на своем пути, потому что сталь можно закалить только так“.
Если мое «обучение» шло успешно, то от лечения толку было мало. Доктор Вэй прописал мне специальные гомеопатические шарики, которые сам же и продавал. Их рекомендовалось запивать подогретым красным вином, на крайний случай – кипятком. Я не любитель алкоголя, поэтому запивала их водой, а в выходные – вином. Китайский лекарь предупредил, что вино нейтрализует яд, который содержался в лекарстве. «Ну, ты осторожнее с лекарством, – заботились друзья, – ядовитое же». «Главное, самой не стать ядовитой», – смеялась я.
По выходным я запивала шарики горячим вином из позолоченной чашечки, подаренной мне «на счастье» подругой. Интересно было наблюдать, как кипящее красное вино перетекает медленной струей в золотистую чашку – красный дракон в золотой долине – похоже, я начинала перенимать лексику китайского смыслового языка.
А ведь это очень занятно. Оказывается, китайское сознание традиционно тяготеет к восприятию мира, отталкиваясь от одного образа, чтобы понять другой. Истинное слово как бы «запрятывается», а вместо него используется «омофон» – слово, аналогичное по звучанию.
«На китайский новый год у нас есть обычай наклеивать вырезки из бумаги на окно, и один из самых распространенных образов – две рыбы, или ребенок с рыбой, что обозначает пожелание достатка в доме, – рассказывал мне доктор Вэй. – Ведь слова “рыба” и “избыток” (юй) звучат одинаково. Ветки бамбука – один из излюбленных сюжетов живописи и поэзии – символ одиночества интеллектуала. Стебли бамбука под первым снегом – символ устойчивости к невзгодам. Числа „четыре“ избегают, ибо звучит оно так же, как „смерть“ (сы). А вот нарисованная „девятка“ (цзю) означает еще „долгий“, то есть служит пожеланием многих лет жизни. Когда молодой человек ухаживает за девушкой, считается очень романтичным, если он подарит ей 999 алых роз. Это означает “ буду любить тебя вечно”. Конечно, это стоит дорого! У нас даже есть песня с названием “999 роз”, но вообще-то ее содержание грустное».
Наступил ноябрь, и четвертого ноября я предполагала отправиться в театр. Опять в Большой – слушать оперу «Царская невеста». Опера долгая, сидеть придется тоже долго. Выдержу ли? Но я была преисполнена решимости дослушать оперу до конца. Это непонятно и требует пояснения. Когда мне было лет одиннадцать, мама повела меня в Кремлевский дворец съездов на «Царскую невесту». Это был, как тогда говорилось, «валютный спектакль» – рассчитанный в основном на иностранных туристов. Начинался он поздно – в восемь вечера. Опера меня захватила, однако мама вынуждена была увести меня, потому что уже подступала полночь, а нам предстояло добираться до дома на метро. До сих пор мама вспоминает иногда, как я противилась, умоляла ее остаться – дослушать оперу до конца. Но не получилось.
Значит, надо сделать так, чтобы получилось в этот раз. Несмотря ни на что. Получив двойную дозу обезболивающего, я прикинула, что на три часа меня хватит, и отправилась в театр. Пока мы прогуливались по фойе, вспоминая тот давний спектакль, я заметила, что мама тревожно смотрит на меня. В тот вечер я начала чуть прихрамывать на левую ногу.
После первой картины в палатах Григория Грязного и его известной арии «Куда ты удаль прежняя девалась?» боль шевельнулась, но снова затихла. Когда раздвинулся занавес и началось второе действие – площадь перед храмом, русский люд, опричники, рыскающие в толпе, меня как громом поразило! Что-то такое, очень похожее снилось мне и не один раз. Бывают сны, которые возвращаются к нам. Один такой сон у меня даже получил название «Хор блаженных».
Во сне я вижу старую Москву. На Красной площади повсюду разожжены костры, возле которых сидят оборванцы-бродяги, я бы сказала современным языком – бомжи. Греются. Но вокруг шастают мрачные опричники и время от времени хватают какого-нибудь бедолагу и, крича «Дело!», тащат в сторону глубокого рва, который находится где-то метрах в пятистах от сидящих. У одного костра сижу и я. В компании со своими бывшими коллегами, старыми друзьями, с которыми рассталась давно. Там же сидит и мой новый знакомый. Опричники приблизились к нашему костру, один из них положил ладонь на плечо сидящего, намереваясь вытащить его из круга. И тут я кричу: «Нет, подождите, не видите, это хор блаженных!» «Докажи!» – кричит другой опричник. И тут я, как это бывает только в снах, возвращаюсь в нашу квартиру, еще с той обстановкой, которая была при жизни дедушки. В огромном шкафу мы хранили небольшой трофейный аккордеон. Я хватаю этот аккордеон, выбегаю на лестничную клетку и сталкиваюсь с соседкой, живущей прямо над нами. Я прошу ее одолжить гитару, но она, глядя мне в глаза, качает головой и цедит: «Нет». Ну, нет, так нет, я снова оказываюсь на площади. Вручаю кому-то аккордеон, откуда-то берутся деревянные ложки, бубны, и вот хор нестройно, но что-то поет, играет. «Ладно, оставь их», – произносит один из опричников, и нас оставляют. Наступает утро, от костров остаются пепелища, люди разбредаются кто куда. Я и тот знакомый незнакомец приближаемся медленно к Спасским воротам Кремля. Из ворот навстречу нам движется верховой. Но он одет совсем не как русский боярин. Одежда его скорее западного образца, это рыцарь в легких доспехах с белым плащом за спиной. Он спешивается и подходит к нам. В руке его крупная медаль, а может, монета. Он разламывает ее пополам и дает одну половину мне, другую – моему спутнику. Одна половина почему-то золотая, другая серебряная. Сон этот повторяется очень часто. Только концовка все время другая. То нас заковывают в цепь, а потом эту цепь разрубают. Сон такой навязчивый, что я даже написала стихи:
И снится тот же сон…
А на площади «крак»! —
Грают вороны,
То ли зрак, то ли мрак —
На все стороны!
Пьет вино звездочет,
Ох, лукавый!
Хор блаженных поет
Песнь державную.
Русский слог,
Цепкий взгляд.
То ли Бог,
То ли сват,
То ли я, то ли ты,
То ли нас нет.
Подают за труды
Не вино – цепь!
А еще и медаль —
Половину,
Ну а ты ушел вдаль,
Cгинул.
Возвращается ночь – судят!
Не сумею помочь
Людям.
Хор блаженных охрип,
Славы
Не заслужит старик бравый
И холодный рассвет
Снова закует меня в цепь.
«Слово»!
А потом звездочет
Смелый
Знак кому подает?
«Дело!»?
Возвращаясь, собственно, к опере – мы сбежали после второго действия. Спина разболелась так, что всю дорогу до дома я буквально проскрипела зубами. Забегая вперед, скажу, что целиком дослушать оперу удалось лишь через год. Ровно четвертого ноября. Сеансы иглоукалывания у доктора Вэя продолжались. Мое любопытство к Китаю возрастало. Например, однажды мы разговорились о чае. О том, насколько «настоящий» китайский чай продают нам здесь, в Москве. И вот что я узнала: в Китае самый знаменитый чай собирают в провинции Юньнань, а название марок чая «Лунцзин» и «Маофэн» – каждый китаец выучивает с детских пеленок. А уж доходит ли чистый чай до наших чашек – вопрос совести поставщиков и торговых работников… Чайных церемоний в Китае отродясь не было, не надо путать с Японией. «Китайские церемонии» – это ритуал, канон поведения чиновников всех рангов по отношению к другим чиновникам, к знати и к простому народу.
В провинции Сычуань, где родился доктор Вэй (кстати, она же – родина великого китайского поэта Ли Бо), есть особый вид чаепития. Специально обученный служащий наливает посетителям обжигающий кипяток из большого металлического чайника с тонким и длинным, почти метровым, носиком. Струя кипятка, выплеснувшаяся из такого носика, может по воздуху преодолевать расстояние от нескольких десятков сантиметров до полутора метров…
Весь мой ближний круг был в курсе моих страданий, о моем плачевном состоянии знали дальние родственники, даже давно забытые одноклассники. В издательском доме все мои коллеги подсовывали мне брошюры с рекламой лечебных кроватей, чудо-средств для физиотерапии, я постоянно получала телефоны гомеопатов, хирургов, экстрасенсов и костоправов из глухих деревень. Я слышала об одной туземной культуре, в которой люди получают поддержку от других, рассказывая о своих страданиях, несчастиях, тяжелом опыте, но не более чем три раза. Эта культура признает, что важно делиться с людьми своим опытом, чтобы высвободить боль, но повторение этой истории более трех раз только удержит человека в положении жертвы. Поэтому теперь я говорила о своей боли только с врачами.
