Арнон Грюнберг - День святого Антония
Когда мы только-только сюда прибыли, мы ходили в тренировочных костюмах и полукедах. Теперь у каждого из нас красивая белая рубашка, которую мы носим по праздникам. В таком виде мы ходим в церковь. Бог приглядывает за нами, ведь если бы он за нами не приглядывал, нас бы уже давно не было на свете. Рафаэлла к Богу равнодушна. Бог не относится к числу поклонников Рафаэллы.
За ужином Поль как-то раз спросил:
— Рафаэлла, сколько в жизни бывает поклонников?
— В жизни может быть столько поклонников, сколько в жизни бывает ночей, — ответила Рафаэлла. — Пока будут ночи, будут и поклонники.
— А мы, — спросил Тито, — мы тоже поклонники?
Рафаэлла положила куриную ножку на тарелку — мы очень часто едим курицу, это дешево и необременительно.
— Я не знаю, — сказала она. — Каждому в жизни приходится быть чьим-то поклонником.
— А ты? — спросил Поль. — Ты тоже чья-то поклонница?
— Я была поклонницей очень давно, — ответила она, снова принимаясь за куриную ножку и давая нам понять, что разговор окончен.
По средам мы ходим в прачечную. Рафаэлле некогда ходить в прачечную. На самом деле, прачечная — это не мужское дело. Поэтому мы всегда ходим в среду утром, чтобы поменьше бросаться людям в глаза. У Рафаэллы сорок шесть пар трусиков. Некоторые из них все в дырках. Мы возвращаемся из прачечной и показываем их ей.
— Вот, смотри сама, — говорим мы, — их уже нельзя стирать. Если ты их еще раз наденешь, они с тебя просто свалятся.
У Рафаэллы два вида трусиков. Одни — для тех случаев, когда она ждет поклонников, а другие — когда она поклонников не ждет. У нас же только один вид. Мы не ждем поклонниц, мы сами поклонники.
Это было в среду, в мае. Рафаэлла привела в дом поклонника, не похожего на всех остальных. Сумка со стираным бельем стояла в коридоре. Мы как раз собирались поговорить с ней о трех парах трусиков, которые, как мы считали, не годились даже на то, чтобы служить кухонной тряпкой. Но она привела в дом поклонника, и нам пришлось промолчать насчет дырявых трусиков. Ах, если она приводит в дом поклонника, мы о многом должны держать язык за зубами!
Он был маленького роста, не в костюме и не в галстуке. Обычно они приходят в костюме и в галстуке. На этом были очки, кожа на его лице была бледной и слегка в пятнах. Он был моложе остальных, и ростом не намного выше нас. Зато у нас плечи шире.
— Поль, Тито, — крикнула Рафаэлла, — у нас гости!
Она всегда так кричит, когда приводит в дом поклонника: «Поль, Тито, у нас гости!» Это означает, что мы должны спрятать куда-нибудь все неподходящее из большой комнаты. Например, немытые три дня тарелки, рваные носки, приготовленные в штопку. После этого надо проверить ванную. Не валяются ли там вонючие полотенца или грязные трусы?
Порой поклонники проникаются сочувствием к Рафаэлле и участвуют в оплате нашего жилья. Поклонники всегда готовы проявить сочувствие. Это помогает им забыть о том, что они сами нуждаются в сочувствии.
Но ничто не указывало за то, что данный поклонник мог бы внести хотя бы цент в оплату нашего жилья.
— Кого это она притащила в дом? — шепотом поинтересовался Тито.
— Поль, Тито, — обращалась к нам Рафаэлла. — Это мистер Криг. Я думаю, он вам понравится, он очень смешной.
Этого еще не хватало! Смешных поклонников мы бы вообще расстреливали. Если уж они все равно приходят, то мы предпочитаем молчаливых.
— Пойду освежусь немного, — крикнула Рафаэлла. — Займите пока гостя!
Вот так всегда: Рафаэлла уходит освежиться, а мы должны занимать гостя.
— Как-как вас зовут? — переспросил Тито. — Все так неожиданно, мы не расслышали ваше имя.
— Эвальд Станислас Криг, — повторил мужичок и протянул свою горячую руку для рукопожатия. — Зовите меня просто Эвальд. Какой же липкий день сегодня, Иисус милосердный, какой липкий день!
— Да, — отозвался Тито, — но вчера он был еще и не таким липким.
— Что правда, то правда, — поддакнул Поль, — по сравнению со вчера, сегодня мы можем Богу молиться.
— Липкие дни настали, мистер Криг, — изрек Тито. — А впереди еще июль и август.
— Эвальд, — повторил мужичок, — называйте меня просто Эвальд.
— Эвальд, что вы будете пить? — спросил Тито. — Да вы садитесь!
И он указал на кресло-качалку, которую Поль полтора года назад нашел на помойке.
— Я захватил с собой бутылочку, — сказал Эвальд, — вкусного белого вина.
Этого еще не хватало! Он, оказывается, из тех, кто приносит с собой вино. Наверное, нашим он брезгует.
— У нас тоже кое-что есть в холодильнике, — сказал Тито.
— Я в этом не сомневаюсь, — отозвался Эвальд Криг, — но я вот подумал, захвачу-ка с собой вкусного белого винца и еще шампанского — выпить за наше знакомство.
И он стал доставать бутылки всевозможных калибров из пластикового пакета и расставлять их на столе. Мы недовольно осмотрели коллекцию бутылок. Если он собрался все это здесь выпить, то так скоро он не уйдет.
— Что ж, — сказал Тито, — тогда я принесу штопор.
И он пошел в ванную. Рафаэлла стояла под душем.
— Мама! — сказал Тито.
— Что?
— Это кто? Кого ты, Господи помилуй, притащила в дом?
— Он симпатичный мужчина, — ответила она, оставаясь за занавеской. — Будьте с ним поласковей, и сами убедитесь, какой он симпатичный.
Тито еще полминуты постоял, не зная, что сказать. Потом решил, что добавить к этому нечего, вернулся в кухню и достал из ящика штопор. Этот штопор тоже был подарком одного из поклонников. Половина предметов из тех, что нас окружали, были подарками поклонников, включая занавеску для душа.
Рафаэлла появилась, когда первая бутылка уже опустела. В красном платье в белый горошек. Это было ее любимое платье. Волосы у нее были еще влажные. Красное платье в белый горошек. Влажные волосы. Программа обычная. Настанет ли когда-нибудь этому конец, или эта программа будет продолжаться бесконечно?
— У вас отличные сыновья, — похвалил Эвальд, — и такие взрослые!
Он налил ей в бокал вина.
— Да, они с детства очень самостоятельные.
— Мы пойдем прогуляемся, — объявил Тито.
Мы пошли на детскую площадку. Кроме нас, там никого не было. Мы достали сигареты и закурили.
— Дальше уже ехать некуда, — немного помолчав, сказал Тито.
— Да, — согласился Поль, — дальше ехать некуда.
— Она, наверное, дошла до ручки, иначе бы такого типа в дом не притащила.
Поль кивнул.
Еще какое-то время мы сидели молча.
Когда начало смеркаться, мы зашли к перуанцу и заказали за семь с половиной долларов пару кур гриль и кукурузные початки. Мы знаем всю программу и понимаем, чего от нас ждут.
Когда мы вернулись, они сидели в полутьме. К этому времени волосы Рафаэллы уже просохли. Колено мужичка было придвинуто к колену Рафаэллы.
Мы пошли на кухню, сбросили кур на блюдо и еще положили по кукурузному початку на каждую тарелку. Затем внесли еду в комнату. Теперь не только колени мужика и Рафаэллы соприкасались, теперь уже его рука лежала на ее колене. Тито встряхнул шевелюрой.
— Ужин, — воскликнул он. — Сейчас будем ужинать, иначе все остынет.
И он смахнул с большого стола какие-то бумажки.
— Ужинать вместе, — произнес Эвальд, медленно поднимаясь со стула, — это одно из моих любимых занятий.
— Вы серьезно? — удивился Тито. — Как забавно!
— Перестань, Тито! — одернула его Рафаэлла.
Мы сели.
— У меня сердце из льда, — сказал Тито, — простите меня и приятного аппетита.
— И у меня тоже сердце из льда, — сказал я. — Но… если кто хочет помолиться?..
Мы верим в Бога, но перед обедом никогда не молимся. Когда кто-то из поклонников Рафаэллы приходит в гости, мы нарочно спрашиваем, не хочет ли кто помолиться перед едой. Рафаэлла терпеть этого не может. Ни один из ее поклонников никогда перед едой не молился, но мы все равно продолжаем спрашивать.
— Не думаю, чтобы кто-нибудь собирался молиться, — сказала Рафаэлла.
— Вот и отлично, — отозвался я, — тогда мы приступим на пять минут раньше.
И с этими словами я набросился на кукурузу. У меня свой способ грызть кукурузу. Я провожу зубами по початку, и кукурузные зерна падают на тарелку. После того как я обчищу таким образом все зерна, я посыпаю их солью и ем. Такой способ кажется Рафаэлле малоаппетитным.
— Когда я был в вашем возрасте, я тоже считал, что у меня сердце из льда, но потом мое сердце оттаяло. Да-да, оттаяло! — с ликующим видом повторил он и заулыбался.
После этого он схватил бутылку шампанского и открыл ее.
— Поздравляю, — произнес Тито, не переставая жевать. — Вы, наверное, положили свое сердце на разморозку в СВЧ.
У нас нет печки СВЧ. Мы пока что на нее откладываем. Мы могли бы взять и в кредит, но Рафаэлла против кредитов. Она считает, что люди, которые что-то покупают в кредит, уже одной ногой в тюрьме.
