Алан Глинн - Области тьмы
— Зачем ты куришь эту фигню? — спросил я, наконец, доставая из кармана пачку «Кэмэл» без фильтра. — Куришь, как дышишь, а смысл?
— Да, но в последнее время это единственное моё дыхательное упражнение. Если бы я курил твои, — говорит он, кивая на «Кэмэл», — я бы уже лежал в больнице, подключенный к системе жизнеобеспечения. Но это не наш метод.
Я решил, что попробую снова завести разговор про Мелиссу попозже.
— А ты чем занимаешься, Вернон?
— Верчусь помаленьку.
Эта фраза могла значить только то, что он по-прежнему барыжит. Нормальный человек сказал бы: «Я работаю на „Майкрософт“», или «Я готовлю фастфуд в „Обеде Моэ“». Но нет, Вернон «вертится». Тут мне пришло в голову, что мысль Вернона о помощи вполне сведётся к предложению дешёвого ширева.
Гадство, я мог бы догадаться.
Вот только разве я не догадывался? В первую очередь именно ностальгия по старым временам заставила меня пойти за ним.
Я собрался было уже проехаться на тему его явной антипатии к респектабельному трудоустройству, когда он сказал:
— На самом деле я сейчас работаю в некотором роде консультантом.
— Как?
— В фармацевтической компании.
Брови мои сдвинулись, и я повторил его слова с вопросительным знаком на конце.
— Да, в конце года у нас выходит эксклюзивная продуктовая линейка, и мы пытаемся набрать клиентскую базу.
— Это что, Вернон, новый уличный жаргон? Я давно ушёл из этой тусовки, понимаю, но…
— Нет, нет. Всё как есть. На самом деле, — он обежал глазами бар, а потом заговорил тише, — именно об этом я и хотел поговорить, об этой твоей… творческой проблеме.
— Я…
— Люди, на которых я работаю, создали потрясающее вещество. — Он залез в карман куртки и достал кошелёк. — Вот оно, в таблетке. — Из кошелька он вытащил пластиковый пакетик с герметичной молнией поверху. Открыл его, взял правой рукой и вытряс что-то на ладонь левой. И протянул мне эту руку посмотреть. В центре лежала крошечная белая таблетка без маркировки.
— Вот, — сказал он. — Возьми.
— Что это?
— Просто возьми.
Я протянул ему раскрытую правую руку. Он перевернул кулак, и таблеточка упала мне в ладонь.
— Что это? — вновь спросил я.
— Названия пока нет, в том плане, что у него есть лабораторное имя, но это буквенно-цифровой код. Человеческое название придумают позже. Но клинические испытания уже прошли, и оно получило одобрение FDA[1]. Он посмотрел на меня так, словно ответил на вопрос.
— Ладно, — сказал я. — Названия пока нет, но клинические испытания прошли, одобрение получено, но что это за хуйня вообще?
Он отхлебнул водки и затянулся сигаретой. Потом сказал:
— Знаешь, как от наркоты настаёт пиздец? Ты кайфуешь, принимая их, а потом чувствуешь себя совсем хуёво? И, в конце концов, вся твоя жизнь… идёт псу под хвост, да? Рано или поздно, но так всё и происходит, я прав?
Я кивнул.
— Вот, с этим так не бывает. — Он ткнул в таблетку у меня на ладони. — Эта прелесть, можно сказать, действует строго наоборот.
Я переложил таблетку с ладони на стол. Потом отхлебнул виски.
— Вернон, прошу, хватит, я не старшеклассник, ищущий, где бы купить первую дозу. Я к тому, что я не…
— Поверь мне, Эдди, ничего подобного ты сроду не принимал. Я серьёзно. Просто проглоти, и сам всё увидишь.
Я уже долгие годы ничего не употреблял, именно по тем причинам, что упомянул Вернон. Желание у меня время от времени просыпалось — тоска по этому вкусу на задней стенке глотки, и по блаженным часам скорострельных разговоров, и по случайным проблескам божественных форм и структур в обсуждении момента — это давно перестало быть проблемой, жажда эта напоминала грусть по ранним этапам жизни или по потерянной любви, и от самих этих размышлений даже появлялось мягкое наркотическое ощущение, но что же до того, чтобы действительно попробовать что-нибудь новое, вернуться в эту струю, ну… Я опустил взгляд на белую таблеточку в центре стола и сказал:
— Стар я стал для таких дел, Вернон…
— Никаких физических побочных эффектов нет, если ты об этом переживаешь. Они идентифицировали те рецепторы в мозгу, которые могут активизировать специфические области и…
— Слушай, — я начал раздражаться, — я не хочу…
В этот момент заверещал мобильник. Поскольку я ходил без телефона, звонили явно Вернону. Он залез в боковой карман куртки и вытащил оттуда трубку. Пока он открывал крышку и искал кнопку, он сказал, кивая на таблетку:
— Вот что я скажу тебе, Эдди, эта таблетка решит все проблемы с этой твоей книжкой.
Он прижал телефон к уху и заговорил в него, а я смотрел на него в неверии.
— Гант.
Он точно изменился и в достаточно любопытную сторону. Он остался тем же парнем, однозначно, но казалось, что он развил в себе — или вырастил — новую личность.
— Когда?
Он поднял стакан и раскрутил содержимое.
— Знаю, знаю, но когда?
Он посмотрел через левое плечо, а потом тут же вернул взгляд на часы.
— Скажи ему, мы не можем пойти на это. Он знает, что это не обсуждается. Мы не можем никоим образом.
Он отгоняющим жестом помахал рукой.
Я глотнул виски и прикурил «Кэмэл». Вот он я — посмотрите — сливаю день с братом бывшей жены. Когда я час назад выходил из квартиры на прогулку, я и подумать не мог, что окажусь в баре. И уж точно не с братом бывшей жены, Верноном, блядь, Гантом.
Я покачал головой и снова отхлебнул.
— Нет, лучше уж ты скажи ему, и прямо сейчас. — Он начал вставать. — Слушай, буду там минут через десять-пятнадцать.
Оправляя куртку свободной рукой, он сказал:
— Ни за что, говорю же тебе. Жди, сейчас буду. Он выключил телефон и убрал назад в карман.
— Пиздец человеку, — сказал он, глядя на меня сверху вниз и качая головой, как будто я всё понимаю.
— Проблемы? — спросил я.
— Ага, уж поверь. — Он вытащил кошелёк. — Боюсь, мне придётся покинуть тебя, Эдди. Извини.
Он вытащил из кошелька визитку и положил её на стол. Вплотную к белой таблеточке.
— Кстати, — сказал он, кивая на таблетку, — это за счёт заведения.
— Вернон, я не хочу. Он подмигнул мне.
— Не будь таким неблагодарным. Знаешь, сколько они стоят?
Я покачал головой.
Он встал из-за столика и остановился, чтобы поправить свободный костюм. Потом посмотрел на меня.
— Пять сотен баксов за дозу.
— Чего?
— Ты слышал.
Я посмотрел на таблетку. Пять сотен долларов за это?
— За выпивку я заплачу, — сказал он и пошёл к стойке. Я смотрел, как он протягивает деньги официантке. Потом он ткнул пальцем в сторону нашего столика. Наверно, это должно значить ещё выпивку — комплименты большому человеку в дорогом костюме.
По дороге от стойки Вернон покосился на меня через плечо, что означало: Не напрягайся, друг, и следом: Ты уж позвони мне.
Ага, ага.
Я некоторое время сидел и размышлял над тем, что я не только давно уже не принимаю наркотики, но и не пью по вечерам. Но вот я сижу со стаканом — и на этом месте пришла официантка со вторым виски с лимонным соком.
Я прикончил первый и принялся за новый. Закурил очередную сигарету.
Проблема, мне кажется, была вот в чём: если уж я собирался пить днём, я бы предпочёл один из дюжины других баров, и сел бы за стойку, потрепался бы с парнем, усевшимся на соседнюю табуретку. Мы с Верноном выбрали это заведение потому, что оно было близко, но на этом его достоинства и заканчивались. Вдобавок начали потихоньку стекаться люди, надо думать, из близлежащих офисов, и тут уже стало шумно и оживлённо. Пять человек заняли соседний столик, и я слышал, как кто-то заказывает «Ледяные Слёзы Лонг-Айленда». Не поймите меня неправильно, я не сомневаюсь, что «Ледяные Слёзы Лонг-Айленда» хорошо снимают стресс от работы, но при этом они ещё наповал сносят башню, и я совсем не хотел оказаться под рукой, когда эта жуткая смесь джина, водки, рома и текилы начнёт вставлять. «Макси» был баром совсем не в моём вкусе, простым и незамысловатым, и я решил допивать побыстрее и валить отсюда.
К тому же мне ещё надо было делать работу. Тысячи изображений ждали, чтобы я их изучил, упорядочил, переупорядочил, проанализировал и деконструировал. И какие дела меня держат в баре на Шестой-авеню? Никаких. Я должен был сидеть дома, за столом, потихоньку зарываться в «Лето Любви» и лабиринты микросхем. Мне надо бы изучать журнальные статьи из «Saturday Evening Post», «Rolling Stone» и «Wired», и ксерокопии материалов, разложенные на полу и всех прочих доступных поверхностях в квартире. Мне бы сгорбиться перед компьютерным экраном, в лучах синего света, и медленно, постепенно двигать вперёд свою книгу.
Но я сидел здесь, и несмотря на благие намерения, я так и не сделал ни шагу к выходу. Вместо этого, поддавшись таинственному сиянию виски, и позволив ему победить моё желание уйти, я вернулся к размышлениям о бывшей жене, Мелиссе. Она живёт, значит, на севере штата с двумя детьми, и занимается… Чем? Чем-то. Вернон сам не знал. Как это вообще так? Как он может не знать? Я имею в виду, это естественно, что я не стал постоянным сотрудником «New Уогкег» или «Vanity Fair», и что я не интернет-гуру, и не венчурный инвестор, но что Мелисса осталась никем — это уже противоестественно.
