Михаил Попов - Колыбель
— Кто это? — спросил тоже шепотом Денис.
Дядя Саша в ответ вдруг то ли засмеялся, то ли зачихал, засыпая песком глаз напарника.
— Не знаю.
Высящаяся фигура издала несколько звуков и, судя по перемещению теней, села. Лежащие замерли. Обоих посетила одновременно одна и та же протестующая мысль: а, собственно, откуда этот страх–то? Я жив, мы оба живы, надо только разобраться, что это за человек, да и все.
Дядя Саша, подтянув левую ногу и оттолкнувшись правой рукой, сел. Денис, выждав пару секунд и убедившись, что ничего с напарником не случилось за это, сделал то же самое. И вот они в четыре глаза рассматривают сидящего перед ними на корточках большого, коричневого, по пояс голого дикаря. Что это дикарь, понятно и без дополнительных размышлений. Натуральный, кажется. На работающих под экзотику местных фолк–актеров они и в своем отеле, и в других заведениях островной линии насмотрелись.
Да, кажется, натуральный. Но все же… Никаких торчащих в прическе перьев, никаких ожерелий из ракушек на мощной шее. Из одежды — набедренная повязка из сухой травы. Мощные ладони на мощных коленях. На большом скуластом лице немигающие черные, удлиненные к вискам глаза. Выражение их неуловимо.
— Хеллоу, — сказал осторожно дядя Саша, и они с Денисом одновременно поняли, что сидящий не понимает их.
Откуда в этих сугубо туристических местах такой дикарь?
— Что будем делать? — почти не разжимая губ, спросил дядя Саша у Дениса, улыбаясь сидящему.
— Меня больше интересует, что он с нами сделает, — еще менее артикулированно ответил Денис, осторожно скосив взгляд. Пляж как пляж. Широкая полоса белого песка. Метрах в тридцати от воды — строй пальм, наклонившихся в сторону моря.
— Ты сразу–то не скули, может, это и не каннибалы, — усмехнулся дядя Саша и начал медленно подниматься, отряхивая песок с мятых клетчатых шорт.
Напарнику его решительность казалась немного рискованной: а как это воспримет дикий человек?
— А почему во множественном числе? — спросил Денис, оставаясь сидеть, и в этот момент увидел, что из прибрежных зарослей вышло несколько дикарей в набедренных повязках и направляются в их сторону.
Первый дикарь встал и замахал мощными руками, обращаясь к ним и предлагая обратить внимание на свою находку.
Строение представляло собой поставленный кругом плетень, накрытый огромной вьетнамской шляпой из сухой травы. Сквозь широкие неровные щели было видно, что снаружи плотной стеной стояли полуголые люди. Мужчины, дети, женщины. Стояли молча, пропитывая дыханием плетень, блестя глазами.
Потерпевшие кораблекрушение сидели на глиняном полу, оглядываясь и судорожно почесываясь.
— Дикари, — с нервным смешком произнес Денис.
Дядя Саша приложил палец к губам.
— А вдруг все же людоеды? — Денис суетливо обернулся на чих в толпе.
— А вдруг они понимают?
Сразу вслед за этими словами по строю дикарей прошла волна шипящего шепота справа налево, а потом обратно.
Денис завертел головой, расчесывая при этом пухлую щеку.
— Да нет, откуда им… По–английски я уже пытался, и вы… даже головы не поворачивают.
— Чего они ждут? — не столько спрашивая у напарника по приключению, сколько рассуждая сам с собой, сказал дядя Саша.
— Вам не терпится, чтобы они уже приступили? Огонь они разжигают, тесаки точат… — с легкой истерической ноткой в голосе, но явно не веря в собственную версию, сказал аниматор.
— Главного ждут. Вождя, — рассудительно предположил инженер.
На это Денис ответить не успел, качнулась травяная циновка в дверном проеме — отодвигая ее покатым гладким плечом, внутрь вошла молодая дикарка с подносом в руках. Невысокая, приземистая, топлес, в набедренной повязке, босая. Тонкий нос, пухлые щеки, миндалевидные глаза, да еще и полуприкрытые. Смуглая кожа снижала эффект наготы. Да и вообще дикарям идет быть не вполне одетыми. Это подумал Денис. Дядя Саша старался не смотреть на девушку. Она поставила поднос перед неловко сидящими гостями и, чмокнув выразительными губами, вышла. Очевидно, это была рекомендация — ешьте.
Поднос представлял собой кусок древесной коры размером с таз. На нем высилась белая горка — похоже на вареный рис — и лежали какие–то плоды. Все незнакомого вида.
— Прежде чем сожрать нас, они нас решили откормить.
— По крайней мере, дурианов здесь нет.
— Есть, дядя Саша, это мы дурианы. Как нас угораздило выехать на этой посудине, когда приближался такой шторм?
Инженер, опираясь на локоть, подобрался к «столу» и осторожно взял желтоватый плод, похожий на маленький толстый банан.
— Это был не шторм.
В хижине вдруг стало светлее, как будто высказывание напарника осветило ситуацию.
— Разошлись, — Денис вертел головой, — не дожидаясь главного. Если не шторм, что?
— Это было цунами.
Аниматор разглядывал «банан» в примеривающихся пальцах инженера.
— Вы будете это есть?
Очистив кожуру, чистившуюся очень легко, дядя Саша осторожно откусил. Стал жевать. Денис, продолжая нервно расчесывать щеку, следил за ним, прищурившись, ожидая, чем это закончится. Доев один «банан», напарник взялся за другой.
— Вкусно?
— Запасаюсь силами на всякий случай. И вкусно.
— Цунами, конечно, многое объясняет. Сколько метров была волна? Нас и зашвырнуло. Тут повсюду, наверно, куча всяких островков.
— Ты поешь, рис еще теплый. Хотя это не совсем рис.
— Очень хочется, чтобы сейчас прибежал какой–нибудь менеджер местного отеля и обвинил нас в незаконном проникновении.
Дядя Саша отправил в рот еще одну порцию риса сложенными в ковшик пальцами.
— Как вы думаете, нас будут искать?
— Во–первых, почему ты решил, что это остров?
— Откуда тут взяться полуострову? Мысленно представьте себе карту, это на сколько нас должно было унести. Унесенные, блин, водой!
— Если это было цунами, то сейчас там, в отеле и повсюду, я думаю, хаос и вообще черт знает что. Нас не первых хватятся.
— Но здесь же хаоса нет. Здесь вон экологический завтрак и все такое.
— Я сам все время об этом думаю. Объяснение наверняка есть, но мы не прямо сейчас его узнаем. Ты ешь.
— Да как–то, дядя Саша, не лезет кусок в пасть. И как вы думаете, долго нам здесь придется отсиживаться?
Денис встал. Он был длинным сытым парнем с мясистой «московской» фигурой, круглой, щекастой, кудрявой головой, которая тут же уперлась макушкой в потолок хижины.
— Сядь.
— Да не могу я сидеть. Надо же как–то все выяснить — кто, что…
— Где? Когда?
— Только не делайте вид, что полностью владеете собой, что у вас…
Речь прервалась сама собой, потому что к хижине кто–то приблизился. Кто–то большой, и передвигался он с шумом. Денис сделал шаг назад, в глубь помещения. Дядя Саша развернулся на руках так, чтобы сидеть к входу лицом.
Плетеная дверь была заброшена на крышу решительными руками, и внутрь вошли один за другим двое дикарей, как и юная подавальщица, в набедренных повязках, босиком. Они тащили большую плетеную корзину, поставили рядом с подносом и, ничего не сказав, удалились.
— Заметьте, никакого оружия. Ни у тех, что на берегу, ни у этих. Может, они не людоеды, а, наоборот, вегетарианцы?
Дядя Саша подобрался поближе к корзине. Денис навис над ним и сообщил сверху:
— Так это, кажется, наше. Собрали на бережку, очень с их стороны любезно.
Инженер начал доставать из плетеной емкости перепачканные в песке, мокрые предметы: надорванная пластиковая упаковка с маленькими бутылками колы, один резиновый пестрый шлепанец, связка пластиковых соломинок для коктейля, мокрый ком салфеток, красный швейцарский перочинный ножик с крестом и множеством лезвий…
— Шикарная вещь, с одним таким можно цивилизацию построить на необитаемом острове.
— Не может быть! — Дядя Саша повернул к напарнику просветлевшее лицо. В руках у него был мобильник.
— Мой, — сказал Денис, протягивая руку.
Радость оказалась недолгой. Машинка отказалась оживать, несмотря на усиленный массаж большим пальцем.
— Морская вода, — сказал дядя Саша, беря прибор у напарника, чтобы тоже попытать удачи.
Хозяин разочарованно махнул рукой:
— Да там и денег не было ни копейки. Уже неделю. Поищите там свой.
Инженер наклонился над корзиной.
— Да нет, он у меня всегда был на поясе. — Он показал на пустую кожаную ячейку на ремне. — Рыбки разговаривают.
— Что там еще?
Заводная механическая бритва, еще связка соломинок для коктейля, настенный календарь за 2012 год, — можно было подумать, что волна швырнула их на полтора года в прошлое, — костяной рожок для обуви…
— Это еще зачем? — рассеянно произнес дядя Саша.
