Шолом Алейхем - Веселая компания
– Точно по нему шито, чтоб мне пропасть! – заявил Аркадий и обернулся к Чемчику: – Носите на здоровье и износите не больным! – как говорила моя бабушка Толца, когда напяливала на меня молитвенное облачение, перешитое из ее ватной юбки.
Все трое расхохотались, и Чемчик показал при этом свои маленькие съеденные зубки.
– Значит, так крупно вы играли? Гм… – переспросил Бронзентолер и, не спуская глаз со своего нового квартиранта, выдохнул клуб дыма, который встретился с кольцами от сигары Аркадия. Облако наполнило маленькую темную комнатушку, и воздух так сгустился, что при свете маленькой лампешки друзья едва различали друг друга.
Глава четвертая
– Ну, а деньги? Чтобы вести такую игру, надо ведь иметь деньги? – спросил Бронзентолер и глянул на Аркадия так, как смотрит знаменитый профессор на своего пациента, то есть едва удостоив его взглядом.
– Вы спрашиваете, деньги? – ответил Аркадий и вынул толстую сигару изо рта. – Деньги, спрашиваете? Как звезд на небе! Мало пижонов на свете, фраеров, идиотов? Точно поджаренные голуби, готовенькие, сами в рот летят! Точно добрые духи, несут они вам навстречу деньги и умоляют: «Нате! Все берите, только поиграйте с нами!» Вот такие это дурни! Я их отлично знаю, так как сам был порядочным идиотом до тех пор, пока не приметил что полагается, не уловил хода. Тогда я стал делать деньги на другой манер. Эх, годы, годы! Это были, понимаете, годочки! – Аркадий чуть задумался и тяжело вздохнул. – Боюсь, те годы уже не вернутся. Это было в Одессе. Ах, Одесса, Одесса! Какой город, здравствовать ему до пришествия мессии! В Одессе, понимаете ли, я вырос. Приехал туда из Бессарабии, не про вас будь сказано, голый, босой, каждой булке улыбался. Я ведь, должны вы знать, благородного происхождения – внук самого «стража одеяний рода человеческого». А попросту говоря, это вот что: мой дед реб Арон служил сторожем в бане, охранял одежду порядочных домохозяев, пока они банились, и получал за это два пятиалтынных в неделю, не считая оплеух, так как у деда случалось немало пропажи. Исчезали и молитвенные одеяния и, извините, подштанники. Это было удивительное дело! Из-под носа у деда могли утащить что угодно, а он ни слова. Не пристыдит вора, не привлечет его. У этого дедушки – да будет благословенна память его! – я и воспитывался, так как отец мой сидел под семью замками. Ему оказали великую честь и посадили, должно быть, по наговору в одиночку. Солдат у двери охранял его от дурного глаза… чтобы он, упаси боже, не сиганул через забор и не удрал. А мамаша моя – долго жить ей! – училась кухарить у чужих печей. Боже упаси, не из благодеяния, а попросту за полтора рубля в неделю. Ей хотелось, чтобы я жил вместе с ней на кухне, кормился бы из одного котла. Но хозяйке, богатой женщине в жемчугах, не понравился мой аппетит. Я кушаю, заявила она, не сглазить бы, за троих. И мне показали дорогу. Волей-неволей пришлось обратиться к дедушке – царство ему небесное! – сидеть с ним в бане и стеречь чужую одежду. Однако это продолжалось недолго, так как я был большой охотник до наличных, а не имел, ну, скажите, гроша ломаного за душой. Вот я и надумал ревизовать хозяйские карманы, выуживать из чужих штанов мелочь, одалживаться, конечно, чтобы, когда бог поможет, возвратить обратно. Ну, что там трепаться! Я потрошил карманы до тех пор, пока меня не застукали на месте. Произошел скандал, дедушку прогнали, с должности, а я вынужден был сказать местечку «адье» и отправиться в Одессу. А чтобы легче было в пути, я продал свои сапожки и обзавелся деньжатами на пропитание, получил, как говорят – на путевые издержки.
И вот явился в Одессу этакий молодой бычок – парень лет шестнадцати – семнадцати. Я был молодчик хоть куда, поэтому вскоре же получил должность. Боже упаси, не у Эфроси в конторе, а в предприятии, имеющем дело с щетками и ваксой. Попросту говоря, я стал помощником чистильщика сапог. Бог помог мне овладеть ремеслом и завоевать симпатии у людей. Почистить пару сапог надо тоже уметь. Работа должна идти – шик-блеск. Плевок на щетку, мазок-другой, и катись Мойше-Мордхе колбаской.
Вскоре я сколотил немного денег, расплевался со своим хозяином-эксплуататором и открыл собственное дело: приобрел приличный ящик с зеркалами, две щетки, несколько коробок ваксы и отправился на Ришелье. Работал я, можно сказать, напропалую, скопил немного денег и заимел часы, собственные, чистого серебра. И мамаше своей в Бессарабию послал трешку, – пусть знает, что у нее есть сын в Одессе. Одним словом, показал я кукиш всему миру.
Но есть на свете великий бог! И должен ведь я был столоваться в еврейском трактире, который содержала красавица из красавиц. Рейзл святое имечко ее, но все звали ее Розой. И должен же был я прийтись ей по вкусу. Она уговорила меня бросить свое дело и перейти к ней на службу. А тут она меня разом произвела в вышибалы.
– Во что? – отозвался Бронзентолер.
– Во что произвела она вас? – переспросил и Чемчура.
– В вышибалы. Не знаете, что такое вышибала? – удивился Аркадий, как если б узнал, что вы не ведаете, что такое хлеб с медом. – Как же так? Вышибалой называют человека, который, если нужно кому-либо показать дверь, берет за шиворот, дает коленом под зад и напутствует словами: «Ко всем чертям!» Теперь ясно, что это значит?! А вышибалой я был весьма неплохим, и хозяйке тоже пришелся по душе. Короче говоря, эта самая Роза втюрилась в меня, как кошка в молоко, бегала за мной я в конце концов предложила пожениться. Я ей ответил: «Пожениться? – Пожалуйста. Очень даже хорошо! Однако я должен иметь денежное обеспечение, попросту говоря, тысчонку наличными». Она глянула на меня как на рехнувшегося. Но кто победил? Я, конечно. Помимо того, мы условились, что я не буду вмешиваться в ее дела, а она в мои. А мои дела были такие – бильярд и карты. Днем мы работали на бильярде, а ночью дулись в карты. Но как представляете вы себе нашу работу? Достойнейшие господа, лучшие молодые люди посещали наше заведение, учились играть на бильярде. Ну, а когда целый день играешь на бильярде, то ночью надо обязательно закусить картишками. Разве не так?…
Ни хозяин, ни его квартирант не могли ответить, так это или не так. И они попросили нового жильца продолжить свой рассказ. Аркадий закурил новую сигару и удовлетворил их просьбу.
Глава пятая
– Мне собственно следовало бы рассказать вам, как я расстался со своей красоткой, и почему расстался, и какую шпильку она мне вставила, но боюсь, рассказ затянется, а посему откладываю его до какого-нибудь праздника. Одним словом, я распрощался со своей благоверной и покатил дальше. Соскочил вот здесь, в Егупеце, стал искать себе дело. Но каким делом может заняться такой субъект, как я? На работу я ленив; письму и счету папаша забыл меня научить; торговать пшеницей и рожью или бумагами на бирже я боюсь. А вдруг, не дай боже, не будь того часа, проторгуюсь и вынужден буду объявить себя банкротом! «Черт с ними, с деньгами, только бы сохранить фирму», – сказал я как-то знакомому банкиру, после того как он остался без гроша и вдобавок получил несколько пощечин.
Вертелся я, вертелся, пока все же прилепился к делу. Как говорят, каждый раввин на свой манер, каждый пьяница по-своему пьет. Пронюхал я про один-другой домик и стал захаживать туда. Ничего дурного не скажешь: собираются каждую ночь – сегодня у одного, завтра у другого, вроде как на именины. Приглашают человек тридцать – сорок гостей, а среди них немало пижонов, то есть таких молодых людей, которые сами в рот просятся, как те жареные голуби: «Глотайте нас на здоровье!» Хозяин уж знает, что ему тут делать! Он усаживает дорогих гостей за зеленые столы, хитро подбирает партнеров. А сам необыкновенно любезен, предупредителен. Хозяюшка же самолично обносит каждого чаем, угощает вареньем, и игра идет до утра, как в настоящем клубе.
Так вот, представьте, меня там приняли за пижона, посадили за одним столом с какими-то подозрительными личностями. Один из них – капитан с золотыми пуговицами. И взяли меня в оборот как полагается. Я не поленился, встал из-за стола и, отозвав хозяина в сторону, сказал ему: «Послушайте, дядюшка! Вы должны знать, что я битый пес и в обиду себя не дам. Ваш капитан мне не нравится». – «Что это значит?» – спрашивает хозяин. – Почему не нравится?» – «А потому, говорю, что он такой же капитан, как я губернатор». – «Откуда это вам известно?» – «По рукам вижу. Больно ловко руками действует!» – «Что же вам угодно?» – «Мне угодно устроить маленький скандал. Всего лишь!» – «Вы с ума сошли! Сколько вы проиграли?» – «И вы возместите мне проигрыш? Э, нет!» – «Чего же вы хотите?» – «Хочу войти к вам в компанию; чтобы половина – моя, половина ваша, как говорил один мой приятель, когда собирался кого-нибудь выпотрошить; он тогда начинал вдруг выражаться по-немецки: «Leben und leben lassen».[2]
И тут Аркадий громко расхохотался, да еще с каким-то взвизгиванием. Но увидев, что его никто не поддерживает, стал оправдываться:
