Дельфина де Виган - Дельфина де Виган «Отрицание ночи»
Люсиль всегда ловила на себе восторженные взгляды. Окружающие восхищались ее правильными чертами лица, длинными ресницами, глазами то голубого, то зеленоватого, то серого оттенка – в зависимости от наряда и освещения, ее светлыми блестящими волосами, ее скромной или, наоборот, дерзкой улыбкой. Долгое время Люсиль смущало пристальное внимание, ей хотелось стряхнуть с плеч чужие взгляды, как стряхивают рыбью чешую в мусорное ведро, но к семи годам девочка научилась выстраивать вокруг себя толстую стену, за которой, в маленьком закрытом мире, шум, гам, «охи» и «ахи» других людей попросту не существовали.
Позы сменялись в тишине вместе с декорациями и освещением. Люсиль проходила по площадке к подиуму и обратно, по многу раз повторяя одни и те же движения, принимая одни и те же позы, безустанно и терпеливо. Она отличалась удивительным самообладанием.
После фотосессии, пока Люсиль одевалась, стилист спросил у Лианы, сможет ли девочка в начале осени принять участие в съемках «Сады моды». Лиана сказала: «Да».
– А как насчет малыша, которого вы как-то раз приводили вместе с ней?
– Антонена? Ему только что исполнилось шесть.
– Они с Люсиль очень похожи, правда?
– Да, все так говорят.
– Приводите его в следующий раз. Сделаем фотосессию брата с сестрой.
В метро Люсиль взяла маму за руку и не отпускала всю дорогу.
Дома Лиану с дочкой ждал накрытый стол.
Жорж, папа Люсиль, уже вернулся с работы и читал газету. Дети выскочили навстречу маме все одновременно, как один человек – Лизбет, Варфоломей, Антонен, Мило и Жюстин, одетые в одинаковые махровые пижамы, купленные Лианой в начале весны на распродаже, и одинаковые роскошные тапочки на тройной подошве, подаренные доктором Барамьяном. Устав от шума из квартиры этажом выше, который действовал на нервы во время консультаций, и убежденный в том, что соседские дети ходят в деревянных башмаках, доктор Барамьян однажды отправил свою секретаршу выяснить, какой размер носят ребятишки Лианы и Жоржа. Вскоре братья и сестры получили от доктора по паре великолепных тапочек. Однако вскоре выяснилось, что страшно шуметь Мило способен безо всякой обуви, перемещаясь по квартире (и очень быстро!) на горшке: горшок, прыжок, горшок, прыжок. Тронутая любезностью доктора, Лиана решила обезвредить сына и поставила горшок на комод. В результате Мило сломал ключицу и шум все равно продолжался.
Пока дети усаживались за стол, мать велела Люсиль принять душ.
Уже давно Лиана не заставляла детей молиться перед едой. Хулиганство Варфоломея, который шепотом повторял молитву, начиная ее со слов «Пресвятая Дева Мария, мать… твою за ногу» и провоцируя всеобщий хохот, в конце концов сломило Лиану.
Люсиль с мокрыми волосами и голыми ногами присоединилась ко всем, когда дети уже доедали суп.
– Ну, красавица моя, нафотографировалась?
Жорж, как всегда, посмотрел на дочку с долей удивления.
Люсиль унаследовала от отца загадочность. Уже с раннего детства она изумляла Жоржа. Ее стремление к одиночеству, к абстрагированию, ее немногословность, привычка сидеть на половинке стула, словно сохраняя вторую половинку для кого-то другого, – иногда отцу казалось, что Люсиль ведет какую-то тайную игру. Она за всем наблюдала и ничего не упускала: ни звука, ни одной детали. Она все впитывала. Подобно остальным детям, Люсиль хотела нравиться папе, ждала его улыбок, его одобрения, его поздравлений. Вместе с братьями и сестрами она скучала по папе, когда он уходил на работу, и радовалась, когда он возвращался, а иногда, если мама подзадоривала, Люсиль даже рассказывала папе, как провела день. Она была привязана к отцу сильнее других.
И Жорж, как завороженный, глаз не мог оторвать от дочери.
Спустя годы мать Люсиль расскажет, какое впечатление девочка производила на людей своей красотой и равнодушием, сосредоточенностью на собственных мыслях, пронзительным взглядом.
Спустя годы, когда Люсиль умрет, так и не состарившись, среди ее бумаг обнаружатся рекламные фотографии улыбающейся и очень естественной девочки.Спустя годы, когда придет время освободить квартиру Люсиль, найдется отснятая ею пленка с фотографиями трупа Жоржа – во всех ракурсах, в костюме, то ли бежевом, то ли желтом, цвета блевотины.
Вероятность смерти (или скорее – осознание того, что смерть может наступить в любой момент) поразила Люсиль в 1954 году, накануне восьмого дня рождения. С тех пор мысль о смерти сделалась частью Люсиль, ее трещинкой, ее печатью.
В конце июля Лиана и дети уехали в Л., маленькую деревню в департаменте Ардеш, где жили родители Жоржа. Там собрались разные дальние родственники семьи. Варфоломея Лиана с собой не взяла – в последние недели он так недисциплинированно и вызывающе себя вел, что родители решили отправить сына в детский лагерь. Лиана была на седьмом месяце беременности. Люсиль скучала по своему неугомонному брату, который вечно всех развлекал шутками-прибаутками, выдумками и неожиданными дерзкими выходками.
«Варфоломей, – думала Люсиль, – хоть и безудержный, зато не скучный».
Жаркие августовские дни, напоенные летними ароматами, протекали неспешно. Дети играли в саду, купались в Озоне и лепили из глины разные диковинные вещицы. В большом деревенском доме, окруженная заботой свекра и свекрови, школьных учителей, Лиана чувствовала, что отдыхает душой и телом.
Жорж остался работать в Париже.
Однажды днем, когда Люсиль играла на пианино, в саду раздались крики. Не крики ссоры и не крики победы в какой-нибудь игре – на них девочка давно не обращала внимания, – на этот раз кто-то кричал от страха. Люсиль подняла руки над клавиатурой и застыла на месте, пытаясь разобрать слова; наконец из общего гама она выхватила пронзительный возглас Мило (а может, другого ребенка): «Они упали! Они упали!» Люсиль почувствовала, как сердце забилось у нее в животе и в ладонях, она выждала несколько секунд, затем поднялась со стула.
Случилась беда, случилось непоправимое – Люсиль знала.
Вопль Лианы заставил девочку стремглав сорваться с места. Мать и дети столпились вокруг колодца, Жюстин держала маму за юбку, а Лиана, склонившись над черной бездонной дырой, рвала горло, клича Антонена.
Антонен с кузеном Томми играли на заколоченном колодце, и внезапно доски не выдержали. Мальчики провалились на глазах у других детей. Вскоре Томми вынырнул, его голова маячила во мраке над ледяной водой, он отзывался на крики и пока держался на плаву. Антонен так и не появился. До приезда спасателей бабушка с дедушкой вдвоем оттаскивали Лиану от колодца, куда она в отчаянии собиралась прыгнуть. Спустя несколько минут Томми заплакал, его голос странно резонировал в стенах колодца, казался одновременно близким и далеким, и Люсиль подумала, что, наверное, чудовище из темных глубин грызет мальчика за пятки, пытаясь утащить в беспросветное небытие.Люсиль стояла чуть поодаль, примерно в метре от матери, которая столь яростно отбивалась от бабушки с дедушкой, что дочь ее не узнавала. Впервые в жизни Люсиль прочла про себя все известные ей молитвы – «Отче наш», «Богородице Дево, радуйся» – подряд, не упустив ни слова. Когда приехали спасатели со своим специальным оборудованием, детей отправили к соседям. Тело мальчика искали долго. Вода в колодец попадала из водоема. Антонен умер, потеряв сознание от холода.
Жорж со скоростью света примчался из Парижа.
Антонена одели во все белое, положили в комнате на последнем этаже, и Лиана сказала детям, что их брат стал ангелом. Отныне он поселился на небесах, высоко-высоко, и наблюдает за родными из-за облаков. Только старшим детям разрешили попрощаться с Антоненом. Во время молитвы Люсиль гладила мертвого брата по мягким холодным рукам, но через несколько часов пальцы мальчика словно одеревенели, и Люсиль засомневалась в том, что Антонен воскреснет на небесах. Она смотрела на его спокойное лицо, на руки, вытянутые вдоль туловища, на приоткрытый рот – словно Антонен уснул и все еще дышит.
Похороны состоялись спустя несколько дней. Лизбет и Люсиль, одетые в одинаковые платья (их сшили из первых попавшихся на глаза тканей), жались друг к дружке, но смотрели строго и величественно, как того требовал статус старших дочерей. Когда гроб опустили в землю, девочки, прямые, как буква «i», встали по обе стороны от родителей, чтобы вместе с ними принять соболезнования. Лизбет и Люсиль впервые наблюдали за ритуалом похорон: родственники и друзья пожимали друг другу руки, похлопывали друг друга по плечу, обнимались, с трудом сдерживали рыдания, шептались, сочувствовали, успокаивали – по десять раз, по двадцать раз повторяя одно и то же, сдерживая дыхание, подсвистывая в шепоте. Девочки переглядывались, пытаясь вслушаться в шипение мрачной похоронной толпы, и вдруг расхохотались как безумные. Жорж отослал их домой.
