Рене Фройнд - Любовь среди рыб
Сюзанна сунула телефон в сумку. Лучше всего было бы сейчас уйти, но, во-первых, она была выносливая, а во-вторых, к сожалению, это соответствовало правде: ей в самом деле нужен был бестселлер, чтобы оздоровить издательство «С. Бекман». А единственным популярным автором в ее конюшне был как раз Альфред Фирнайс. Как нарочно, поэт. Хоть плачь.
— Альфред. То, что произошло с нами обоими, было чудом. Вы это знаете. Это практически невозможно — продать томик стихов тиражом больше пятисот экземпляров. А у вас две книги, и каждой продано больше чем по сто пятьдесят тысяч, а с мягкой обложкой и с переводами вообще почти полмиллиона. Господин Фирнайс! Это подарок небес! Чудо! Не разбрасывайтесь этим!
— Чудо нельзя повторить.
— Вы его уже повторили. И я убеждена, что это удастся еще раз.
— Я нет.
— Вы не хотите попытаться?
— Это, черт возьми, жестко — после успеха проглотить неудачу.
— Неужели вы так трусите?
Фред пил, курил и раздумывал. Сюзанна почуяла, что теперь он стал несколько податливее, и насела:
— Фред, от чего вы убегаете?
Фред ничего не ответил.
— Вы вообще что-нибудь пишете?
— Конечно, — сказал Фред. — Но это все мусор.
— Это вы уже говорили. Возможно, это не так. Покажите мне.
— Да уж я и сам как-нибудь могу судить. Знаете, с моими хорошими стихами так и было, вы знали больше, чем я. Вы распахнули двери, за которыми открылись пространства, о которых я сам не догадывался. Но двери закрылись. Или пространства исчезли…
— Напишите об этом!
— Нет.
— А что вы, собственно, делаете целыми днями?
— То да се. Честно говоря, немного.
— У вас даже телевизора нет.
— Я его подарил. Однажды наткнулся на рекламу, там показывали корову на зеленом лугу, на таком чудесном австрийском альпийском лугу, и у меня зашлось сердце. А после этого показали упакованный кусок мяса. И закадровый голос произнес: «Холодный расчет. Говяжье филе, теперь по 12,99». Тут я не выдержал и заплакал.
— Раньше бы вы сделали из этого стихотворение.
— У вас тоже холодный расчет.
— А вы, значит, разревелись как девочка, а потом отдали кому-то свой телевизор?!
— Да. С тех пор я ем только вегетарианскую пиццу и эти китайские креветочные блюда.
А он, к сожалению, и впрямь свихнулся, подумала Сюзанна.
— Знаете что? А не совершить ли вам паломничество к могиле апостола Иакова? Это уже многих навело на другие мысли.
Альфред язвительно рассмеялся:
— Да у меня только от одного упоминания о паломничестве к могиле Иакова уже наступит кризис.
— Он у вас уже насупил.
— Вы думаете, я уйду и вернусь оттуда, как Хапе Керкелинг[1] от поэзии, с рюкзаком, полным стихов?
— Перемена обстановки пошла бы вам на пользу. Вот все, что я думаю.
Фред ничего не сказал. В установившейся тишине он открыл третью бутылку красного вина, правда, подлил только себе.
— Ну вот что, — холодно сказал он, — хорошо, что вы заглянули ко мне. Спасибо за вино.
— Три недели назад у меня умер отец, — сказала Сюзанна.
— Мне очень жаль.
— Не надо жалеть. Он был озлобленный старый человек. С тех пор как умерла мама, он не хотел ничего, кроме как покинуть этот мир. Жаль упущенного хорошего времени, которое он еще мог бы использовать. Я его потом уже почти не видела. Он жил в Мюнхене. Раньше он каждое лето проводил в нашей хижине на Эльбзее, но два года назад перестал туда ездить. Больше не хотел. Несмотря на словацкую помощницу. «Выглядит как стриптизерша, — все время говорил он, — и готовит так же».
— Вы что-то хотите мне этим сказать?
— Хижина свободна. Вы могли бы там творчески уединиться.
Поскольку Фред не отвечал, Сюзанна принялась сгребать в кучку остатки еды, не отказывая себе в том, чтобы проглотить при этом еще кусочек-другой. Теперь она хотела еще немного помучить Фреда, он этого заслужил.
— А Шарлотта? Когда она съехала отсюда?
— Три месяца назад. Я не хотел бы об этом говорить.
— А у вас есть друг? Хороший друг?
— Я не хотел бы ни с кем об этом говорить.
— Вам недостает Музы.
— Прекратите.
— Вам нужна женщина.
— Так же неотложно, как выстрел в собственное колено.
Фред внезапно вскочил. Его шатало. Лицо побагровело, его прошиб пот, и капли потекли из растрепанных волос.
— Что это за вино? Не калифорнийское ли? У меня аллергия на калифорнийское!
— У вас прямо кровь бросилась в лицо! Сядьте же!
— Это все танины, дубильные кислоты.
Фред дотащился до шкафа с выдвижными ящиками и достал аппарат для измерения давления.
— Это южнофранцузское, из биодинамического виноградника, — сказала Сюзанна. — Не двигайтесь при измерении!
Она точно знала, как измерять давление, достаточно натренировалась при нечастых посещениях отца. Прибор пропищал.
— Вот видите, ошибка! — упрекнула Сюзанна.
Фред начал измерять заново. Сюзанна встала, чтобы видеть маленький дисплей.
— Этого не может быть. Согните руку!
Фред повторил процесс. Оба смотрели на дисплей.
Фред простонал:
— Давление 180, это у меня уже было. Но пульс 195!
Тревога Сюзанны усиливалась и переросла в легкую панику. Она нервно схватила руку Фреда и прижала палец к его запястью.
— Сердце-то как колотится!
— Я знаю!
Фред встал, нетвердой походкой двинулся к софе и со стоном опустился на нее.
— Опять это начнется… Пожалуйста, уйдите теперь… — с трудом выдавил он.
Сюзанна достала из сумки телефон.
— Фред! Дышите! Дышите глубже! Я сейчас вызову неотложку.
24 июня
Трое врачей стояли у постели пациента Фирнайса, Альфреда: мужчина и две женщины — пожилая и молодая. Взгляды их казались мрачными — наверное, оттого, что нижние части лиц были скрыты масками. В таких масках люди редко выглядят дружелюбно, это в равной степени касается грабителей банков, злодеев в вестернах и врачей.
Врачи пристально смотрели на разные мониторы, которые, казалось, зависли над головой Фреда и показывали крайне негармоничные линии. Ускоренно и неритмично попискивал звук, отражающий частоту сердцебиения. Мужчина-врач проверил электроды на руках Альфреда. Он глянул на часы. Было пять минут первого.
Женщины-врачи переглянулись. Внезапно писк прибора зазвучал как визг, потом как крик автомобильной сигнализации. И разом — тишина. А затем — звенящий ровный продолжительный звук.
На экранах больше не вспыхивали пульсирующие зубчики жизни.
Тянулась ровная линия.
25 июня
Несмотря на свой долгий опыт, пожилая докторша испугалась, войдя в залитую солнечным светом палату. На больничной койке лежало тело. Оно было накрыто простыней, закрывая лицо и голову.
В три быстрых шага докторша очутилась у кровати и сорвала простыню с тела. Фред Фирнайс рывком сел на постели.
— Вы меня до смерти напугали, — сказал он.
— Посмотрите-ка, что он делает! — воскликнула докторша с добрыми глазами и выраженным берлинским акцентом. — Играет в покойника, а?
— Был такой яркий свет, я не мог спать.
— Вы хотите спать? Утомились? — спросила докторша.
— После такой нагрузки с ЭКГ вы бы тоже утомились!
Докторша рассмеялась. Она села на стул у кровати Фреда, продолжая смотреть на него. Фреду она сразу понравилась. Ее пропитанное табаком дыхание и загорелое лицо с заметными морщинками действовали на него успокаивающе. Поэтому он отважился задать решающий вопрос:
— Как долго я еще протяну?
— Именно из-за этого я и пришла, — сказала докторша.
Фред прямо-таки почувствовал, как бледнеет. Он снова лег.
— Сегодня после обеда мы вас выпишем, — сказала докторша.
— Это неизлечимо? Вы от меня отказываетесь?
— Господин Фирнайс, вы совершенно здоровы! Хотя минувшей ночью вы на короткое время побывали на том свете.
— Что?
— Как вы это перенесли? Некоторые пациенты описывают опыт клинической смерти как очень неприятный.
— Я совершенно ничего не почувствовал! Я умирал?!
— Мы ограничиваем срок такой тахикардии, как ваша, при помощи медикаментов, если это показано.
— Что это означает на человеческом языке? — спросил Фред.
— У нас есть хорошее средство, чтобы остановить такое буйство сердца. Мы вкололи вам его. Оно ведет к недолгой остановке сердца. Этот медикамент — абсолютно надежное средство, не беспокойтесь. Период полувыведения составляет несколько секунд. Затем сердце снова начинает биться, причем в нормальном ритме. Понимаете? Это кнопка «Reset», сброс. И все стартует заново. Ваш пульс опустился с 220 до 75 за несколько секунд. Во время всех остальных обследований вчера и сегодня вы уже были в сознании. ЭКГ в пределах нормы, эргометрия не дает никаких показаний на индуцированный порок недостаточной перфузии, синусовый ритм непрерывный, и под нагрузкой нет никакой кинетики конечного участка. Эхокардиография показывает хорошую систолическую функцию перекачки и отсутствие дисфункции клапанов. Из функции обмена веществ имеется эутиреоз.
