Робер Мерль - Уик-энд на берегу океана
– Раз некуда, тащите обратно, до ближайшего перекрестка метров пятьсот.
– Извиняюсь, – все так же сладко пропел Ниттель, – извините великодушно! Если я при каждой встречной машине буду пятиться до ближайшего перекрестка, я, чего доброго, так и прокручусь до вечера со своим покойничком… Да вы сами осадите, ведь вы на машине.
Говорил он теперь почти не шевеля губами, тщательно выбирая выражения поизысканнее, прямо дама-патронесса.
Лейтенант задумался.
– Невозможно, задним ходом машина столько не пройдет. И, кроме того, – добавил он раздраженно, – потрудитесь не давать мне советов. Только этого еще не хватало! Я везу письмо генералу, срочное письмо, и приказываю вам очистить дорогу. Слышите, приказываю!
Ниттель не шелохнулся.
– Вы что, не понимаете, что ли? – заорал лейтенантик. – Назад!
– Господин лейтенант, – сказал Ниттель, – капитан Блари приказал мне доставить штатского в мэрию, и я доставлю.
– Назад! Плевал я на вашего капитана Блари!
– Дело ваше. – Ниттель говорил все так же сладко и изысканно. – У меня тоже есть приказ: отвезти тело штатского в мэрию, и я везу.
– Штатский? Какой штатский? Где у вас тут штатский?
– Вот, – сказал Ниттель, указывая на покойницу.
– Черт бы вас побрал! – завопил лейтенант. – Вы что, смеетесь надо мной, а? Отойдете вы назад или нет, я вас спрашиваю?
– Я выполняю приказ капитана Блари. И других приказов выполнять не намерен.
– Какого дьявола! – продолжал вопить лейтенант.
Он зашелся от гнева и с трудом выдавил из себя:
– Других приказов не намерены выполнять! Я вам сейчас покажу, как их не выполнять! Может, вы вообще от офицеров приказов не получали? Может, вы не знаете, что такое офицер? А нашивки мои, так-перетак… видите?
– И вам не стыдно ругаться при мертвой? – спросил Ниттель.
Тут лейтенант сделал нечто ни с чем не сообразное. Он выхватил из кобуры револьвер и навел его на Ниттеля. Кровь ударила ему в голову, и револьвер в руке заплясал.
– Я приказываю вам уступить дорогу, – сказал он беззвучным голосом.
Ниттель побледнел, но не тронулся с места. «Худо дело, – подумал Майа, – а главное, по моей вине. Не будь меня здесь, Ниттель не стал бы упрямиться. А этот молокосос вполне способен его укокошить. Пример, дисциплина, а ему, голубчику, всего двадцать, он, видите ли, Францию спасает…»
Ниттель и лейтенантик, не шевелясь, неотрывно глядели в глаза друг другу, будто завороженные тем, что должно было произойти.
– Стойте! – крикнул Майа.
Оба вздрогнули и повернулись к Майа, неохотно, с досадой, так, словно бы этот крик разрушил какой-то тайный сговор, вдруг связавший их.
– Подождите!
Теперь оба глядели на него в упор, и Майа смешался, не зная, что сказать дальше. У Ниттеля был угрюмый, сонный вид.
– Подождите-ка! – сказал Майа. – По-моему, все можно уладить. Видите малолитражку, это «остин»… Отгоним его на середину мостовой, тележку втащим на рельсы, а потом поставим «остин» на место – это уже пустяки, и ваш «рено» прекрасно пройдет.
Воцарилось молчание. Лейтенантик спрятал револьвер в кобуру.
– Ну что ж, пожалуй, – хмуро сказал Ниттель.
В сторону лейтенантика он не глядел. Не дожидаясь посторонней помощи, он схватил «остин» за бампер, приподнял передние колеса и повернул маленький автомобильчик, как игрушку.
– Пожалуйте! А на насыпь так не въедешь, – добавил он, обращаясь к Майа. – Придется тебе подсобить чуток.
Он все еще не глядел на лейтенанта.
– Охотно.
Ниттель впрягся в тележку, повернулся к железнодорожной насыпи и разбежался. Тянул он изо всех сил, но насыпь была крутая, грунт обваливался, и на полпути он застрял.
– Да толкай, черт, толкай! – крикнул Ниттель.
Майа толкал с остервенением, но стоять ему было неудобно. Тележка поднималась в наклонном положении, и Майа с трудом удерживал ее. Вдруг он чертыхнулся. Покойница стала сползать с тележки. Тело неотвратимо скользило прямо на него. Он едва успел ухватить ее ноги и водрузить на полок.
– Что там у тебя? – сказал Ниттель, оглянувшись.
– Покойница на меня падает.
– Видать, приглянулся ей! – сострил Ниттель.
И расхохотался.
– Придержите! – крикнул лейтенант. – Я сейчас подойду.
И действительно, он подошел с шофером, который сидел за рулем «рено». Теперь они уже вчетвером, громко ухая, навалились на тележку. Но каждый тянул в свою сторону. Ниттель, втаскивая тележку на откос, окончательно завязил колеса, а двое новоявленных помощников старались их вытащить. Майа чувствовал, что пальцы его совсем затекли, с такой силой он вцепился в мертвое тело.
В конце концов Ниттель упер в землю ручки, схватил тележку за задок и приподнял ее. Лейтенант и шофер помогали ему. Наконец колеса удалось вытащить. Еще два шага, и тележку буквально на руках внесли на рельсы. Все четверо остановились перевести дух. Они совсем взмокли.
– По виду не похоже, что такая тяжесть, – сказал шофер.
– А ты как думал, – сказал Ниттель.
Лейтенант кинул в его сторону дружелюбный взгляд.
– Какая ни на есть, а весит.
– Верно, – сказал Майа, – пришлось нам повозиться.
– Нет, не в ней, не в девчонке дело, – отозвался Ниттель. – Девчонка хоть и в теле, я ее одной рукой подниму. Тут главное тележка. Вся, как есть, железная. Даже порожняя руки оттягивает.
– А все равно, – уперся шофер, – девица тоже, будь здоров, не мало весит.
– Это точно – весит, но главное не в ней, а в тележке.
– Обе весят, – сказал лейтенантик.
– Это уж точно, – сказал Ниттель.
Все четверо сгрудились вокруг тележки; посмотреть со стороны, стоят себе хорошо потрудившиеся рабочие или механики и с самым серьезным видом рассуждают о своей работе. Лейтенант уже никуда теперь не торопился. Он утер платком лоб, поправил ремень. На Майа с Ниттелем он глядел по-прежнему дружелюбно.
– Весик солидный, – повторил он.
Все четверо миролюбиво и с удовлетворенным видом поглядывали друг на друга.
– Ну, нам пора! – сказал лейтенант, и в голосе его прозвучало сожаление.
Он вприпрыжку спустился с насыпи, а за ним сбежал шофер. Внизу лейтенант оглянулся.
– Спасибо! – крикнул он с чувством. – И до свидания!
Майа даже почудилось, что лейтенант, будь на то его воля, поднес бы им по стаканчику.
– До свидания! – крикнул Майа.
Ниттель открыл было рот, но в последнее мгновение спохватился и ничего не сказал.
Лейтенант взялся за бампер «остина», очевидно, желая повторить трюк Ниттеля, но приподнять машину один не смог. Пришлось ждать, когда ему подсобит шофер. Ниттель глядел на них с откоса, и вид у него был довольный.
Громко хлопнула автомобильная дверка. «Рено», взревев, прошел мимо них.
– Иди, целуй своего генерала в задницу, красатуля! – крикнул ему вслед Ниттель.
Он схватился за ручки и поставил тележку между рельсами.
– Раз уж мы сюда взгромоздились, так и поедем, – сказал он, – а спустимся подальше. Там насыпь кончается. А трястись, что там, что здесь, – один черт!
Вдруг он остановился.
– Нет, ты видел эту стерву с его пушкой? Видел, а? Он, падло, чуть меня не хлопнул! Где это слыхано? – добавил он, подумав. – Теперь уже, выходит, французы промеж себя дерутся? Вот до чего дошло. Раз у тебя пушка, значит – ты и господин. Да разве тут джунгли? «Я вам приказываю подать назад!» – говорит и, хлоп, тащит свою пушку. Это что же за номера такие, а?
Становилось все жарче. Майа снял куртку, перекинул ее через руку. Моря не было видно, но его соседство угадывалось. Оттуда дул резкий соленый ветер. С железнодорожной насыпи они видели, как вдоль всей улицы до самого конца стоят параллельно в два ряда брошенные машины.
– До этой сволочной войны, – сказал Ниттель, – я, можно сказать, был человек счастливый, хорошо зарабатывал. Ночной шофер. Конечно, ты скажешь, утомительно, зато двойной тариф, чаевые, да и клиентура, само собой, другая! А, главное, машина-то моя собственная, значит, на себя работал. А счетчик всегда можно подкрутить, сам понимаешь…
Он помолчал.
– Так-то оно, браток! И каждое утро выкладываешь жене сто франков… Сто! Как в аптеке! И мне еще оставалось, это уж точно… Так что я себе ни в чем не отказывал. На одни аперитивы, бывало, за ночь сорок монет истратишь.
– Сорок?!
– А как же! Встречаешь в барах корешей, сначала один поставит, потом другой, неловко жаться. Не то чтобы я такой уж пьяница, пиво, правда, люблю, ну перно тоже иногда пропустишь, а вообще-то я не пьяница, но стаканчиков десять – пятнадцать за ночь запросто выпивал.
Он опустил ручки, установил в равновесии тележку, обогнул ее и деликатным движением натянул подол платья на голые ноги покойницы. Но платье все равно доходило ей только до колен.
