Джузеппе Куликкья - Всё равно тебе водить
— Извини, пожалуйста! — проворковал голос позади меня. — Можно тебя на минутку?
Это был он. Поджидал меня в коридоре. Загорелый. Благоухающий. Волосы иссиня-черные. Красивый парень.
— Меня? — Я смутился.
— Да, насчет конспектов. Я хотел спросить, не будешь ли ты так любезен одолжить мне прошлые лекции, которые я пропустил?
— Ну, я обычно много не записываю.
— Ах, противный! Кстати, меня зовут Андреа.
Он протянул мне руку.
— Вальтер, очень приятно. — Я пожал его руку. Она была вся липкая.
— И мне очень приятно, — сказал он, напирая на слова мне и приятно.
— А сейчас извини, мне надо бежать.
— Уже? А почему бы нам вместе не сходить в бар?
— Нет-нет, спасибо. Я встречаюсь с моей девушкой.
— Счастливчик, — вздохнул он, сверля меня глазами.
13
Из Рима тем временем не приходило никакого ответа. Вечером я возвращался из университета домой и по одному взгляду на мать понимал, что мне ничего нет. Зато отец всегда был на месте.
— Можно поинтересоваться, когда ты соберешься в армию? — начинал он за столом, а ТелеМайк с экрана разорялся на полную громкость.
— Это не от меня зависит. Я жду письма.
— К этому времени ты должен был уже от неё отделаться. Так, мать?
Мать готовила салат.
— Если бы ты меня слушал, ты бы уже сделал первый шаг в своей карьере.
— Ну и что?
— А то, что ты должен понять: в жизни что-то значат только деньги.
Деньги, деньги и деньги! Заруби себе на носу. Кое-кто начинал с жестянки, а теперь у него автомобильный концерн и пол-Италии в придачу, запомни это.
Продолжение следовало в том же духе. Мне невольно вспоминались газетные заголовки последнего времени:
В ВЕРОНЕ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ ХОРОШЕЙ СЕМЬИ УБИВАЕТ ОТЦА МОЛОТКОМ…
ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ НАСЛЕДСТВО
В моём случае о наследстве говорить не приходилось, но я бы хоть поел спокойно.
— В твои годы надо думать о том, как себе дорогу пробивать, а не книжки читать!
Мать мыла посуду.
— А знаете, как вам повезло? — спрашивал ТелеМайк очередного недоумка.
14
Хорошо, что была Карлотта, моя тетя. Единственная, с кем я мог поговорить.
У неё я проводил долгие летние месяцы детства. Она жила в родительском доме, за городом. Её легкий нрав, истории, которые она мне рассказывала, её побеленные комнаты, — стали убежищем от вечно плохого настроения отца. Как-то вечером я ей позвонил.
— Рада тебя слышать, — сказала она. — Ну, что у тебя не так?
— Всё… Мне всё надоело.
— Не преувеличивай. Разве можно так говорить в двадцать лет?
— Всё время чувствую себя лишним.
— В твои годы это нормально — чувствовать себя лишним.
— Я не знаю, кто я такой. Не знаю, что со мной будет через месяц. Девушки меня не замечают. И отец ни на минуту в покое не оставляет.
— Не обращай внимания. Успокойся. Ты молодой, умный, впечатлительный. Я в тебя верю.
— Серьёзно?
— Ну конечно.
Сам я не верил в себя ни на грош. Мне было приятно слышать, что кто-то верит.
15
Как-то зимою, выйдя под вечер из университета, я встретил Энцу. Мы не виделись с окончания школы. Волосы у неё торчали в разные стороны и были зелеными, как яблоко. На выпускные экзамены они были выкрашены в карминно-красный или в ультрамариновый, не помню точно. Но яблочно-зеленые шли ей больше. В темноте они почти фосфоресцировали.
— Привет, Вальтер. Как дела?
— Да вот, из университета возвращаюсь.
— А зачем ты туда ходил?
— Я в него поступил. Хожу на лекции.
— Ты в него поступил? — вид у неё был такой, словно перед нею стоит марсианин.
— Да, месяц назад. Литература и философия.
— Ах ты господи! Так вот почему тебя больше нигде не видно!
— Ага. А ты как?
Она продемонстрировала мне свои «Мартенсы». Серебряные.
— Нравится? Я их сама раскрасила. Из распылителя.
— Потрясающе.
— Здесь таких ни у кого нет. А в Лондоне можно найти только у Вивьен Вествуд. Я это из The Face вычитала.
— Ты в них прямо как астронавт.
— Как только наскребу денег, заведу себе пару платформ. Пару настоящих деревянных платформ. В Лондоне от них кипятком писают.
— И где ты их найдешь?
— На барахолке.
Мы немного помолчали. Тема номер один — одежда и аксессуары — была исчерпана.
С моими сверстниками всегда опасно исчерпать тему одежды и аксессуаров.
Неизбежно повисают длинные паузы. Бар перед университетом был набит будущими менеджерами и их женщинами, только что с Мальдив. Где-то на белом свете уже растут их филиппинские горничные.
— Возьмем что-нибудь в баре?
— Здесь, в этом баре? Ни за что на свете. И потом, я жду Пачкуна.
— Пачкуна?
— Это один пушер. У него обалденная трава. А порой он мне просто так немного дает. Мы забили стрелку на шесть. Надеюсь, он не забыл.
— Сегодня вечером — что ты делаешь?
— Ну, не знаю. Если все будет нормально, косяк забью. Зато вот завтра вечером открывает сезон Space-Lab. Может придешь?
— Слишком дорого.
— Да брось. Я тебе приглашение в кассе оставлю. Придешь?
— Ладно.
Мы попрощались. Отходя от неё, я увидел типа, которого никогда раньше не встречал. Поравнявшись со мной, он улыбнулся. Я обернулся — он разговаривал с Энцей. Судя по его виду, это и был Пачкун.
16
На дискотеку я ходил примерно раз в год, и всякий раз спрашивал себя, до чего же надо дойти, чтобы снова туда захотелось.
Я подошел к Space-Lab'y примерно в полдвенадцатого. У входа — никаких следов очереди. Подождал минут сорок. Ни души. Я стал подумывать, не ошиблась ли Энца, и правильно ли я её понял. В двадцать минут первого, вконец продрогнув, я решил позвонить в дверь. Два глаза досмотрели меня через окошко. Дверь открылась. На пороге заведения на меня навалилась стена музыки. Три или четыре культуриста в белых майках с черными надписями SECURITY уставились на меня, как на странную зверушку. Я смутился.
— Кого-то ищешь? — спросил меня самый здоровый из них, низколобый, с бычьей шеей и вытатуированным на руке крокодилом.
— На меня в кассе оставлено приглашение.
— Ты что, сейчас войти собираешься?
— А я что, опоздал?
Андроиды-охранники покатились со смеху:
— Не, не, ты не опоздал.
Они дали мне пройти. Музыка, доносящаяся из-под лестницы, отдавалась в животе.
— Энца уже появилась? — спросил я у татуированного бугая.
— Нет ещё, — сказал он, и все заржали.
Птичка мне, что ли, на голову капнула? Я не мог понять, что было не так, но что-то было не так. Спускаясь по лестнице, я оглядел себя в настенных зеркалах.
Ну, во всяком случае, голубь здесь не при чем. Потом вышел на танцпол. Он был абсолютно пустым. Ди-джей зарядил хаус на сумасшедшую громкость, но старался он впустую. Я решил спросить у бармена. Тот ставил ящики пива в холодильник под стойкой.
— ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, ПОЧЕМУ НЕТ НИКОГО? — крикнул я ему, указывая на пустынный зал.
— ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ? — прокричал он.
— ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, ПОЧЕМУ НЕТ НИКОГО?
— ЕЩЁ РАНО.
Я взглянул на часы. Было давно за полночь.
— КОГДА ПРИХОДЯТ ДРУГИЕ? — крикнул я.
— НЕ ЗНАЮ. ОКОЛО ДВУХ. ПЕРВЫЕ ОБЫЧНО ПОЯВЛЯЮТСЯ В ДВА. А ТЫ ЧТО ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ?
— НЕ ДУМАЛ, ЧТО НАЧИНАЕТСЯ ТАК ПОЗДНО.
Он остановился на мгновение и посмотрел на меня. Потом снова принялся ставить ящики.
— А ПОЧЕМУ НАЧИНАЕТСЯ ТАК ПОЗДНО?
— ЭТО НОРМАЛЬНО. ЧЕМ ПОЗЖЕ ПРИХОДИШЬ ТЕМ ЛУЧШЕ. РАНО ПРИХОДЯТ ОДНИ ПРИДУРКИ.
Наконец, я понял, почему все ржали на входе. Мне захотелось подняться и начистить рыло этим уродам. Я представил себе заголовки хроники происшествий завтрашних газет:
АРЕСТОВАН ОТКАЗНИК ПО УБЕЖДЕНИЯМ ВЕСОМ 65 КГ ЗА ПОПЫТКУ НАПАДЕНИЯ НА ЧЕТЫРЕХ КУЛЬТУРИСТОВ ВЕСОМ 100 КГ КАЖДЫЙ.
Расслабился и заказал пиво.
— БАР РАБОТАЕТ С ПОЛОВИНЫ ВТОРОГО, — прокричал мне бармен.
Я пошел и уселся на скамейку у стены пустого, серого и голого клуба.
17
Вечер носил название SEXUAL IZVRATE ON A PLANET OF MONEY. Около двух, когда я уже отупел от музыки и почти спал, стали появляться первые ночные звери.
Девушки были разукрашены, как садомазохистские новогодние елки, ребята — их в толпе было большинство — казались карикатурами на транссексуалов и трансвеститов.
Музыка играла все громче и громче. Внутри у меня все тряслось, от селезенки до мозгов. Когда, к половине третьего, помещение заполнилось, кто-то начал танцевать. Танцпол тут же был взят штурмом. Двое начали дрыгаться прямо передо мной. Один из них был в связанной из стальной нити майке, боа из фосфоресцирующих страусовых перьев вокруг шеи, мини-юбке и с ярко-розовой помадой на губах. Другой — голым по пояс, в черных кожаных штанах в облипку и на пятнистых платформах сантиметров в десять. Танцуя, он изображал минет с бутылкой кока-колы. Днем, возможно, он был страховым агентом или служил в банке.
