Сергей Алиханов - Оленька, Живчик и туз
3.
Однако, давно пора нам обратиться ко вторнику, вернее, к среде следующей недели, когда, ускользнув от восхищенного взгляда евроюдашкина, потрясная авантюристка Оленька Ланчикова и ее напарник Пыльцов за полчаса до назначенного им времени подъехали на подержанном “Ауди” к садам Тузпрома.
Запачканные сапогами добытчиков полутемные конторские помещения, из которых Рор Петрович когда-то руководил прокладкой тузопровода “Дружба”, в первый же послеприватизационный год были снесены. Для увеличения продолжительности собственной жизни, господа ведущие акционеры Тузпрома на месте грязных двухэтажных конторок воздвигли небоскреб, по сути ставший управленческим дендрарием, и теперь на работе вместо северного, бедного кислородом, ветра, вдыхают целебные, тонизирующие ароматы высокогорных, вечно живущих гималайских цветов, похожих на лилии. Живительные фонтаны и рукотворные реки день и ночь ниспадают с благотворным, успокаивающим нервную систему журчанием по беломраморным ступеням и резным колоннам внутренних балконов со всех двадцати пяти этажей ослепительного Тузпромовского небоскреба. В дивных пространствах со средиземноморским климатом, где вместе с залетевшими погреться подмосковными воробьями летают мексиканские колибри, где с лианы на лиану перемахивают очаровательные шимпанзе, специально выдрессированные в Уголке Дурова не гадить на головы многочисленных тузопросителей, и самой царице Семирамиде не стыдно было бы прогуляться. Очень мудро господа потратились, не пожалели на самих себя: надо прямо по месту работы устраивать рай, а не ждать, пока пристрелят.
При входе в феерическое здание уносившаяся в небо стеклянная поверхность небоскреба отозвалась вдруг в затрепетавшем сердце Оленьки абсолютной уверенностью, что она обязательно — все равно каким образом! — взлетит и посмотрится в самое верхнее, бескрайнее окно Тузпрома, отразившее в это мгновение солнечный луч, внезапно пробившийся сквозь белые облака. Она почувствовала себя летчицей, птицей, и, окрыленная, из автомобильного зловония загруженного грузовиками Калужского шоссе впорхнула в автоматические двери, за которыми избыточное давление поддерживает неистощимое тропическое благоухание.
Удивительно, но именно в эту же минуту в просторном кабинете, составляющим весь 18-й этаж небоскреба, стены которого были увешаны картосхемами тузопроводов, проницательный микроцефал господин Фортепьянов, несмотря на всю свою занятость, мельком подумал, вернее — мимолетно возмечтал об обладательнице восхитительного мембранного голоска. Разумеется, Рор Петрович, еще разговаривая по телефону с “Новокостромой”, без особого труда раскусил номер “начальник-секретарша”, срежиссированый Ланчиковой. Основной Диспетчер провел множество подобных разговоров с намеками и только пятерых-шестерых из каждой сотни телефонных настырников приглашал к себе на прием. Но в мизансцене, разыгранной телефонными проходимцами, он услышал не только готовность поделиться тем, что он даст им заработать на самопальной схеме очистки наличности — это само собой разумелось. В интонации Ланчиковой было и что-то глубинное, нечто пикантное, что не всяким словом выразишь. И Рор Петрович поймал себя на том, что нетерпеливо поджидает провинциальную интриганку. Хотя, конечно, копейка по-прежнему рубль бережет, и сколько бы зеленых нулей ни скопилось на счетах у господина Форпепьянова, лишний нолик-другой на Багамах или в том же Нью-Йорке тоже никогда не помешает.
Соблазнительная Оленька, встав в очередь, огражденную стальными барьерами ярко-красного цвета, неспешно продвигалась к бюро пропусков. Пользуясь свободной минутой, она попыталась проиграть предстоящий разговор с господином Фортепьяновым, но даже самой себе она не смогла сформулировать ничего похожего на строгие и стройные ходы “Схемы”, в результате которых из магистрального тузового потока, проходящего по лесам, болотам и днищам рек в зарытых в землю заваренных трубах большого сечения, ей, лично ей выделилась бы небольшая, но и не совсем маленькая горючая струйка. В то же время она была уверена, что по наитию сумеет наплести и создать подобие бизнес-переговоров, а потом завязать и настоящие деловые отношения со всемогущим Основным Диспетчером. Ланчикова рассчитывала на подсказку, которую, сам того не ведая, обязательно даст ей во время беседы Рор Петрович. Если честно сказать — красавица-блондинка рассчитывала на его похвальбу. Чем любой мужчина старается завоевать расположение Оленьки? Тем, что показывает ей собственную значимость. Всесильный же господин Фортепьянов наверняка покрутит перед ней каким-нибудь главным своим вентилем. И тут уж хватай-не зевай, торгуй или обменивай доставшийся тебе с барского плеча горючий товар. А стоит Оленьке заработать настоящие деньги — тут уж будьте уверены! — она, как о страшном сне, немедленно и навсегда забудет и о платьях от Карла и Розы Люксембург, и о средневековой сырости Костромских Больших Мучных рядов, и о пропахших солдатской селедкой местных “супермаркетах”, забитых по завязку газированной водой на сахарине “Колокольчик”, да — чего греха таить! — и о вздорном Венедикте Васильевиче, этом привязчивом, зломогучем гноме, который год за годом неотступно следует за ней по чиновничьим коридорам в поисках легкой наживы. Уверенность в успехе придавали Оленьке ошеломительные цифры, которые всплывали в ее обостренном, экзальтированном приближающейся встречей сознании. Эти обнадеживающие циферки, вернее, циферищи, попались ей на глаза в газете “Известия” в жалобной статейке, подписанной неким господином Гужеевым, руководителем сообщества Агрономов и Химиков. Этот самонадеянный провинциальный деятель, производящий из фортепьяновского туза на своем Дрипежипенском градообразующем химкомбинате мочевину для полития почв, нитраты для удобрений и еще какую-то подобную же гадость, осмелился за свои грязные деньги обнародовать в приличной газете, что себестоимость одной тысячи кубодецикилометров туза в Уренгое или в Бузулуцке, то есть на месте добычи (ударение на “о”) обходится бандитской шайке тузпромовцев в 6 условных единиц. А продает господин Фортепьянов эту же самую тысячу кубодецикилометров за 35 условных единиц. В случае же, если Рору Петровичу или кому-нибудь из членов Тузпромовской Коллегии лично крайне неприятен директор какого-нибудь Химического комбината (скандалист Гужеев был, похоже, как раз одним из них), но, напротив, очень нравится непосредственно Дрипежипенский Химический комбинат (который дружные господа тузовики решили отнять у разгильдяя Гужеева и присвоить себе за долги перед Тузпромом), то этому директору туз продают уже за 65 тех же самых условных единиц. Доведенный до отчаяния незадачливый производитель мочевины укорял коренных тузовиков, что им, мол, и делать ничего не нужно — сиди себе среди вечноцветущих тропических лиан, вдыхай живительные ароматы белых лилий — “голубое золото” из недр само прет. Так зачем же вы, гады, — вопил он — делаете пятнадцатикратную накрутку? А из 70-ти условных единиц, за которые вы, аллигаторы, продаете туз на границе в Ужгороде, исхитрились и сварганили такую бухгалтерию, что у вас “налогооблагаемая база” всего две условных единицы, два пропащих доллара! А все остальные бабки у вас, у сволочей, уходят вроде на перекачку, которая на самом деле осуществляется за счет самосжигания туза в турботузоускорителях. А налоги, которые вы, пираньи, действительно платите, вполовину меньше “налогооблагаемой базы”! То есть, из 70-ти тузодолларов нищим бюджетникам перепадает только 1 (один — единственный!) доллар.
Оленька гужеевские вопли пропустила, но циферки запомнила и с тех пор стала собирать все газетно-журнальные статейки о “Тузпроме”, которые ей попадались на глаза. Со временем, собравшись с мыслями, она прикинула и решила, что при такой баснословной разнице в ценах на туз ей надо изловчиться и оказаться поближе к господину Фортепьянову, а там она сообразит, на чем ей сыграть и как это назвать — энергозачетом, схемой или отъемом. С кондачка ли, навскидку, только бы он, душка Фортепьянов, поближе подпустил ее к тузовой кормушке — или, в крайнем случае, к самому себе. Ведь Оленька так изголодалась по достойной жизни!… И ради нее не побаловать знатного тузовика выхоленным и специально ухоженным на этот случай загорелым на Карибах подтянутым животиком и белой изумительной грудью? Да и чем угодно другим?… Нет, за этим дело не станет.
После тщательнейшей проверки паспортных личностей в Тузпромоском бюро пропусков, Оленька под ручку с Пыльцовым подошла к укрепзагону, напомнившему ей клетку с тиграми в московском зоопарке. Проходя сквозь турникет, а затем через двойную арку металлодетектора, она обратила внимание, что все охранники, подобно древне-ассирийским невольникам, носят на шее тонкие кольца с какими-то надписями, а один из увальней в камуфляжной форме — в точности, как и она, натуральный блондин с льняными волосами, которые даже светлее ее собственных. Мужчин с таким цветом волос она не встречала, хотя прицеливающийся, раздевающий ее на ходу взгляд охранника был вполне обычным.
