Зигфрид Ленц - Минута молчания
Когда Стелла появилась в дверях отеля и стала медленно спускаться по ступенькам к кафе на берегу, за некоторыми столиками стихли разговоры, такелажники повернули, как по команде, головы, а музыканты, будто появление Стеллы было для них условным сигналом, заиграли La Paloma. У меня не было необходимости махать ей, она и так сразу направилась к нам, я принес ей стул и предоставил им с Соней возможность познакомиться друг с другом без моего участия.
Соня пила сок маленькими глоточками; внизу на берегу разожгли костер, огонь в нем поддерживали ее друзья выловленными из воды досками — не самые сухие дрова потрескивали не хуже настоящих и рассыпали время от времени яркие пучки искр, — она не выдержала и бросила нас, побежав к костру; Соня принялась таскать сучья и обломки ящиков. «Ваша соседка?» — спросила Стелла. «Да, моя маленькая соседка, — сказал я, — наши отцы работают вместе, оба добывают со дна моря камни». Я вспомнил, что Стелла выразила желание увидеть эти подводные каменные поля, и спросил ее, когда мы сможем поехать посмотреть на них. «В любое время», — сказала она. Мы договорились на следующее воскресенье.
Электрические лампочки погасли, но потом вспыхнули снова, еще раз погасли и через мгновение осветили место, предназначенное для танцев. Эта игра с миганием лампочек была сигналом, а может, призывом опробовать хорошо утрамбованную танцевальную площадку. И едва только появились две первые пары танцующих, как меня обхватили две тоненькие ручонки, и около самого моего уха Соня прошептала: «Давай, Кристиан, ты обещал». Какой она была легкой в танце, какой гибкой и как старалась, подпрыгивая, поймать мой шаг. Ее маленькое личико было серьезным. Когда мы в танце проходили мимо нашего столика, она махала Стелле, и Стелла сопровождала наш танец самыми признательными взглядами. В какой-то момент Соня отказалась приблизиться к нашему столику, она осталась одна на площадке и принялась танцевать в одиночестве, раскованно и самозабвенно, так что такелажники, пришедшие на праздник из своего морского училища с соседнего острова, стали ей аплодировать. Однако она, судя по всему, не очень осталась довольна своим танцем, вероятно, думала, что ей еще надо кое-чему поучиться, подглядеть у нас, потому что когда я танцевал со Стеллой, она присела на корточки и внимательно следила за нами, считала наши шаги, старалась запомнить все вращения, иногда вскакивала и повторяла наши движения — как мы сходились, как расходились. Она ждала, ждала того, когда закончится мой танец со Стеллой, она то и дело давала мне понять свое нетерпение, стучала ладошкой по полу или писала что-то по воздуху, что означало сигнал расставания. Но мы, Стелла и я, расставаться не хотели, и только когда заметили, что Соня всхлипывает, мы взяли ее за руку и вернулись за наш столик, Стелла усадила ее к себе на колени и стала утешать обещанием непременно потанцевать с ней.
Капелла музыкантов устроила перерыв, и тогда как по команде поднялись такелажники и выстроились на танцплощадке в ряд, подчиняясь свистку боцмана. Один из них размотал канат, да так, что каждый в строю мог за него ухватиться. Какой-то миг они стояли неподвижно, потом согнулись, наклонившись друг к другу, их ноги уперлись в пол, казалось, они прилагают огромные усилия, чтобы поднять в воздух большую тяжесть. И только когда они запели, стало понятно, что таковы правила игры, это было глухое, сумрачное пение, ритмично подгонявшее их, они собирались с силами, концентрировались, и невольно создавалось впечатление того, что они изображают на сцене — поднимают паруса, тяжелую грот-мачту. Исполнив этот номер, они изобразили полное изнеможение, образовали круг и спели два известных шанта, наши люди из Пастушьей бухты охотно подпевали этим морским куплетам. Кельнеры принесли такелажникам пиво, его спонсировал для них какой-то неизвестный.
Как и на каждом морском празднике, у нас тоже появился местный морской повелитель, морское чудище. Сонин отец вышел из моря, держа в руке свою острогу на угрей, рубашка и штаны прилипли к телу, а его чело было украшено морскими водорослями. Его встретили аплодисментами, с притворным почтением. Когда он воткнул острогу, которую нес как скипетр, в землю, дети кинулись к своим родителям. Издавая грозное бормотание, он сурово оглядывал присутствующих, и я знал: сейчас он ищет ее, он ищет ту девушку, которую назовет морской девой, и вот он уже начал обходить своими шаркающими ногами столики, улыбался, гладил по волосам, изучающе смотрел, кланялся, выражая сожаление, что так никого и не выбрал. Мимо нашего столика он сначала просто прошел, но на танцплощадке внезапно повернулся, пристально взглянул, хлопнул себя по лбу, поспешно вернулся назад и склонился перед Стеллой. Потом предложил ей свою руку. И повел ее к танцплощадке, причем так, словно хотел выставить напоказ или получить одобрение своего выбора. А ты, Стелла, с радостью подчинилась ему: когда он обхватил тебя за бедра и закружил в танце, а потом взял часть водорослей со своей головы и возложил их на твою, наклонил ее и поцеловал тебя в лоб — ты была согласна на все, и тебе было весело. Только когда он повел тебя к берегу, чтобы увести под воду, ты заупрямилась и радостно посмотрела на Соню, а та подбежала к тебе и прижалась всем телом.
Соня утащила Стеллу к нашему столику, и после того как я заказал кока-колу и кока-колу с ромом, Соня спросила то, о чем ей, очевидно, очень хотелось знать: есть ли у Стеллы муж и почему его нет здесь и правда ли, что она учительница — Кристиан сказал ей об этом, когда они танцевали, — и строгая ли она; а еще ей хотелось знать, нравятся ли Стелле жители Пастушьей бухты. Стелла терпеливо отвечала на ее вопросы, даже на тот, переведут ли меня в следующий класс. Она сказала: «Кристиан справится с этим, если будет стараться, он многого тогда добьется». Когда Соня заявила в ответ: «Кристиан мой друг», Стелла погладила ее по головке, притом с такой нежностью, которая тронула меня.
Когда капелла заиграла модный хит Spanish Eyes, кое-кто из такелажников решился выйти на танцплощадку, а здоровенный грузный блондин, который везде в нашем ближайшем окружении получил отказ, нетвердыми шагами приблизился к нашему столику, изобразил что-то вроде поклона и пригласил Стеллу на танец. Его качало, и он ухватился за крышку стола. Стелла покачала головой и тихо сказала: «Не сегодня», а парень в ответ выпрямился и злобно уставился на нее, сузив глаза, его губы задрожали; лицо мгновенно приобрело враждебный вид. Он произнес: «Не с нами, а?» Я хотел встать, но он прижал меня к стулу, положив свою тяжелую руку мне на плечо. Я посмотрел на его голые пальцы на ногах, собрался было поднять ногу, но тут вскочила Стелла, вытянула руку в сторону его дружков и сказала: «Ступайте к ним, там вас ждут», и парень сник, надул щеки и, пренебрежительно махнув рукой, заковылял в их сторону. Стелла села и отпила глоток, бокал в ее руке дрожал; она улыбнулась, казалось, она сама была удивлена результатом своего отказа, возможно даже, ее развеселил собственный бравый поступок. Но неожиданно она встала и распрощалась, слегка попрощавшись с Соней, и направилась к отелю, уверенная, что я последую за ней. У регистрационной стойки она взяла ключ от своего номера. Она ничего не объясняла. Под конец она сказала: «Я радуюсь предстоящему воскресенью, Кристиан».
Оба юноши, с опозданием вошедшие в зал, наверняка были учениками из автошколы, не исключено, что они опоздали на автобус, а может, сам автобус задерживался, они внезапно выросли у входа, два пепельно-русых паренька в чистеньких рубашечках, у каждого в руке по букетику меленьких цветочков. С каким пиететом они протискивались вперед. Если кто-то смотрел на них осуждающим взглядом, они прикладывали палец к губам или извинялись миролюбивым жестом. Один из них был Оле Нихус, ставший победителем регаты на нашем морском празднике, Оле, эта тихая приветливая клецка, про которого никто даже подумать не мог, что именно он одержит победу. Они положили свои букетики к фотографии Стеллы, поклонились ей и смешались, пятясь задом, с участниками школьного хора, у Оле был такой довольный вид, словно он здесь выиграл еще один приз.
Когда он садился в свой «дредноут», это выглядело так, что он не доберется даже до линии старта — его сколоченная из досочек ящика посудина качалась на воде, кренилась на бок, чуть ли не зачерпывала воду. По сравнению с другими юными яхтсменами, Оле испытывал затруднение отойти от деревянного моста, к которому были пришвартованы все лодки. К началу регаты ветер набрал силу. Наша Катарина, старый прогулочный катер, которым отец разрешил мне управлять, уже приготовился к началу регаты, жюри соревнований, трое одетых в белое мужчин, у каждого морской бинокль на груди, поднялись на катер, и прежде чем мы отчалили, на мосту появилась Стелла, поверх зеленого купальника на ней было теперь еще ее пляжное платье. С наигранной официальностью она попросила у меня разрешения наблюдать регату с нашей Катарины, я помог ей сесть на высокое сиденье позади штурвала. Желтые и коричневые и черные, как пираты: в таком виде вышла в море со старта легкая армада разношерстных парусников, ветер сотрясал их, доставляя яхтсменам немалые заботы. Один из членов жюри выпустил сигнальную ракету, она рассыпала искры, прежде чем упала в море, с шумом поднялись качавшиеся на волнах птицы, описали свои круги и вновь опустились, все так же шумно, на прежнее место. Внезапные удары ветра обрушились на паруса, и было нелегко придерживаться курса на поворотный бакен, иногда паруса хлопали так сильно, что, казалось, на море слышна пальба.
