Дирк Уиттенборн - Жестокие люди
Мне стало легче, когда я услышал, что англичанин взял гитару и потопал вниз по лестнице. Я подошел к окну, чтобы посмотреть, как он выйдет из дома. Мужчина был одет в кожаные брюки, и волосы у него торчали в разные стороны. Остановив такси, он повернулся, посмотрел на наши окна и помахал рукой. Вот идиот! Не видит, что ли, как я ему средний палец показываю?
Через несколько минут в мою дверь постучали.
– Выходи, ягненок, пора завтракать.
Мама называла меня ягненком, когда я болел. И еще когда она чувствовала себя счастливой.
– Нет! – Я знал, что она заглаживает свою вину, но мне от этого было не легче.
– Ну же, Финн. – Так меня зовут. Позвольте представиться.
– Нет! – Я швырнул в дверь один из моих порнографических журналов, чтобы она поняла, что мне не до шуток. А может, втайне я рассчитывал на то, что она взбесится, с шумом распахнет дверь и убедится, что в моей жизни полно других женщин?
– Я блинов напеку…
– В гробу видал твои блины. – Кроме того, мне было прекрасно известно, что молока у нас в доме нет.
– Послушай, Финн… – Мама приоткрыла дверь. Журнал, который лежал прямо у ног, она не заметила. Щеки у нее были красные – видимо, англичанин не утруждает себя бритьем. В махровом халате она выглядела как обыкновенная мамаша, а не как чья-то любовница. Когда она зажигала свою первую за этот день сигарету, руки у нее чуть-чуть дрожали.
– Я-то думал, ты бросила курить. – Мне не хотелось с ней ссориться, но мне было трудно сдержаться.
– Правильно думал. – Она открыла окно и выбросила сигарету прямо на улицу. – Ты на меня сердишься?
– Нет. – Как я уже говорил, ссориться мне не хотелось.
– Ты меня любишь?
– Да.
Просто поразительно, как на нее подействовали эти слова: внутри у нее словно зажегся ровный и мягкий свет. Казалось, что она полая внутри, словно фонарь из тыквы, внутрь которого вставляют свечу на Хэллоуин.
Что ж, теперь все пойдет как надо. На часах было полдевятого утра, а бабушка с дедушкой придут не раньше двух. У мамы полно времени, чтобы привести в порядок себя и нашу квартиру. Каждый раз после всенощного бдения с очередным мужиком, она чувствовала огромный прилив энергии, который направляла на домашние заботы. Включив кассету с записями песен Боба Марли, она начинала переставлять мебель, отмывать пол в ванной и менять бумагу, которой мы покрывали полки – как я уже говорил ранее, один грамм кокаина превращал маму в городской вариант Бетти Крокер. (Никогда не существовавшая в реальности женщина; рекламный персонаж, созданный менеджерами одной компании по производству продуктов питания; героиня, якобы отвечавшая на письма домохозяек и «автор» знаменитой поваренной книги; имя стало нарицательным для умелой хозяйки). У меня не было никаких сомнений, что она легко выманит у своих родителей деньги на билет в Южную Америку. Все, что ей было нужно сделать – это приготовить омлет с сыром и поддакивать, пока они будут рассказывать о ее кузинах, чьи дела шли гораздо лучше, чем у нее. Они уйдут в полной уверенности, что у нее все в порядке, а мама без сил упадет на кровать, и все будет хорошо, по крайней мере, до тех пор, пока я не окажусь в джунглях Амазонки вместе со своим отцом и племенем «жестоких людей». Могу себе представить, какие приключения ожидают меня в Южной Америке. Возможно, я расстанусь с девственностью при содействии юной красотки из третьего мира – как раз в том месте, куда она воткнет копье. Или спасу отца от стаи пираний, не дав им обглодать его до костей, так что он преисполнится ко мне такой благодарностью, что, в свою очередь, спасет маму. В общем, я был убежден, что если мне удастся добраться до той реки, где засел мой папа, то все проблемы будут решены. Видимо, я унаследовал от мамы любовь к призрачным иллюзиям.
Если бы в свои пятнадцать я был членом племени янамамо, то просто попросил бы шамана прийти как можно скорее и произнести заклинание, чтобы из моей спальни ушли все амахири-тери. Амахири-тери – это такие существа, вроде гномов-мутантов, которые, как полагают яномамо, населяют параллельный мир, в котором нет джунглей. И поэтому они приходят, чтобы пожирать души детей. Но вместо этого я быстро подрочил и глубоко заснул.
Я мог бы продремать целое утро, но уже через час проснулся, потому что меня разбудил страшный грохот: у меня аж кровать затряслась. Окно зазвенело. Путаясь в штанинах, я побежал наверх. Мама лежала под огромным, шириной во всю стену, шкафом, который занимал все пространство от пола до потолка. Как это она умудрилась под ним оказаться?
«О, Господи!». Не самый удачный выбор слов. Она подумала, что я передразниваю ее, смеюсь над ней. Может, так оно и было. Мама выругалась и отшвырнула книжки, которые почти полностью завалили ее.
– Ты что, так готовишься к встрече с родителями? Думаешь, им такой прием понравится? – Нет, это было не похоже на картинку из романа «Домик в прериях».
Перевернутый шкаф довершал «идиллию». Диванные подушки были разбросаны по всей комнате, простыни сдернуты с раскладушки. Все три мамины сумочки были выпотрошены. Они валялись на полу; одна из них прикрывала пепельницу, полную окурков и упаковок от презервативов. Мама была единственным человеком, который в семидесятые годы пользовался презервативами. Она, видите ли, считала, что противозачаточные таблетки вредны для здоровья. Зато кокаин здорово полезен.
– Что ты делаешь?
– Я ищу одну вещь. Сними с меня этот чертов шкаф.
Я приподнял его, насколько мог, чтобы она выбралась из-под него, но, вместо того, чтобы помочь мне прислонить его к стене, она стала рыться в куче книг: хватала то одну, то другую, встряхивала их, перелистывала, а потом отбрасывала через плечо. Сначала словарь, потом географический атлас, потом «Анну Каренину».
– Что ты ищешь? – Мне было прекрасно известно, что она забыла, куда положила свою дозу кокаина, но я все-таки решил ее спросить.
– Одну вещь… Куда я ее дела…
Мама встала на колени. Со скрупулезностью сумасшедшего она проверяла том за томом. Потом она перешла к Британской Энциклопедии.
– Что за вещь?
– Нужная, – резко ответила она, даже не заметив, что только что опрокинула полупустую бутылку красного вина. На ковре появилась кровавая лужа. Ни дать ни взять место преступления.
– Скажи мне, что ты ищешь. Может, я знаю, где она. – Я был спокоен, мама в бешенстве; но мы оба с трудом себя контролировали.
– Сама найду. – Мама попыталась поджечь сигарету со стороны фильтра, выругалась, а потом сказала:
– Это не твое дело.
Она была настолько расстроена, что стряхнула пепел в открытую банку вазелина. Рядом с ней валялась смятая бумажонка, в которой лежал последний грамм кокаина.
Я поднял словарь, который она получила за победу в состязании ораторов в средней школе, и, перевернув его обложкой вверх, хорошенько встряхнул. Когда мама увидела, что из него выпала какая-то маленькая белая бумажка, ее глаза загорелись. Но потом она поняла, что это всего лишь обертка от жевательной резинки. По ее щеке скатилась слеза.
– Так что же ты ищешь? – Я не собирался сдаваться.
– Это личное. – Мамин голос охрип.
– Как это? – Я всегда ненавидел детей, которые отрывают крылья мухам, или поджигают муравьев при помощи лупы. А теперь сам поступаю еще безжалостнее по отношению к своей собственной матери.
– Это… – Мама посмотрела на меня, прикрыв глаза. Она пыталась придумать подходящий ответ. – Письмо твоего отца. – Выдумка была такой двусмысленной, что мы оба вздрогнули.
Через пять минут я был уже одет и быстро несся по лестнице. Нет, не подумайте, не за горничной. Я сам мог бы убрать в доме так, что бабушка с дедушкой ничего бы не заподозрили, но вот мамино состояние… самостоятельно эту проблему мне бы решить не удалось.
Им нельзя было это видеть. Я не мог этого допустить. Иначе они никогда не дадут ей денег на билет в Южную Америку. Меньше, чем через три часа, они будут стоять у двери нашего дома. Они ночевали в Нью-Йорке, у своих друзей. Если бы я знал их фамилию, то позвонил бы туда и сказал, что у мамы пищевое отравление. Если она вырубится до того, как они приедут, мне ее не разбудить. А если она не заснет, и встретит их в таком виде, то это будет еще хуже.
Выбежав на улицу, я одним прыжком преодолел пять ступенек лестницы, ринулся вперед и тут же упал прямо лицом на землю – дело в том, что шнурки у меня были не завязаны. Пожарный грузовик медленно заезжал внутрь гаража.
– Эй, Финн! – закричал мужик, который останавливал движение, чтобы машина могла заехать в пожарную часть. – Ты куда бежишь?
– Маме нужна одна вещь. – У меня в кармане лежали шестьдесят долларов, предназначенные для покупки ботинок, рекламу которых я видел на задней обложке охотничьего журнала. В такой обуви никакие змеи не страшны. Впрочем, ямкоголовая гадюка – это всего одна из зловещих перспектив, поджидающих тех, кто водит дружбу с яномамо. Но если мама не поможет мне сегодня, то у меня никогда не появится шанса быть укушенным змеей.
