Эльфрида Елинек - Предание смерти. Кое-что о спорте
Твои друзья ведут легкомысленную игру, ни о чем не задумываясь, а задуматься стоило бы. Ты теперь молчишь, расплачиваясь незрелостью за зрелость, точно так же привыкли поступать и нации, прежде чем объединиться, а объединяются они для того лишь, чтобы тем яростнее нападать друг на друга. Все это плавно переходит в мое мягкое терпение. Я, к счастью, не агрессивна, и мои подруги тоже. Мы ведем беседы на разные темы и требуем уважения к себе, так называется та скидка, которую мы предоставляем выбранным нами темам. Увенчанные славой писательницы читают нам доклады. Они плещутся в себе, как в ванне, похоже, им там, в себе, приятно и тепло, с их губ слетает немножко пахучей пены. Они вытирают губы. Потом говорят о том, о чем и должны говорить: о мужестве, о печали, о страданиях, о смешении культур. Всегда об одном и том же. Вон та женщина обводит влажным указательным пальцем круг своих читателей и считает, что этого — для спорта — достаточно. Скука, сынок, уже начинает теребить твою колыбель, а ты ведь не лентяй. Ты хочешь выйти из дома, в крайнем случае выгулять собаку. А та, другая ангажированная дама, смотри-ка, дотрагивается до каемки блюда, в котором замешивает тесто, каемка окружает и саму эту даму, кроме того, ее окружают ее подруги — для большего резонанса. Раздается скрипучий звук домашнего очага и домового сверчка. Мы, женщины, большей частью любительницы, но все мы старательно помогаем распространять то, что хочет сказать одна из нас, вот только бы знать, кто именно.
Конечно, даже дилетант может испытывать удовлетворение, если оказывается прав. Твои друзья посмеиваются над тем, что я боюсь тебя потерять. И ты вместе с ними. Но этот первоначально разумный обмен мнениями между вами часто ведет к ожесточенным спорам. Я это знаю. И тем не менее своими колкими замечаниями я пробиваю дыры в вашей защите. По этой причине я не сплю ночами, хотя считаюсь экспертом по части разногласий, которые я, занося в особую тетрадку, стираю сперва со слезами, а потом насухо. Ну почему ты воспринимаешь меня как врага, как это случилось?
Откуда твоя вечная цитрусовая свежесть, от которой у меня захватывает дыхание? Как, от меня самой, из моего кухонного шкафа? Я только хочу знать, где ты проводишь время. Твои друзья по спорту находят меня смешной. Они аплодируют тебе, когда ты меня высмеиваешь. Скоро на людях мне даже нельзя будет посмотреть в твою сторону. Никто же не смотрит туда, где стоит мать. Мать наделяет своего ребенка способностями к тому или иному делу, и в то же время сама лишается этих способностей. Спорт лучше всего воздействует на людей тогда, когда им занимаются публично. Когда фотографии звезд красуются в газетах, выглядывают из-за газетных страниц, которые скрывают их только для того, чтобы еще нагляднее выставить напоказ. Скоро я буду видеть только твои сверкающие сзади пятки, когда ты собираешься изо всей силы пнуть ногой бедный истрепанный мяч, который и подлетел-то к тебе для того, чтобы тебя проведать. Но ему надо двигаться дальше, к игроку средней линии, который как раз свободен, в отличие от тебя, дурачок. Твоя удача там, где тебя нет. Поверь мне!
Раньше, когда ты был маленьким, все было куда приятнее. Я хочу познакомиться с твоими друзьями, но ты мне этого не позволяешь. Я ведь тоже на свой лад героиня, только ты этого не замечаешь, хотя я всегда старалась одеваться как можно красивее. Мы, матери, все героини, одни тихие, другие крикливые. Из оскорбленного самолюбия ты перекрыл общение между нами, словно пробку вставил в раковину, чтобы перекрыть сток воды. Твои друзья должны принадлежать только тебе одному. У меня такое чувство, словно ты уходишь на войну. «Не мучай меня!» — отчаянно кричу я. Я ничуть не сомневаюсь в твоей способности быстро двигаться или стоять на месте и вооружать собой боевые машины, в зависимости от того, что тебе больше по душе. Но ты мельтешишь перед моими глазами, ты — связной, с полевой сумкой через плечо.
А ведь этот отрезок пути можно было бы спокойно пройти пешком. Ты все еще заставляешь меня бегать по дому, если тебе чего-нибудь надо. Но и это случается все реже. У меня такое чувство, словно вырывают что-то из рук, но я готова делать все, только бы ты был счастлив. Ну пожалуйста, живи у меня и дальше и ешь за моим столом! Ложись на кровать в своей прежней комнате, в детской, и засыпай, прижавшись к стене, чтобы я могла считать твои вдохи и выдохи и в такт твоему дыханию соразмерять или запрещать военные конфликты во всем мире, заранее не зная масштабов! К чему мерная рулетка, если я против в принципе? Только для того, что их, как мне кажется, развелось слишком много? Нет уж, хватит, все они, нынешние и грядущие войны, мной отменены, отметены — целиком и полностью. На тебя одного рассчитывала я, малыш, задолго до того, как стали рассчитывать на тебя другие, и мне бы хотелось, чтобы мой расчет оправдался. Тебе же не составляет труда относиться ко мне хорошо, так, как ты относишься к своим товарищам по спорту. Я вся такая покладистая, когда ты, сын, со мной, какая-то сила во мне поднимает меня ввысь, я становлюсь возвышенной, я вся сияю, излучаю приветливость, но едва ты закрываешь за собой дверь, как в меня вселяется чувство утраты, мне кажется, будто тебя у меня украли! Ковер, на котором только что кто-то топтался, лежит теперь пустой, словно внешне спокойное, но постоянно несущее в себе угрозу море. Ты встал перед этой стихией, что в любой момент может причинить нам большой вред, не огнем, но водой, и, как положено, отдал честь: связной на месте! Показалось солнце, но оно ведь светит тебе одному. Тебя нет дома, и солнцу можно снова зайти.
Хор. Зачем вы послали своего сына на войну, которая называется спортом, раз хотите тут же заполучить его обратно? Чтобы исправить ему осанку? Но вы обманываете себя. Взгляните-ка на осанку, которую он обрел благодаря занятиям спортом! Разве она стала лучше? Должно быть, вы думали, что таким образом он, ваш сын, дольше останется с вами, раз у него появилась цель, лежащая вне его самого. Как, мать из этого процесса исключается? Чтобы он мог развивать свои странные, направленные в пустоту наклонности? Это вы подтолкнули его к этому, женщина! Вы, вероятно, уже заметили, что, когда решаешь надеть кеды, которые носил человек со значительно большим размером ноги, например, вот этот американский баскетболист на фотографии, что, это ваш сын? Нет? Вот видите! А вон тот, со штангой на плечах, тоже не ваш сын, не так ли? Вот видите! Вы, значит, уже заметили, что люди кровью, потом и болью подписывают договор, из которого нельзя просто так выйти. Одни по этому договору получают большие деньги, другие раньше или позже платят деньги врачам, чтобы тем, кто пришел к цели уже после того, как хронометрист спрятал часы в чехольчик, можно было вырезать из колена маленький хрящик. Тогда дела у них снова пойдут на поправку.
Вы видите здесь две совершенно бескорыстные команды, которые служат благой цели: команда австрийского радио играет с командой журнала «Мотылек». «Мотылек» побеждает с разгромным счетом. Средний возраст его игроков меньше, и он получает удовольствие от своей молодости, которую ему хотелось бы увековечить. А вы, женщина, останетесь матерью всегда, что бы ни произошло. Почему же вы хотите лишить юность ее радостей? Если вам хочется образовать с сыном вечно улыбающуюся парочку, вам следовало бы купить себе сразу вместо него плюшевого медвежонка. Вы даже не подозреваете, что бывает, когда недотепа вдруг ощущает любовь к самому себе, любовь, которая исключает кого бы то ни было другого, я имею в виду воспитание такой любви, которая прямиком ведет к государству и его великолепию. Разве что вы укоротите и укротите войну и в конце концов окажетесь в совсем другой стране, чем та, из которой вышли со своей заплечной ношей. Славно, что вы со всем этим боретесь! Вам будет больно, если вы сумеете на что-то повлиять. А потому избавляйтесь, наконец, от своего последа, чтобы я мог с ним справиться. И посмотрим, что там у вас получилось. Свой бархатный шлейф можете отбросить, и свой новый костюм с улицы Морг. Смена марки себя не оправдала. Как не оправдало себя и то, что вы родили себе сына. То-то и оно!
На столь короткое время ему вряд ли стоило появляться на свет, этому ваньке-встаньке из Гинцлинга, где бы этот Гинцлинг ни находился, вы, полагаю, об этом узнаете, мама! Всюду сопровождаемый крикливой толпой фанатов, парень клянется: я вернусь. До сего дня он так и не сдержал слова в своем гробу. Но, как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Подождем. Мать, говорю я вам, что зачато, еще только начато. Мать дает гостю, которого подарил ей отец, приют в своем теле. И таким образом хранит доверенный ей залог любви. Из залога получается предлог, которым она может спекулировать: отец подарил сына Богу, который обязан его беречь. Как, вы считаете, что никто не может быть отцом без матери, лучше быть матерью без отца? Гнать папу прочь? В таком случае взгляните-ка сюда, я покажу вам человека, которого не вскормило темное лоно, не взрастила чудесная материнская ночь, покажу до одури белокурого детинушку, которого впору родить самой богине: Франца Линзера, прямую противоположность комиссару ЕС Францу Фишлеру. Знаете, что о нем говорят? Что он строен, хорошо тренирован и вообще идеалист, в отличие от Фишлера, который мог бы служить образцом чиновника. Или здесь, на следующей странице: Гейл Паллада Афина Диверс. Она уже почти не женщина, ежели спокойно сосчитать ее гормоны. Любой город, в котором она поселяется, может считать себя счастливым, так как в состоянии провести едва ли не первую олимпиаду нового времени — чтобы Гейл Диверс с нашей помощью могла все это устроить. Ну вот, тело уже сформировано, теперь его следует отправить в сауну и обрезать. Как вы объясните молодому человеку, что он должен идти воевать, если он до этого не занимался спортом? Ваш сын нужен! Мы нуждаемся в людях, которые заботятся о своем теле и готовы в любой момент без раздумий отдать Богу душу, как поведал нам Платон, после того как единственный раз в жизни основательно пропотел. А потом годами не мог собраться с мыслями.
