Светлана Саврасова - С чужого на свой и обратно. Записки переводчицы английской полиции
Я приправляю грибы луком и солью. Пробую. И выбрасываю их в мусорное ведро. Какие-то странные эти грибы. И я себя как-то странно чувствую. Может быть, дело в здешних грибах – все-таки это не наши.
И не только грибы – здешние, но не наши.
4
4. Я еду в Лондон, чтобы увидеться с сыном! Всегда сажусь в последний вагон. Большинство пассажиров избегает первых и последних вагонов, а то вдруг какой-нибудь сбившийся с пути локомотив ударит в хвост поезда или произойдет лобовое столкновение! Все верно. Но с другой стороны, опасность железнодорожной катастрофы в двести пятьдесят семь раз меньше, чем автомобильной аварии. Интересно, сколько пассажиров из этих соображений отказались от такси и пришли на вокзал пешком? Впрочем, половина всех дорожно-транспортных происшествий происходит, как известно, с участием пешеходов, то есть, может быть, как раз тех героических пассажиров поездов, которые, запыхавшись, бежали с чемоданом на вокзал, отказавшись от услуг гроба на колесах под названием «такси».
Чтобы побудить пассажиров пользоваться последними вагонами, администрация железнодорожной линии South-West Trains установила розетки с нижней стороны столиков – благодаря этому владельцы ноутбуков могут выполнять просроченные домашние задания, обрабатывать фотографии, играть в трехмерный тетрис (черт бы его побрал!), слушать в крохотных наушниках размером с драже «M&M» свои любимые mp3, разрабатывать маркетинговые планы по захвату глобального рынка, придумывать новые достоинства для своего виртуального профиля на сайте для одиноких сердец и похотливых тел, писать жалобы директорам банков по поводу малой прибыльности вкладов и большой стоимости банковских операций ну и так далее – в общем, просто жить.
На розетке наклейка: PLUG SOCKET FOR LAPTOP BATTERY CHARGERS ONLY, то есть «Только для зарядных устройств ноутбуков». Как бы не так! А телефоны? Кто их будет дома заряжать, если здесь можно задаром? А что билеты снова подорожали, так они всегда по весне дорожают. Ну и получается, что пока поезд едет, в остальных вагонах никто ничего не подзаряжает, а в последнем вагоне люди подпитываются энергией, рискуя жизнью. Так и будем заряжать гаджеты на халяву – пока какой-нибудь чокнутый локомотив не ударит этому поезду в зад!
Английская культура езды в поезде страшно отличается от той, что мне близка и знакома: никто в вагоне – ни один человек – не ест! У леди напротив меня с собой бутылка воды «Эвиан» с персиковым вкусом за счет добавления химического ароматизатора и консервантов, сохраняющих этот вкус миллион лет. Еще у нее термос с кофе. Аромат этого кофе перебивает даже больничный запах железнодорожных дезинфектантов, смешанный с убойной дозой «Шанели». Похоже, в вагоне ехала какая-то новая русская или там новая украинка.
Леди потягивает кофе и сразу же запивает его большим количеством персиковой воды. Вероятно – судя по ее уверенному виду – она считает, что употребляет здоровые и экологически чистые продукты. А меня охватывает неудержимое желание расстелить на столике вчерашнюю газету – фотографией лидера правящей партии вниз. А на газету выложить жареную курицу, пару свежих помидоров, малосольные огурчики, соль в коробке из-под спичек или даже прямо со спичками – как обычно делал мой дядя Костя. А еще зеленый лук и пару ломтиков сала. Может быть, тогда леди напротив без слов полезла бы в свой саквояж и дополнила бы эти яства пирожками с грибами, колбаской, нарезанной кусочками длиной с Дюймовочку, и парой тех продуктов, которые стыдливые девушки из романов Алексея Толстого называли «куриными фруктами» вкрутую…
Но я путешествую иначе, в соответсвии с местными условиями. Мне вспоминается анекдот, как русский и поляк, сидя в поезде, может быть, по дороге в Сибирь, в рамках установления дружеских отношений сравнивают лингвистические достоинства языков своих народов:
– Как будет по-польски «хлеб»?
– Chleb, а как по-русски «mleko»?
– Молоко. А «небо»?
– Niebo! А как по-вашему «dupa»?
– Dupa – по-нашему «жопа».
– Жо-oпа?.. Тоже красиво!
В общем я еду по-здешнему и слышу как моя экологичная леди взволнованно вздыхает:
– Какая прелесть!
Thank you for sharing – спасибо за банальность, как говорят в нынешнее время.
Я отрываюсь от экрана ноутбука и смотрю в направлении ее взгляда. Вижу застывший ряд холмов, типичных для нашего графства Дорсет. На вспаханных полосках земли, которые выглядят издали как черточки штрих-кода, вижу белые пятнышки овец. Пожалуйста вам: овцы на склонах холмов. «Ах, овцы пасутся, – читается в чуть накрашенных глазах леди, – а над ними бабочки летают!»
Ощущаю горький привкус во рту от этого вида. Он вызывает у меня отвращение и протест.
«Сбрей волосы, – хочется мне посоветовать леди напротив. – У тебя изумительная перхоть!»
Что это со мной? Из-за чего? Была, что ли, перхоть у этого Артура – неудавшегося насильника? Не помню. Не обратила внимания. Но тело говорит мне: «Да, это от него!». Я вспоминаю: он рассказывал мне в приемной у адвоката, как ловил рыбу на белых опарышей. Так что все правильно, эти овцы – напоминание именно о нем.
Как вернусь из Лондона, попрошусь в сауну к Марианне. Надену шерстяную шапочку, заберусь на верхнюю полку и вместе с потом выпарю из-под своей кожи всего этого Артура с потрохами. Все его жесты, гримасы, интонации, его голос, его скальп, просвечивающий из-под смазанных дорогим гелем волос мышиного цвета, его татуировки – гранатовая точка под левой бровью и индийский знак огня «Ом» на правом запястье. С потом выйдут семь месяцев, в течение которых моя жизнь была частью этого следствия и суда, этих допросов, очных и заочных ставок, отпечатков пальцев, ладоней, стоп, подошв; образцов слюны; сбора грязи из-под ногтей в пластиковые пакеты и кусочков, остриженных с этих же ногтей, в коробочки, похожие на те, в которых хранятся драгоценности, с надписью «Материал ДНК»; волос с головы и других частей тела; сотен страниц перевода показаний свидетелей и жертвы и уверток этого субъекта.
С потом выйдет и моя финансовая компенсация, ибо я заработала на всем этом столько, что мне хватило на очередные чудные туфельки на высоком каблуке, белые в черную крапинку (такие здесь называют polka-dot), и на тюбик самого дорогого крема против морщин, и на операцию маме в частной клинике по удалению катаракты на левом глазу.
Это будет завершение работы, ставшей для меня эмоциональным и профессиональным вызовом, с которым я успешно справилась, но который как-то деформировал, заразил и отравил меня.
Смотрю на овечек-бабочек, а вижу перхоть. Смотрю на борозды на поле, а вижу штрих-код на товарной этикетке «Земля – сезонная скидка». Я уже не справляюсь. Как переводчик, конечно. Впрочем, и как просто человек – тоже не очень.
Звоню Роберту и договариваюсь на вторник.
– Что за дело? Снова дети-жертвы? – спрашивает Роб.
Он помнит! Все мои старые случаи. Каждое мое слово!
– Попытка изнасилования. Взрослые.
– Слава богу! Буду ждать к шести.
Хоть он меня понимает. Поддерживает. Сочувствует. Не дает пасть духом. Советует. Предлагает и рекомендует.
Ну и что с того, что за тридцать фунтов в час? Разве же такое благожелательное понимание и поддержка не стоят всех денег на свете? Не знаю… И еще это «Слава богу!».
5
5. Ездила в Лондон повидаться с сыном. Правда, была там слишком мало, хотелось бы остаться еще на денек. Как всегда, на себя времени не хватило: уже была назначена эта чертова встреча в нашем полицейском участке по делу о наркотиках. Подозреваемый – Филип Яскульский. Его арестовали две недели назад, найдя у него три грамма белого порошка. Он заявил, что это, мол, для личного пользования, что хотел только попробовать, что это первый и последний раз, что больше никогда… Компьютерная система порыскала в своих недрах и подтвердила: действительно, первый случай. Поэтому мой клиент отделался порицанием – это такая внесудебная процедура, при которой подозреваемый заключает соглашение с полицией, признавая свою вину, а она отпускает его, не заводя дело. Обычно такое соглашение оформляется с ходу. Ты выражаешь сожаление (что полякам как два пальца об асфальт, если только жертва не еврей) и получаешь от сержанта расписку на память. Но только не в случаях с белым порошком. Тут обязательным является лабораторный анализ подозрительного вещества. И если, например, Филип посыплет голову пеплом из своей сигареты и поклянется, что никогда в жизни не прикоснется к этому чертовому кокаину, а из лаборатории придет бумага, что порошок оказался героином, то наша следующая встреча с Филипом будет уже в зале суда. Лапшу на уши можно вешать корешам, но не британской полиции. Хотя обычно это действительно кокаин.
Итак, в два часа являюсь в участок.
– Привет! Ты выучила китайский? – радостно встречает меня сержант Бойс. – У нас тут двое китайцев по делу о настенных часах. Месяц вкалывали на устричной ферме по пятнадцать часов в день. С первой получки купили позолоченные часы и стали на них молиться. Правда не сошлись во мнении о содержании молитв, ну и крепко подрались. Похоже, их Бог наказал за эти часы!
