Денис Драгунский - Взрослые люди (сборник)
– А ты оставайся, – сказала она. – Ты мне совсем разонравился. Бегал, суетился, весь перепуганный, а потом такой довольный. Как будто не полулюкс выцарапал, а замок в Шотландии купил. Ну, прости, не обращай внимания. Я просто такая гадина. Я пошла.
– Погоди, – сказал Рома. – Время полдвенадцатого. Автобуса нет, такси не поймаешь. Ложись давай.
– Только ты не будешь ко мне прикасаться.
– Здесь два одеяла, – пробурчал Рома.
– Лучше я лягу на диване, – сказала она.
Утром она вышла из душа полуодетая и сказала:
– А я думала, ты меня изобьешь и отдерешь.
– А то давай, попробую! – Рома возмущенно приподнялся в постели.
– Не надо, – засмеялась она. – У тебя не получится.
Растопырила ноги, подтягивая трусики. Прыгнула в брюки, надела свитер.
Через пятнадцать лет Рома узнал через общих знакомых, что Ася живет одна, болеет, зарабатывает мало. Не утерпел и позвонил. Тем более что он недавно развелся. «Можно заехать?» – «Конечно, давай».
Когда она открыла ему дверь, когда он увидел эту пожухшую, располневшую тетку, у него дыхание перехватило и слезы полились из глаз. Он прямо в прихожей обнял ее, поцеловал ее губы, щеки, глаза, руки, плечи и сказал:
– Ася, я не могу без тебя жить. Выходи за меня замуж. Пожалуйста.
Она спросила:
– А ты не будешь мне мстить?
Он сел на табурет и думал целую минуту. Потом сказал:
– Буду.
На том и расстались.
заметки по логике
Широта и долгота
Мой приятель, художник Сева Шатурин, вроде собрался еще раз жениться, после двух браков и примерно десяти лет холостой жизни.
Его новая избранница оказалась, как бы это выразится… Но нет! Нет, я не имею никакого права делать замечания и задавать неприятные вопросы.
Однако один вопрос я все-таки задал.
Вопрос очевидно глупый. Но очень традиционный.
– Послушай, – спросил я его. – Ты ее любишь?
– Ну, ты прямо как моя покойная мамочка! – вдруг завопил Сева. – Ну просто нет моих сил!
– Ага, – сказал я.
– Ничего не «ага»! – сказал он. – Да и вообще, при чем тут?..
– По-моему, очень даже при чем, – сказал я.
– Иди ты! – сказал Сева. – Ты хоть понимаешь, о чем ты спрашиваешь?
– Мне кажется, да, – сказал я.
– А мне кажется, нет, – сказал он. – Вот мама меня спрашивала всякий раз, когда у меня на стороне баба появлялась…
– А ты что, маме сразу докладывал?
– Она сразу догадывалась. И вообще я ее очень любил, доверял ей как никому. Значит, только я себе кого-то заведу, она тут же: «А ты ее любишь?» Люблю, конечно, а иначе зачем затеваться. «А Светочку, значит, больше не любишь? Совсем разлюбил?» Тьфу! Конечно, нет. Я их по-разному люблю. Любовь-увлечение, любовь-новизна, любовь-страсть, если вам угодно. И – любовь-привязанность, любовь-благодарность, любовь-нежность. А когда я где-нибудь на отдыхе заведу трехдневный романчик, я ведь тоже этой девочке скажу: «Я тебя люблю». И это не будет враньем: тоже любовь. Любовь-желание. Любовь-приключение. Почему нет? Но мама не понимала. Сердилась. Говорила: «Любовь бывает одна!» Я говорю: но позволь, я еще и тебя люблю! И бабушку Машу! И сестру Лизу! Я еще родину люблю, вот! И Анну Ахматову!
– Хорошо, что всё в женском роде, – сказал я.
– Не только, не только, – засмеялся Сева. – Еще я люблю своего отца. Вернее, любил, когда он был жив, и сейчас помню это чувство. А также Сезанна. Еще тебя люблю, хоть ты ханжа и моралист! А вот ты меня любишь?
– Конечно, люблю, – сказал я. – Иначе не завел бы этот разговор.
– То-то же, – сказал он. – Очень широкое понятие.
– Может, надо сузить? – спросил я.
– Еще чего! – сказал Сева.
гордость и предубеждение
Откровенно, по-мужски
– Я всё знаю, – сказал Андрей Павлович. – Про вас и про Анечку.
– Но мы и не скрывали, – сказал Толя.
Сказал уверенно и спокойно, хотя на самом деле волновался.
Потому что он первый раз говорил с Андреем Павловичем вот так. С глазу на глаз, в его кабинете, сидя в глубоком кожаном кресле, за журнальным столиком, на котором стояла бутылка виски и два низких тяжелых стакана. Андрей Павлович налил себе и Толе по чуть-чуть, отхлебнул глоточек.
Сегодня Толя приехал к Ане на дачу, они сидели на третьем этаже, и вдруг ей позвонили по внутреннему: папа приехал, зовет. Она спустилась вниз, вернулась растерянная: «Папа хочет с тобой поговорить. Через час».
Через час он сидел в кабинете Андрея Павловича, стараясь не озираться.
– Я всё знаю, – повторил Андрей Павлович.
Толя светски улыбнулся.
– Я всё знаю, – в третий раз сказал Андрей Павлович. – Но я не осуждаю вас и тем более Анечку. Молодость. Свобода. Это правильно. Никто не собирается вас хватать и кричать: «Соблазнил – женись!»
Толя опустил глаза.
– Дело обстоит ровно наоборот, – сказал Андрей Павлович. – Я буду откровенно, по-мужски. Без обид, ладно?
– Конечно, – сказал Толя.
– Вы – очень милый молодой человек. Вы меня вполне устраиваете как студенческий дружок моей дочери. Но вы меня абсолютно не устраиваете как ее будущий муж. Ваша женитьба на Анечке невозможна, запомните раз и навсегда. У меня насчет ее судьбы совсем другие планы. И вы, как умный человек, это прекрасно понимаете.
– И что поэтому? – спросил Толя.
– Вы на третьем курсе, так? Сейчас осень. К весне расстанетесь. Но пусть она вас сама бросит. Но чтоб ей не было больно. Найдите способ, чтоб она вас просто разлюбила. Например, постепенно станьте скучным, унылым занудой. В общем, понятно. Надеюсь, в будущем смогу вам немножко помочь, в смысле карьеры.
– Понятно, – сказал Толя. – Только зря вы всё это.
– То есть? – нахмурился Андрей Павлович.
– Я вовсе не хотел на ней жениться, – сказал Толя.
– Как? – воскликнул Андрей Павлович.
– Да очень просто! – Толя даже вскочил на ноги. – Давайте откровенно. По-мужски. Аня – хорошая девочка, да. Ну и всё. Почему я должен на ней жениться? В смысле должен хотеть на ней жениться?
– Вон отсюда, – устало сказал Андрей Павлович.
В коридоре Толю ждала Аня.
– Значит, хорошая девочка и всё? – прошипела она.
– Поехали ко мне, – сказал он. – А завтра с утра – в загс.
– Спасибо, я подумаю. Тебя довезти до станции?
– Сам дойду.
– Два километра, – сказала она.
– Ничего, – сказал он. – Заодно прогуляюсь.
свой круг
Социальная грусть
А давайте сбегаем на сторону Толи из предыдущего рассказа.
Может быть, он прав, что не хочет жениться на Ане?
И не потому, что он ее недостаточно любит.
Что такое «любить»?
Это значит в том числе еще и трезво оценивать ситуацию. Потому что если не трезво, то тогда получается любовный бред, влюбленность в звезду экрана или подиума.
Но вернемся к нашим ребятам.
Представим себе, как Толя приезжает к Ане на дачу, даже когда она его привозит на своей машине. Его с головы до ног оглядывает охрана. Его давит роскошь гостиных, каминов, бассейнов, лужаек, собак. Надменная мама выдавливает из себя улыбку. Папа вообще не показывается, и Аня говорит: «он в Давосе», «он в Кремле», «он у “самого”».
Зачем это надо Толе?
У него есть собственная гордость.
Конечно, Аня очень мила. Красивая, умная, сексуальная. Всё, что хотите.
Но жениться на Ане (даже если папа согласится) – это каждую минуту знать и чувствовать: всё, чем ты пользуешься, заработал не ты. Значит, надо вести себя соответственно. И знать, что ты такого все равно никогда не заработаешь. Для того чтобы Толе сравняться с Аниным папой, нужен распад государства, новые 1990-е… Избави Бог. Ну или Толя вдруг изобретет что-то типа «Фейсбука». На это нельзя всерьез рассчитывать.
Но и Ане бросать папин дом и переселяться в скромную квартиру – тоже как-то глупо, странно и смешно. Нелепо.
Наверное, существуют непреодолимые социальные барьеры.
Точнее: есть барьеры, издержки от преодоления которых – запретительно высоки.
И не надо про любовь, для которой нет преград.
Любовь – это еще и разум. Любовь чувствует преграду и отступает.
Наверное, правильно делает.
уникальный специалист
Иван Карлович
Саша курил трубку. Он говорил, что трубка позволяет меньше курить. Может быть, так оно и есть. Во всяком случае, он курил немного: после обеда, после кофе, иногда на прогулке – хотя какие там прогулки у тридцатилетнего консультанта по защите инвестиций? Работа с утра до ночи плюс командировки. Зарубежные тоже, кстати.
Трубка, кроме того, придавала дополнительную элегантность. Это нравилось Алине, Сашиной жене. Она даже стала немножко разбираться в трубках. В смысле отличать одну от другой.
Однажды Саша, придя с работы и поужинав, уселся в кресло и стал закуривать.
– Ага, – сказала Алина. – А у тебя новая трубка!
– Да, – сказал Саша. – Есть у нас в отделе такой Иван Карлович, я тебе говорил, кажется. Был в Англии в командировке, привез в подарок.
