Сара Раттаро - Я сделаю с тобой все, что захочу
Когда тебе исполнилось пять лет, ты попросила у него ящик, чтобы хранить в нем кукол. Я хотела купить его в магазине игрушек, но Карло попросил меня немного подождать и сделал его своими руками. Получился ларь-скамья, на котором он со всех сторон вырезал твое имя. Тебе этот ларь так понравился, что ты хотела в нем спать. Я ужасно боялась, что крышка ночью захлопнется, а он ждал, пока ты заснешь в ларе, а потом относил в кроватку. «Она спит? Ты закрыл ящик? – спрашивала я. – Хоть бы она ночью туда не забралась…» Но Карло только улыбался, потому что у него все было под контролем.
Я очень тебя люблю, Луче, но совершенно уверена, что, выбирая между мной и своим отцом, ты предпочла бы его.
В восемь часов тридцать девять минут я была полностью одета и имела в запасе еще целую минуту времени. Закрыв входную дверь на все замки и спускаясь по лестнице, я рылась в сумке в поисках ключей от машины. Ключи никак не находились, и я присела на ступеньку, чтобы посмотреть получше. К моему изумлению, они лежали в кармашке: я умела справляться с беспорядком, но порядок выводил меня из равновесия.
Много лет назад…
Мы с Карло познакомились в старших классах школы. Я в свои шестнадцать больше походила на двадцатилетнюю второгодницу, а он был восемнадцатилетним мечтателем-альтруистом. Мы, словно две стороны медали, словно вода и огонь, были полными противоположностями.
Не потому ли мы так нравились друг другу? Будущее нашего союза представлялось настолько нереальным, что на него никто бы и гроша не поставил. Точнее, никто не поставил бы ни гроша на меня.
На скачках такую лошадь, как я, любой букмекер счел бы аутсайдером и отметил бы красной ручкой.
И все же история нашей пары оказалась долгой. Она была словно тесный проход в напирающей толпе, словно громкий крик, за которым наступает тишина, словно мурашки по коже, или неясное предчувствие, или лютая стужа в горах.
Нам пришлось нелегко. Мои родители просто-напросто не верили своим глазам, а его мать с отцом надеялись, что это безумие вскоре закончится, как ночной кошмар. У меня в то время ветер гулял в голове, а Карло вел себя безупречно.
В школе его знали все. Как председатель школьного совета он организовывал собрания и участвовал в них наравне с преподавателями. Он играл в теннис, входил в школьную команду по спортивной гимнастике и встречался с девушкой по имени Элизабетта, гораздо больше подходившей ему, нежели я. Надирия напоминала сыну об этом при каждом удобном случае.
Раз в месяц председатель школьного совета собирал в спортзале всех учеников старших классов, чтобы вместе разработать предложения для педсовета.
Среди прочего на повестке дня стоял вопрос о подготовке дня открытых дверей для родителей старшеклассников.
Как только Карло закончил рассказывать о программе мероприятия кучке притихших подростков, я поднялась и стала пробираться к выход у.
Карло посмотрел мне вслед и поинтересовался:
– Ты не согласна с тем, что я предложил?
Все остальные тоже уставились на меня, но я и не думала останавливаться.
– Послушай, блондинка в синей кофточке, я ведь с тобой говорю! У нас демократия: вместо того чтобы уходить, можешь высказаться!
Я замерла на месте. Ребята глаз с меня не сводили, и мне вспомнилась «кривая внимания аудитории». Наш разум не может долго концентрироваться на одной и той же теме – необходим стимул со стороны, чтобы подпитывать интерес публики.
Я обернулась и спросила:
– Это ты мне?
– Да, тебе! Почему ты уходишь? Останься, и мы сможем все вместе обсудить твои доводы.
– В одиннадцать часов похороны моей бабушки, – пробормотала я, опустив глаза. – Ее на инвалидной коляске сбил грузовик. Подонок протащил ее по земле метров сто и даже не остановился, чтобы помочь. Бабушка была в таком ужасном состоянии, что мне даже не позволили с ней попрощаться. Если ты не против, я пой д у.
Красная от смущения, я повернулась и выбежала за дверь, пока мой обман не раскрыли.
Смущенный Карло потер лоб и, пытаясь взять себя в руки, сокрушенным тоном пробормотал:
– Это очень печально. Что ж, продолжим.
Я закрыла за собой дверь, расхохоталась и подумала, что моя бабушка на небесах наверняка тоже повеселилась от души.
На следующий день Карло поджидал меня у выхода из класса.
– Я хотел извиниться и принести свои соболезнования в связи с кончиной твоей бабушки.
Он смотрел мне прямо в глаза, и я, покачав головой, улыбнулась:
– Ты на это повелся?
– А это неправда?
– Моя бабушка умерла пять лет тому назад во сне. Счастливая смерть – так это называется.
– Зачем же ты меня выставила идиотом на собрании старшеклассников?
– Собственно, сначала ты меня выставил идиоткой. А моя бабушка перед смертью напомнила мне, что лучшая защита – это нападение.
Я на пару секунд задержала взгляд на его лице и успела заметить, как у него на лбу появилась морщинка и в глазах отразилось недоумение пополам с сомнением. И тут же удалилась, как актриса, которая спешит уйти со сцены, пока не стихли аплодисменты.
Позже он признался, что тогда еще долго стоял, провожая меня взглядом, пока я не затерялась в толпе.
Спустя два дня я снова столкнулась с Карло в баре у школы. Я заметила его издалека, но как ни в чем не бывало прошла мимо, мило чирикая с подругой Анджелой, которая уже была в курсе дела.
Анджела сделала страшные глаза и прошипела мне в ухо:
– Берегись, сзади!
Но было поздно. Карло тронул меня за плечо и произнес:
– Привет! Не хочешь сходить в кино в субботу вечером?
Я смутилась и покраснела, но твердо произнесла, смерив его взглядом:
– У тебя же есть девушка. Зачем тебе встречаться со мной?
– Нет у меня никакой девушки. За кого ты меня принимаешь? Я серьезный человек.
Он состроил недовольную гримасу, и это мне безумно понравилось.
– Очень жаль, но в субботу я занята.
– Что-то подсказывает мне, что ты опять врешь. Об этом свидетельствуют твой взгляд и приподнятый левый уголок рта. Смотри первую главу пособия «Общаемся без слов: наше тело болтливо». Если приглядеться, то по движениям тела и мимике собеседника можно понять, насколько он искренен. Если передумаешь – вот мой номер телефона.
Карло сунул мне листок бумаги и удалился, явно довольный собой.
– Зачем ему со мной встречаться?
Анджела подышала на замерзшие ладони, выпустила изо рта облачко пара.
– Элементарно, Ватсон! Ты ему нравишься!
– Да что ему может во мне понравиться?
– Слушай, хватит уже! Он вроде с головой дружит и мог бы встречаться с кем угодно в школе. Но выбрал тебя!
Тут Анджела обратила на меня «взгляд, проникающий прямо в душу» (так она его называла), и добавила:
– Ну правда, непонятно, что ты, собственно, выделываешься? Он самый клевый парень в школе! Я бы долго думать не стала!
И отправилась в туалет, победно вскинув руку и растопырив пальцы буквой «V».
В кино мы так и не сходили. В пятницу вечером я ему позвонила и спокойно, словно старому приятелю, сообщила, что неожиданно освободилась. Для меня это чувство было в новинку: казалось, что мы с ним знакомы всю жизнь.
Он как будто ничуть не удивился моему звонку и назначил мне свидание за час до начала фильма, «чтобы немного поболтать».
В итоге мы просидели в кафе-мороженом до семи вечера. За это время мы поговорили о нем, обо мне, о наших мечтах, о тонкой грани между нашими желаниями и тем, чего мы добиваемся, о самых неприятных персонажах в нашей жизни, о родителях, их слабостях и о том, какими мы будем в их возрасте, о том, когда и куда нам хотелось бы поехать, и о том, что шоколад – лучшее изобретение всех времен и народов.
Без пятнадцати семь в ту субботу я уже знала, что он ненавидит баклажаны и футбол, любит боевики, читает романы Скотта Туроу и собирается поступать на инженерный факультет. Что он, по общему мнению, точная копия отца, хотя больше времени проводит с матерью и ужасно завидует сестре.
Я наблюдала за тем, как он жестикулирует, старается подыскать нужные слова, чтобы его приятно было слушать, как улыбается и подтрунивает над собой. Он был любезен и элегантен.
– Так… Что же я еще о себе не рассказал? – задумался он на минуту. – Ах да! У меня аллергия на аспирин! Однажды мать, пытаясь сбить мне температуру, отправила меня прямиком в больницу. Она так себе этого и не простила: стоит мне вспомнить о том случае, как она заливается слезами. Я до сих пор слышу ее крик в больничном коридоре: «Я не мать, я чудовище!» Она ужасно испугалась, и с того дня ее опека надо мной сделалась слегка обременительной.
Он отвернулся, пару секунд как будто разглядывал что-то за окном, потом улыбнулся и продолжал:
– Порой мы слишком поздно обращаем внимание на то, что причиняет нам вред.
– Последствия курения, тревожность, укус змеи?
– Неправильный диагноз, неосторожность, навязчивые идеи или, может быть, на то, что рядом с нами не те люди.
