Петр Алешковский - Институт сновидений
Колдунья с той поры никому не являлась. Огурец ставит брагу и пьет только ее, работу забросил. Проповедует на селе, что скоро в каждом проснется комси, ибо пришла пора их аурам освободиться от подземного заточения. Над ним смеются. Тогда Огурец идет домой, ложится в кадушку и мокнет там неделями, активизирует чакры. Мужики теперь потребляют «Максимку», от нее на два дня отнимается язык, но о чем говорить, если все и так понятно? Шимпанзе живет у Беса в гараже, воет ночами на луну. У начальника милиции новая головная боль – Дума повышает вдвое штрафы на дорогах. А что хорошо москвичу, старгородцу – беда. Один экипаж гаишников за день привозит наверх сто долларов, теперь должен будет везти двести. Вопрос: станут ли давать, и не вызовет ли это в народе волнений?
Святой обезьян
Настоящему чуду требуется, конечно, время, чтобы его признали. Бандит Фома, что заклятием колдуньи-комси превратился в обезьяну-шимпанзе, жил в гараже своего бывшего командира Антона Беса. Тот нарядил шимпанзе в сапоги, штаны, ватник, ушанку и черные очки в белой оправе, Фомка стал выглядеть, как свихнувшийся клоун. Бес посмеялся над несчастной тварью и скоро о ней забыл. Фомка удрал в город, прибился к кладбищенской церкви святого Христофора. Просил подаяние при дверях, понемногу стал заходить внутрь. Староста донесла настоятелю отцу Артемону, что Фомка, кажется, обезьян. Тот попытался раз с ним заговорить. Фомка бухнулся на колени, лапами обхватил голову и замер в покаянной позе. Подслеповатый отец Артемон такое рвение оценил: «Немтырь, дурак, но не без Христа в душе, отстаньте от него. Святой Христофор тоже лицом был зверообразен, недаром его изображают с песьей головой». Слово батюшки – закон, Фомка стал мести церковный двор, ему даже выделили место в теплой подсобке, где он спал не раздеваясь, как настоящий юродивый. Бабки стали поговаривать, что Фомка – немой индус, а скрючило его от заморской болезни.
Храмовой иконой в церкви был, понятно, образ святого Христофора старинного письма, – в те времена воина изображали с песьей головой и большим мечом. Таких образов на Руси сохранились считанные единицы, позднее вышел указ переписать песьи головы на человечьи. Отец Артемон иконой дорожил и пятьдесят семь лет своего служения смиренно ждал от нее чудес.
Кладбищенская церковь – место доходное, настоятелю прислали на подмогу второго священника – отца Павлина Придворова. Начитавшись базарных книг, он горел идеей канонизировать царя Ивана Грозного и проповедовал, что Русь святая возродится только под крепкой рукой, о чем имел смелость писать митрополиту. В ответ получил совет не умничать шибко. Отец Павлин жаждал дела. Кто-то рассказал ему местное придание: Грозный угостил в кладбищенской церкви сироту Ивашку яблочком. Мальчишка яблочко съел, засветился весь, аки ангел, и преставился. Иметь в церкви местночтимого святого казалось отцу Павлину полезным. Он бросил клич, активисты из «Молодой гвардии» перекопали холм вокруг церкви, но мощей не обрели. В результате пришлось платить штраф в комитет по охране культуры за самовольные раскопки. Отец Артемон штраф заплатил и настрого запретил Придворову смущать прихожан историями про лжечудеса. Отец Павлин затаил злобу на настоятеля.
Меж тем Фомка как-то забрел к бывшему шефу, и подслушал разговор: из Питера поступил заказ на икону святого Христофора. Пацанов лезть в церковь ломало, тогда Бес из бахвальства заявил, что сегодня же обделает все сам. Ночью он залез в храм. Только вырвал икону из иконостаса, как Фомка на колокольне ударил в набат. Вор – на улицу. Фомка слетел с колокольни стрелой, догнал, вырвал икону. Бес ударил его ножом в грудь. Набежали люди и грабителя скрутили. Подоспел и настоятель. Фомка, не сводя глаз с иконы, умер у него на руках. Тут только разглядел отец Артемон, что спаситель сокровища – шимпанзе.
Бес так надоел нашей милиции, что ему дали по максимуму: двенадцать лет строгого режима. Отец Артемон долго молился, а после отписал наверх про святого обезьяна. Вдогон полетел донос отца Павлина Придворова, где сообщалось, что шимпанзе стоял литургию, тогда как известно: в храм из зверей допускаются только кошки, ибо одни своего кала не поедают.
Как рассказал звонарь епископа, днем ранее верующие в старгородском соборе, которым не хватило места на чине елеосвящения, до крови покусали охрану владыки. Сочтя письмо о чудесах чуть ли не ересью и устав от народных волнений, епископ тихо отправил отца Артемона на пенсию, отца Павлина перевел в Мокрую Тундру, просвещать язычников. Весть о чуде облетела город, шептались, что Фомка перед смертью принял человеческий образ. В церкви прибавилось верующих. Обезьяну-героя схоронили за кладбищенской оградой, но паломники протоптали к могилке тропу. Доходную церковь отдали монахам Борисоглебского монастыря. Их игумену старгородские бандиты подарили новый «Ягуар», чтоб за них молился. Народ немедленно перекрестил его в Ягуария. Многие принимают имя за чистую монету, а что – звучное имя, ему подходит.
Крылья
Роза Мусаевна Бахтиярова после сталинских лагерей не вернулась в столицу. Экс-балерина осела у дальней родственницы в татарской слободе и создала танцевальную школу при заводе «Подшипник». В 1995-м она тихо скончалась и была похоронена на Христофоровском кладбище. Труппа со смертью Розы Мусаевны захирела и развалилась – все там дышало ее гением. Старгород стал ее судьбой, школа – делом, как казалось поначалу, порушенной жизни. Следователь на допросе сломал у нее на глазах крылья для тренировки, переданные ей английским дипломатом от полусумасшедшего Нижинского. Она была строга, мечту пестуемых ею девочек о большой сцене пресекала жестко: «Здесь родились, здесь и пригодились».
Айгуль Сараева, наше национальное достояние, великая летающая балерина – ее воспитанница. Рифат Сараев хотел сделать из дочери златошвею, какой была его рано скончавшаяся жена. Танцовщица, говорил он, не профессия, а сплошное несчастье. Девочка отца боготворила, плакала, но отказаться от танцев не могла. Когда же в последнем классе школы она влюбилась в Васю Перышкина, отец, мечтавший о муже-татарине, и вовсе перестал с ней разговаривать. Васю забрали в армию. В первую чеченскую компанию он погиб в Грозном.
Стояла весна, птицы распевали брачные песни. Айгуль сбежала с поминок и случайно набрела на лавочку старого Камбиза, что с незапамятных времен торговал у проездной башни кремля всякой рухлядью. Перс и сам походил на башню: грузный и нечесаный, он восседал на массивном табурете: ноги – воротные столбы, бешено блестящие глаза – два фонаря над ними. Девушка зашла внутрь, Камбиз моргнув глазом, поприветствовал ее. Среди пионерских горнов и резных прялок Айгуль углядела маленькие крылышки в осьмушку на кожаных застежках. Стесняясь старого перса, она примерила их перед зеркалом. Крылья пришлись в самый раз: не стесняли движение и не терлись о лопатки.
– Не боишься? – спросил старьевщик.
– Чего уж теперь, – ответила Айгуль.
Владелец лавки принял ее мелкую купюру, провел банкнотой по полкам с товаром, как бы скрепляя договор с судьбой.
С крыльев в осьмушку, слепленных неизвестно кем и где, началась новая Айгуль Сараева. Она поставила балет «Эвридика». Обнаженная и дико сексуальная, гибкая, как плеть, она взрывала трагический воздух, пролетая над сценой – вся живое чувство, а приземлялась уже печальной, отрешенной тенью из царства мертвых. Айгуль подчеркнула гримом свои раскосые глаза, отчего в лице проявилось нечто томное и животное, как сделал великий Нижинский в «Послеполуденном отдыхе фавна». В «Старгородском глашатае» в статье «Секс на сцене» один остолоп обругал ее новаторский танец. Тогда она удрала в Питер, потом в Париж, и скоро стала знаменита на весь мир.
«Ночной полет», принесший ей славу, мы смотрели вместе с Розой Мусаевной на ОРТ. Старая балерина болела, я зашел ее навестить. Айгуль летала над сценой в больших семижильных крыльях, исполненных на заказ, которые делает лишь один потомственный крылодел из Вероны.
– Улетела птичка. Не сгодилась, – прокомментировала выступление старая учительница.
Через неделю Бахтиярова умерла. Через месяц скончался сапожник Рифат. Айгуль не приехала их хоронить. Этот факт долго мусолила желтая пресса. Айгуль не дает интервью, она вообще почти ни с кем не разговаривает и всегда выглядит так, будто живет на другой планете, поэтому ее часто упрекают в заносчивости и гордыне. Журналисты окрестили ее «печальной дивой» – Сараева всегда исполняет трагические партии.
Недавно я встретил на улице начальника управления культуры Волокитина, заговорил с ним о памятнике, что город обещал поставить на могиле Розы Мусаевны.
– Сейчас не время, приоритет – национальные проекты, все деньги отдаем учителям и врачам.
Мне стало не по себе, я зашел на кладбище. От ворот отъезжал большой «Роллс-ройс» с черными стеклами. В Старгороде такие не водятся. У могилы Бахтияровой смел прошлогодние листья и вдруг заметил на цементном памятнике сильно потасканные крылья в осьмушку на видавшем виды ремешке. Пока я их разглядывал, из-за моей спины вынырнула девчонка лет пятнадцати – кажется, я видел ее крутящей брейк в парке около памятника Кирову, где тусуется молодежь.
