Кадзуо Исигуро - Безутешные
– Воспользуюсь непременно. Кстати, мисс Штратман, что касается моего расписания… – Я намеренно сделал паузу, ожидая, что собеседница начнет сокрушаться о своей забывчивости, и, возможно, извлечет из кейса какую-нибудь папку. Вместо этого она торопливо заговорила:
– Да, расписание у вас очень плотное, очень. Но, я надеюсь, составлено оно разумно. Мы старались включить только самое главное. Неизбежен наплыв представителей различных обществ, местной прессы, просто желающих. У вас масса поклонников в нашем городе, мистер Райдер. Многие считают вас не только лучшим пианистом из ныне живущих, но, возможно, величайшим во всем столетии. Думаю, правда, в итоге нам удалось оставить лишь самое существенное. Полагаю, вы не почувствуете себя слишком обремененным. Между тем двери лифта раскрылись – и пожилой носильщик ступил в коридор. Чемоданы затрудняли его продвижение – и мне, идущему позади с мисс Штратман, пришлось умерить шаг, чтобы его не обогнать.
– Надеюсь, никто не остался в обиде, – заметил я на ходу. – Те, для кого в моем расписании не хватило места.
– Пожалуйста, не волнуйтесь. Всем нам известно, зачем вы здесь, и ни единому человеку не захочется выслушивать упреки в том, что он вас отвлек. На деле, мистер Райдер, помимо двух довольно важных общественных обязательств, все прочие пункты в вашей программе так или иначе относятся к вечеру в четверг. Вы, разумеется, уже имели возможность ознакомиться со своим расписанием.
Какая-то нотка в ее голосе помешала мне ответить с полной откровенностью – и я попросту пробормотал:
– Да-да, конечно.
– Расписание, действительно, очень плотное. Но мы руководствовались главным образом вашим желанием повидать как можно больше собственными глазами. Очень похвальное стремление, если вы позволите мне так выразиться.
Пожилой носильщик остановился перед дверью. Наконец-то он опустил мои чемоданы на пол и начал возиться с замком. Когда мы приблизились, Густав снова взялся за багаж и, пошатываясь, внес его в номер со словами: «Прошу вас за мной, сэр». Я уже собирался войти, но мисс Штратман положила руку мне на плечо:
– Я вас не задержу. Мне просто хотелось бы удостовериться именно сейчас, все ли пункты программы вас устраивают.
Дверь захлопнулась, оставив нас в коридоре наедине.
– Что ж, мисс Штратман, – ответил я, – в целом… В целом программа представляется мне хорошо сбалансированной.
– Помня о вашей просьбе, мы организуем встречу с группой взаимной поддержки граждан. В группу входят простые, обыкновенные люди самых разных занятий; их объединило сознание того, что они пострадали от нынешнего кризиса. Вы сможете узнать из первых рук, что именно им пришлось претерпеть.
– О да, это будет в высшей степени полезно.
– Далее: как вы уже заметили, мы пошли навстречу вашему желанию лично познакомиться с мистером Кристоффом. Учитывая обстоятельства, мы в полной мере отдаем должное двигавшим вами мотивам. Мистер Кристофф, со своей стороны, в восторге, как вы легко можете себе представить. Естественно, у него есть свои причины для встречи с вами. Я имею в виду, что он и его друзья приложат все усилия, чтобы навязать вам свою собственную точку зрения. Разумеется, все окажется сплошной чепухой, но я уверена, что это поможет вам составить общую картину происходящего. Мистер Райдер, вы выглядите очень утомленным. Я больше вас не задерживаю. Вот моя визитная карточка. Если у вас возникнут какие-либо вопросы или сомнения – обращайтесь ко мне без колебаний.
Поблагодарив мисс Штратман, я проследил взглядом, как она удаляется по коридору. Меня все еще продолжали занимать подробности нашего разговора – и когда я переступил порог номера, то не сразу различил фигуру Густава, стоявшего возле кровати.
– А, вот и вы, сэр.
Внутри отеля всюду преобладала обшивка из темного дерева – и меня приятно удивил современный вид комнаты, залитой светом. Стена напротив меня почти целиком от пола до потолка была из стекла: солнце проникало внутрь сквозь вертикальные планки жалюзи. Мои чемоданы стояли рядышком у гардероба.
– Если вы готовы уделить мне еще немного вашего времени, сэр, я покажу вам, где тут что. Чтобы вы устроились с полным комфортом.
Я покорно следовал за Густавом, пока он знакомил меня с выключателями и всеми прочими аксессуарами. Потом он повел меня в ванную, где продолжил объяснения. Я чуть было не прервал его по привычке, выработанной общением с носильщиками при отелях, но что-то в той старательности, с которой он исполнял свою задачу, в его усилиях внести нечто личное в обряд, совершаемый им ежедневно по многу раз, меня остановило и даже растрогало. Пока он, указывая рукой то на один, то на другой угол комнаты, не упускал и мелочи, мне вдруг пришло в голову, что, несмотря на весь свой профессионализм и неподдельное желание устроить меня как нельзя лучше, Густав особенно озабочен чем-то другим, мучившим его на протяжении всего дня. Иными словами, его вновь охватила тревога за дочь и за ее маленького ребенка.
Когда несколько месяцев тому назад Густав получил это предложение, он и не подозревал, что будет испытывать какие-либо другие чувства, помимо ничем не омраченного удовольствия. Раз в неделю, после полудня, он должен был проводить час или два, гуляя с внуком по Старому Городу, с тем чтобы Софи могла развеяться и уделить немного времени себе. Договоренность сразу же оказалась очень удачной – и через неделю-две дедушка с внуком выработали распорядок, устраивавший обоих как нельзя более. В сухую погоду они отправлялись в парк с аттракционами, где Борис мог продемонстрировать свои последние достижения по части отважных гимнастических курбетов. Если шел дождь, они посещали лодочный музей. Частенько они просто прогуливались по крохотным улочкам Старого Города, заглядывая в магазины сувениров или наблюдая на Старой площади пантомиму или акробатическое представление. Пожилого носильщика здесь хорошо знали: их приветствовали на каждом шагу – и на Густава со всех сторон сыпались похвалы его внуку. Они подолгу простаивали на старинном мосту и следили за проплывающими внизу лодками. Экскурсия завершалась обычно в излюбленном ими кафе, где они заказывали пирожные или мороженое и поджидали возвращения Софи.
Поначалу эти прогулки доставляли Густаву огромное наслаждение. Однако участившиеся встречи с дочерью и внуком вынудили его заметить многое из того, что ранее он без раздумий отмел бы в сторону, но очень скоро он уже не в силах был делать вид, что все обстоит благополучно. Прежде всего, вопрос касался настроения Софи. В первые разы она прощалась с ними весело, спеша в центр города за покупками или к подруге. Позднее она стала уходить понурившись, как если бы ей нечем было занять себя. Далее обнаружилось, что эта хандра, чем бы она ни была вызвана, начала сказываться на Борисе. По правде говоря, его внук почти постоянно пребывал веселым и бодрым. Но носильщик подметил, как то и дело, в особенности при упоминании о домашних событиях, по лицу мальчика пробегала тень. А две недели назад случилось происшествие, которое пожилой носильщик никак не мог выкинуть из головы.
Густав проходил с Борисом мимо одного из многочисленных кафе Старого Города, как вдруг заметил за окном свою дочь. Навес затенял стекло, позволяя хорошо разглядеть помещение: Софи сидела там одна за чашкой кофе с безутешным видом. То, что она не нашла в себе сил покинуть Старый Город, не говоря уж о выражении ее лица, потрясло Густава: он даже не сразу вспомнил о Борисе и необходимости отвлечь его внимание. Было уже поздно: Борис, проследив за взглядом деда, отчетливо увидел сидевшую в кафе мать. Мальчик тотчас же отвернулся – и оба продолжали прогулку, ни словом не обмолвившись об увиденном. К Борису скоро вернулось хорошее настроение, но эпизод чрезвычайно встревожил Густава и с тех пор не выходил у него из головы. В сущности, именно воспоминание об этом инциденте и придавало ему ту озабоченность, с какой он встретил меня в вестибюле и которая вновь охватила его, когда он показывал мне мой номер.
Густав пришелся мне по душе – и я проникся к нему сочувствием. Очевидно, он давно уже был погружен в свои мысли, и теперь, в любую секунду, мог потерять контроль над собой. Я подумывал, не поговорить ли с ним по душам, но, едва Густав завершил свой обход, на меня вновь навалилась непреодолимая усталость, которую я испытывал с тех пор, как сошел с трапа самолета. Я решил отложить разговор и отпустил Густава, не поскупившись на чаевые.
Не успела за Густавом закрыться дверь, как я, не раздеваясь, рухнул в постель и невидящим взглядом уставился в потолок. Сначала мои мысли продолжал занимать Густав и его разнообразные заботы. Затем мысли мои перескочили на разговор, который состоялся у меня с мисс Штратман. Было очевидно, что в городе от меня ожидали чего-то большего, нежели просто концерта. Однако восстановить основные детали визита мне не удавалось. Глупо было не побеседовать с мисс Штратман более откровенно. Копию расписания я не получил не по своей, а по ее вине, и моя пассивность оправдания не имела.
