Борис Виан - Пена дней
— Ты провалил опыт, — заметил Колен.
— Это верно, — согласился Шик, — но она не ушла. И тогда я сказал: «Мне — туда». А она ответила: «А мне — совсем в другую сторону».
— Невероятно, — вздохнул Колен.
— Тогда я сказал: «Какое совпадение, мне тоже» — и пошел ее провожать.
— И что потом? — нетерпеливо спросил Колен.
— Время было позднее, и мы отправились в постель.
Колен поперхнулся. И только бутылка бургундского смогла привести его в чувство.
— Завтра я иду с ней на каток, — сказал Шик. — Это как раз воскресенье, пойдешь с нами? Мы отправимся туда с утра, когда народу поменьше. Я, правда, не очень рад этой затее, катаюсь я отвратно, но зато мы сможем поговорить о Партре.
— Хорошо, я приду, — пообещал Колен. — Возьму с собой Николя. Вдруг у него найдется еще племянница…
IIIКолен вышел из метро, поднялся по лестнице, понял, что попал не туда, и, чтобы сориентироваться, пошел к противоположному выходу. Он достал желтый шелковый носовой платок в надежде, что ветер укажет ему дорогу. Ветер отделил платок от надежды и понес его в сторону большого здания неправильной формы, которое на поверку оказалось катком «Молитор».
Обогнув зимний бассейн, Колен через боковую дверцу проник в каменные недра катка. Створки стеклянной двери в медном переплете вели с ним двойную игру, предлагая одновременно и войти и выйти. Он протянул свой абонемент, который кокетливо подмигнул контролеру двумя уже пробитыми глазками. В ответ контролер улыбнулся и окончательно добил абонемент. Колен без зазрения совести сунул карточку в свой замшевый порттрублон, повернул налево и по резиновому ковру двинулся в раздевалку. На первом этаже свободных кабинок не оказалось, и он решил подняться выше. По дороге ему то и дело попадались гиганты на коньках. Очевидно, прямохождение давалось им нелегко. Служащий в белом свитере открыл кабинку, взял чаевые, на которые он обыкновенно покупал себе кофе, записал инициалы Колена на черном табло и оставил его одного. Колен заметил, что голова у служащего была не человеческая, а голубиная. «Странно, — подумал он, — с такой головой ему бы лучше в бассейне работать, а не на катке».
Над правильным овалом катка стоял гвалт. Из динамиков, бесконечно усложняя шумовую гамму, раздавалась музыка. В этот утренний час звук полозьев был еще не столь отчетлив, как в разгар дня, когда кажется, что где-то неподалеку по хлипкой мостовой марширует полк солдат. Колен поискал глазами Ализу и Шика, но их видно не было. Николя должен был прийти позже: он готовил обед.
Колен расшнуровал ботинки и обнаружил, что подошвы куда-то укатили. Он достал из кармана рулон пластыря, но его оставалось немного. Тогда он положил ботинки в лужицу, образовавшуюся под цементной скамейкой, и полил их навозным концентратом, чтобы на месте удравших подошв выросли новые. Затем он надел шерстяные носки в желто-лиловую полоску и натянул коньки. Спереди полозья коньков раздваивались, что позволяло Колену ловко лавировать на поворотах.
Он вышел из раздевалки и спустился вниз. Его ноги то и дело вихлялись, пока он шел по пористому резиновому ковру. Колен уже собирался ступить на лед, когда мимо него резвой ласточкой промчалась фигуристка. Колен спешно отскочил на деревянную лестницу, и снесенное ласточкой яйцо разбилось о его ноги.
Пока один из дворников собирал осколки скорлупы, Колен заметил на противоположном конце катка Ализу и Шика. Он сделал им знак не менять направление и кинулся навстречу. Он забыл, однако, скоординировать действия остальных конькобежцев, и в результате на катке образовалась внушительная куча, которая росла с каждой секундой. Маленькие человечки беспомощно барахтались, болтали руками, ногами и падали, падали, падали. Солнце растопило лед, и внизу уже раздавалось бульканье.
В считанные минуты полчища конькобежцев оказались повержены, и Шик с Ализой скользили теперь почти в одиночестве. Они подкатили к месту происшествия. Узнав Колена по двурогим полозьям коньков, Шик схватил его за ногу и извлек из живописного ансамбля конькобежцев. Друзья пожали друг другу руки. Шик познакомил Колена с Ализой, и они стали кататься втроем: в центре Ализа, а по бокам Шик и Колен.
Они скользили вдоль правого бортика, поскольку все остальное пространство катка занимали теперь дворники. Отчаявшись найти в беспорядочной куче хоть что-нибудь человеческое, они принялись сносить в сточную яму жалкие останки тех, кто еще недавно твердо стоял на ногах. При этом дворники гордо распевали гимн катка «Молитор», придуманный самим Вайяном-Кутюрье еще в 1709 году. Первый куплет гимна звучал так:
Дамы и Господа,
Просьба
Очистить помещение,
Чтобы мы в свою очередь
Могли его очистить.
Эти песнопения сопровождались душераздирающими звуками сирен, что приводило в ужас даже самых закаленных наблюдателей.
Уцелевшие конькобежцы шумно приветствовали действия уборщиков. Процедура завершилась торжественным хлопком крышки мусорного бака. Шик, Ализа и Колен после краткой молитвы продолжили катание.
Колен не спускал глаз с Ализы. По странной случайности на ней был белый свитер, желтая юбка, белые с желтым ботинки и хоккейные коньки. На ней были также дымчатые шелковые чулки и белые носочки, закатанные над ботинками, белые шнурки коих трижды обхватывали лодыжки. Довершали картину ярко-зеленый шелковый платок и чрезвычайно пышные золотистые кудри. Ализа смотрела на мир широко раскрытыми голубыми глазами, и ее нежная кожа как бы служила границей между ней и всем, что было вокруг. Ее руки и икры были округлы, талия — тонка, а бюст великолепен.
Колен отвел взгляд, чтобы обрести утерянное душевное равновесие. С поставленной задачей он справился и, опустив глаза, спросил у Шика, не доставил ли ему паштет с угрем каких-либо неприятностей.
— Не сыпь мне соль на рану, — отозвался Шик. — Я всю ночь дежурил в ванной. Думал поймать угря. Но мне попалась только одна несчастная форель.
— Ничего, Николя с ней поработает, — заверил его Колен. — Ваш дядя, — обратился он к Ализе, — талантлив до невозможности.
— Им гордится вся наша семья, — ответила Ализа. — Моя мама до сих пор не может себе простить, что вышла замуж за математика, в то время как ее брат сделал такую блистательную карьеру.
— Ваш отец — математик?
— Да, он профессор в Коллеж де Франс и член Французской академии… — ответила Ализа. — Это все, чего он смог добиться к тридцати восьми годам. Мой папочка — неудачник. Дядя Николя — это наше единственное утешение.
— Он, кстати, придет сюда? — спросил Шик.
Волосы Ализы источали божественные ароматы.
Колен сделал шаг в сторону.
— Он опоздает. Сегодня его осенила гениальная кулинарная идея. А кстати, не пообедать ли вам сегодня у меня? Заодно оценим…
— Замечательно, — воскликнул Шик, — но если ты думаешь, что я приму подобное предложение, то ты ничего в этой жизни не понимаешь. Нужен четвертый, точнее, четвертая. Иначе Ализа к тебе не пойдет, я ее не пущу.
— Ну и ну! Вы только послушайте, что он несет!
Но ответа он так и не дождался, поскольку в эту минуту невероятных размеров субъект разогнался и, согнувшись, проскочил у него между ног. Образовавшийся воздушный поток оторвал Колена от земли, подняв в воздух приблизительно метра на три. Хорошо еще, что Колен сумел ухватиться за балюстраду второго этажа. Он подтянулся не в ту сторону и очутился на льду у ног Шика и Ализы.
— Я бы им запретил так носиться, — возмутился Колен и тут же перекрестился, поскольку конькобежец, врезавшись в стенку кафе на противоположном конце дорожки, расплющился, словно пластилиновая медуза, брошенная малолетним хулиганом.
Дворники снова взялись за дело, и один из них водрузил на месте происшествия ледяной крест. Пока тот таял, служитель ставил пластинки с траурными маршами.
Но вскоре жизнь взяла свое, и наши герои продолжали скользить по ледяной глади.
IV— А вот и Николя! — воскликнула Ализа.
— А вот и Исида! — сказал Шик.
На контроле показался Николя, а в конце дорожке — Исида. Николя направился наверх в раздевалку, а Исида — к Шику, Колену и Ализе.
— Здравствуйте, Исида, — проговорил Колен, — познакомьтесь, это Ализа. Ализа, это Исида. С Шиком вы уже знакомы.
Пока все здоровались, Шик с Ализой потихоньку укатили. Вслед за ними заскользили Исида и Колен.
— Я очень рада вас видеть, — сказала Исида.
Колен тоже был рад ее видеть. К восемнадцати годам Исида успела разжиться каштановой шевелюрой, белым свитером, желтой юбкой, ядовито-зеленой косынкой, желто-белыми ботинками и солнечными очками. Она была очень мила, но Колен слишком хорошо знал ее родителей.
— У нас на той неделе будет маленький праздник, — сказала Исида, — день рождения Дюпона.
