Юлия Миронова - Переводы с языка дельфинов
Вова, оставив попытки высвободиться, стал с силой лупить себя ладонью по лбу.
— Быстро прекрати!
Она перехватила его вторую руку. Мальчик с силой вырывался и натужно гудел, краснея и покрываясь потом. Семен угрюмо смотрел на сына. Заметив его взгляд, Алина отпустила Вовку, приказав себе не нервничать. Он просто злится, как умеет, вот и все. Вова, кстати, не убежал в детскую, а сел за стол. Вот и хорошо.
За столом Алина решила перевести разговор на что-нибудь жизнеутверждающее. Положив мужу салат, она энергично спросила:
— Сема, а в какую школу мы Вовку отдадим?
Алина ловко впихивала в сына йогурт, его единственную любимую еду, ложку за ложкой.
— Ты его сначала есть научи самостоятельно, — засмеялся Семен.
— Что ты гогочешь, он умеет, просто мне так быстрее, и стол после еды мыть не надо, — выдвинула Алина привычное оправдание и продолжила: — Ну, в какую? Может, в математическую?
Математическая школа казалась ей самым сильным подтверждением исключительной талантливости ребенка. Все-таки гуманитарное образование не слишком практично, а вот из мат-школы прямая дорога в университет. Да хотя бы и на тот же химический факультет, где учился ее муж.
Семен глотнул чая, поднял брови и посмотрел на сына.
— На дзюдо его отдадим, вон какой здоровяк. Еще трех лет нет, а уже килограммов на двадцать потянет. И в кого только такой толстый?
Алина оценивающе посмотрела сначала на сына. На взгляд матери, Вова был очень красивый мальчуган. Его нельзя было назвать толстым, хотя он и был не по возрасту крупным. Особенно большой казалась голова. Эмоции же на лице чаще всего были простые, как у годовалого ребенка. Он или широко улыбался, или орал со всей мочи. В результате общее впечатление складывалось, что Вовик — это просто огромный годовалый карапуз.
Конечно, муж был совсем другой. Алина перевела взгляд на Зубова. Семен был лишь немногим выше ее, но стройный, жилистый. И смуглый. Ей всегда казалось, что папаша Семена был не без кавказских кровей. Да и необычное сочетание в его характере страстности и скрытности наводило на эту мысль. Но допытаться у свекрови, так ли это, никому не удавалось.
— Он вовсе и не толстый, — бросилась она на защиту, — просто высокий, как я. И мама говорила, что в детстве я была пухленькой!
Йогурт кончился. Вова слез со стула, ловко достал из хлебницы полбатона и убежал с ним обратно в детскую. Родители остались сидеть за столом.
— А еще он музыку любит, — спохватилась Алина, — помнишь, когда ему год был, он мог час сидеть на одном месте и слушать Скрябина или Шопена.
Конечно, музыкальная карьера для мальчика — это непрактично. Но все-таки это тоже подтвердило бы гениальность сына, а уж в его гениальности Алина не сомневалась.
— Алиночка, ну чего мы сейчас будем о школе думать? Он у нас не говорит, сам не ест, не одевается, в подгузниках до сих пор. Ты бы, может, к врачу его отвела, на консультацию, — попросил Семен. Его пальцы бережно погладили руку жены.
— Да к какому врачу? — возмутилась она и вырвала руку. — Просто у него позднее развитие, и все. И ему еще только два года девять месяцев. Все дети развиваются по-разному. И вообще, сейчас дети стали позже говорить. Вон у Юльки младшенькой скоро два, а она тоже только «мама» и «отдай» знает.
Алина постаралась быстрее свернуть неприятный разговор.
— Кстати, я завтра к ней собираюсь. Не хочешь взять отгул и съездить с нами? — спросила она.
— Заинька, я бы с удовольствием к твоей сестре съездил, но завтра понедельник, у меня в «Норме» совещание, а Вове в сад надо, — закруглил разговор Семен и встал из-за стола. Алина растерялась. Только что ей казалось, что муж готов ради нее на все, но, когда дошло до дела, оказывалось, что последнее слово осталось за ним.
— Сад и прогулять можно. А совещание отменить, — закапризничала Алина. Семен приобнял жену чуть ниже талии и повел в гостиную.
— Ласточка, но ведь его Роман проводит, я не могу отменить, — Зубов начал уговаривать Алину.
— Давай тогда я позвоню Роману и попрошу! Мне он не откажет. — Она приосанилась и улыбнулась, стрельнув глазками. Ревность — это качество мужа всегда помогало ей в трудных ситуациях. Показать мужу, что его начальник к ней не безразличен, это беспроигрышный вариант. Семен схватил ее еще крепче.
— Не надо никому звонить. Алиночка, давай я в следующие выходные с вами съезжу.
Алина поморщилась: даже последнее средство не помогло.
— Вот еще, я не собираюсь так часто мотаться по всяким дачам. — Она плюхнулась на диван и скрестила руки на груди.
— Ну, не сердись, кисонька. — Семен привычно расплел ее руки и взял в свои ладони. Поцеловал кончики пальцев.
Послышался детский смех. Алина встала и выглянула в коридор. Вова шел на цыпочках, покачиваясь из стороны в сторону. Казалось, что он ловит руками в воздухе что-то невидимое, а оно никак ему не дается. Каждая попытка вызывала у него новый взрыв хохота. Мальчик смеялся все громче, никак не мог остановиться, даже прислонился к стенке, чтобы не упасть. Но это не помогло, и новый приступ хохота заставил его сползти по стене на пол.
— Первый раз вижу, что человек от смеха действительно не может устоять на ногах. Я думала, это преувеличение, — сказала Алина и улыбнулась. — Видишь, он обычный веселый малыш. Зря ты волнуешься.
Уже перед сном, лежа в кровати, Алина вдруг вспомнила. Ведь она уже видела такого человека. Это было несколько лет назад, когда она еще училась в универе и жила в убогой комнатушке общежития финэка, на Новоизмайловском. Именно в этой общаге Алина встретила первокурсника, который брел в свою комнату по мутному коридору, накурившись травы в мужском туалете. Его пробило на ржач, и, хотя он пытался держаться за облупленную стену, временами студентика складывало пополам, он валился на пол и неудержимо хохотал, водя перед собой руками — словно пытаясь поймать что-то невидимое. Алину, воспитанную довольно строго, это зрелище ужаснуло. Наркоманы казались ей ужасными заразными отбросами, недостойными внимания девушки. Так что она постаралась забыть тот случай как можно скорее. А теперь ее собственный сын ведет себя, как тот законченный наркоша. Почему?
Глава 2
Наутро, покидав пакеты с запасными детскими вещами и подгузниками в «мазду», Алина отправилась к сестре. Строго говоря, назвать Юлин дом дачей было нельзя. В отличие от Алины ни Юля, ни ее муж не стыдились своего деревенского происхождения, и жить в душном Петербурге они не захотели, а прикупили участок земли в Мариенбурге, неподалеку от Гатчины. И за несколько месяцев отстроили настоящий коттедж. Бревнышко к бревнышку — три этажа, и баню, и гараж, и сарайчики, и даже курятник. Успели отстроиться аккурат перед кризисом. Юля уже была снова беременна, но даже и на сносях бегала, ловко распоряжаясь немногими помощниками. Никаких незнакомых рабочих они на участок не пускали, а попросили помощи соседей, с которыми быстро нашли общий язык. По гатчинским меркам дом был шикарный, но Алина, не признающая отныне ничего, кроме питерских евроквартир, Юлин дом снисходительно именовала дачей.
Дорога Вову интересовала. Он внимательно смотрел в окно, разглядывая колеса «КамАЗа», крутящиеся вровень с окнами «мазды», и грохочущий трамвай, и вывеску гипермаркета «О’Кей», и зазеленевшие тополя вдоль Киевского шоссе… Алина поглядывала на малыша, но ничего необычного не замечала. На подъезде к Гатчине сын задремал. Алина приоткрыла окно, и непривычно теплый апрельский ветер приятной нежностью окутал ее. Оделась она легко, практически по-летнему и даже несколько фривольно. Ей удалось себя почувствовать наконец-то женщиной, справляющейся с материнством играючи.
Подъехав к дому, Алина загнала машину во двор и попыталась разбудить сына, но он просыпаться не захотел, а только заорал, не открывая глаза. Привязанная у будки Клепа заходилась надрывным лаем. Грело солнышко, пахло теплой землей и первыми почками, но хорошее настроение, навеянное приятной поездкой, уже слетело с Алины. Она дала Вове сок в коробочке, чтобы он быстрее проснулся, но он отказывался выходить из машины. Однако и мать не отпускал, вцепившсь в нее крепкими ручонками. В конце концов она отцепила его пальчики от своей одежды и оставила орущего во всю глотку младенца в машине одного, а сама пошла в дом.
Юля уже спешила ей навстречу, вытирая руки о передник, неудобно стягивающий большую грудь. Алина с легким превосходством оглядела сестру. По молодости Алина завидовала ее пышным формам, но с рождением каждого ребенка Юлия все больше походила на деревенскую матрону.
— Бедный крошечка! Устал совсем от такой длинной дороги, — запричитала сестра.
Алина поморщилась.
— Это я устала, а не он. От его капризов бесконечных скоро голова лопнет.
