Джеймс Клавелл - Благородный дом. Роман о Гонконге.
— Сукин сын! — пробормотал Роузмонт, вытирая вдруг выступивший на лице пот. — Что он передавал?
— Точно не знаю. Подробности можете узнать у Роджера.
— Следует ли нам допросить... побеседовать и с парнем из КГБ?
— Может, вы обговорите это с Роджером? Министр на прямой связи — и с ним тоже. — Сэр Джеффри помолчал. — Я... э-э... уверен, что вы оцените...
— Да, конечно, извините, сэр. Я... я, пожалуй, пойду. — Белый как мел, Роузмонт быстро вышел, захватив с собой Эда Лэнгана.
Сэр Джеффри вздохнул. «Проклятые шпионы, проклятые банки, проклятые агенты и проклятые идиоты социалисты, которые ничего не смыслят в гонконгских делах». Он посмотрел на часы. «Пора заканчивать эту вечеринку».
Джонджон входил в приёмную. Данросс стоял у бара.
— Иэн?
— О, привет? Ну что, на посошок?
— Нет, спасибо. Можно тебя на пару слов наедине?
— Конечно. Только быстро, я уже хотел уходить. Обещал подбросить нашего друга — члена парламента до парома.
— У тебя тоже «розовый билет»? Данросс улыбнулся одними уголками губ.
— Вообще-то, старина, я выписываю себе «розовый билет», когда захочу, независимо от того, здесь Пенн или нет.
— Да. Счастливчик, у тебя в жизни всегда все было налажено, — мрачно проговорил Джонджон.
— Джосс.
— Понятно. — Джонджон вышел из комнаты на балкон. — Скверная история с Джоном Чэнем, верно?
— Да. Филлип очень из-за этого переживает. Где Хэвегилл?
— Уехал несколько минут назад.
— А-а, вот почему «розовый билет»! Отправился повеселиться?
— Не знаю.
— Ну, а Лили Су из Коулуна? Джонджон молча уставился на него.
— Я слышал, Пол втюрился по уши.
— Как тебе удается столько знать?
Данросс пожал плечами. Он устал, чувствовал себя не в своей тарелке и несколько раз чуть не вышел из себя, когда Грей завел ожесточенный спор кое с кем из тайбаней.
— Кстати, Иэн, я пробовал воздействовать на Пола, чтобы он созвал совет директоров, но это не в моей власти.
— Ну да, конечно.
Они были в малой приёмной. Прекрасная китайская роспись по шелку, снова великолепные персидские ковры и серебро. Данросс заметил, что в углах комнаты и с тонкой лепнины на потолке облупливается краска, и это его задело. Цитадель британского владычества, а краска облезает.
Молчание затянулось. Данросс сделал вид, что рассматривает стоящие на полочке изящные флакончики для нюхательного табака.
— Иэн... — начал было Джонджон и остановился. Потом заговорил снова: — Это между нами. Ты ведь довольно хорошо знаешь Типтоп Тоу[279] верно?
Данросс удивленно посмотрел на него. Так они называли между собой Тип Токто, китайца средних лет из Хунани, родной провинции Мао Цзэдуна. Типтоп Тоу появился в Гонконге во время «исхода» 1950-го. Никто, похоже, ничего о нем не знал, он никому не досаждал, имел небольшой офис в Принсес-билдинг и жил неплохо. По прошествии многих лет стало ясно, что у него есть особенные знакомые в Банке Китая, и многие пришли к заключению, что он является неофициальным представителем этого банка. Никто не мог сказать, какое положение занимает он в коммунистической иерархии, но, по слухам, положение это было очень высоким. Банк Китая оставался единственной коммерческой структурой КНР за её пределами, поэтому все его должностные лица и представители находились под жестким контролем правящей элиты Пекина.
— Так и что Типтоп? — насторожился Данросс.
Типтоп ему нравился: обаятельный, очень сдержанный, обожающий французский коньяк и отлично говорящий по-английски. Впрочем, следуя заведенному правилу, китаец почти всегда пользовался услугами переводчика. Одевался он очень хорошо, хотя по большей части носил маоцзэдуновский френч, немного смахивал на Чжоу Эньлая и отличался таким же умом. Последний раз Данросс имел с ним дело, когда КНР понадобилось несколько самолётов для гражданской авиации. Аккредитивы и финансирование через различные швейцарские и другие иностранные банки Тип Токто подготовил за двадцать четыре часа. «Типтоп хитер, Иэн, — не раз говорил ему Аластэр Струан. — Держи с ним ухо востро, но дело с этим человеком иметь можно. Я считаю, что в пекинском партийном руководстве он занимает высокое положение. Очень высокое».
Данросс наблюдал за собеседником, сдерживая нетерпение. Джонджон взял в руки один из флакончиков. Они были крохотные, из керамики, нефрита или стекла, многие красиво расписаны изнутри: пейзажи, танцующие девушки, цветы, птицы, морские виды, даже стихотворения, выведенные каллиграфическим почерком невероятно тонкой кистью.
— Как они ухитряются это делать, Иэн? Вот так писать изнутри?
— О, для этого используют очень тонкие кисти. Ручка кисти изогнута на девяносто градусов. На мандарине это называется лимянь хуа — «живопись изнутри». — Данросс взял флакончик эллиптической формы, на котором с одной стороны был изображен пейзаж, с другой — букетик камелий, а на рисунках имелись каллиграфические надписи.
— Поразительно! Какое нужно терпение! А что значат эти надписи? Данросс вгляделся в крохотные колонки иероглифов.
— А-а, это одно из изречений Мао: «Познай себя, познай противника; в тысяче сражений одержишь тысячу побед». Вообще-то, председатель позаимствовал его у Сунь-цзы.
Джонджон задумчиво рассматривал флакончик. Окна за его спиной были открыты. Аккуратные занавески изгибались под легким ветерком.
— Ты не мог бы поговорить с Типтопом от нашего имени?
— Насчет чего?
— Мы хотим занять у Банка Китая наличность. Пораженный, Данросс смотрел на него во все глаза.
— Что?
— Да, примерно на неделю. У них гонконгских долларов хоть отбавляй, и никакого наплыва вкладчиков. Ни один китаец не осмелится встать в очередь на улице перед Банком Китая. Они держат у себя гонконгские доллары как часть иностранной валюты. Мы заплатим за этот заем хороший процент и предоставим нужное для них обеспечение.
— Это официальная просьба от «Виктории»?
— Нет. Она не может быть официальной. Это я придумал и даже не обсуждал с Полом — только с тобой. Поговоришь?
Волнение Данросса возросло.
— А я получу завтра до десяти утра сто миллионов взаймы?
— Извини, этого я сделать не могу.
— А Хэвегилл может.
— Он может, но не хочет.
— Так с чего же я должен помогать вам?
— Иэн, если наш банк не будет стоять прочно, как Пик, рынок рухнет, как рухнет и Благородный Дом.
— Если я не получаю финансирования прямо сейчас, я в любом случае в дерьме.
— Я сделаю все, что в моих силах, но не мог бы ты поговорить с Типтопом прямо сейчас? Попроси его. Я к нему обращаться не могу... никто не может официально. Ты окажешь колонии большую услугу.
