Александр Сегень - Поп
Луготинцев вдруг оторопел и обмяк, словно некая неожиданная и сильная мысль пронзила его. Он сидел, смотрел на священника, продолжая целить в него дулом пистолета, но не стрелял, медлил. Отец Александр снял с его головы епитрахиль и снова заговорил:
– А знаешь ли ты, Алексей, что твоя фамилия имеет отношение к Александру Невскому? Ведь в его дружине был такой богатырь – Костя Луготинец. Пал смертью храбрых в сражении на Неве. И не случайно так дорог тебе твой клуб. Ведь он изначально был не клуб, а храм во имя святого благоверного князя Александра Невского, который бил немецких псов-рыцарей. Можно сказать, это не просто церковь, а штаб. Только начальник этого штаба сам Александр Невский. Потом при советской власти храм превратили в клуб имени Кирова. Получилось, что Александра Невского выгнали из его штаба и туда посадили товарища Кирова. А разве товарищ Киров громил захватчиков земли Русской? Разве можно его поставить на одну доску с Александром Невским? Суворовым? Кутузовым? Нет, не можно. Вот я и восстановил справедливость. И вовсе не немцы меня сюда поставили, а сам мой небесный покровитель Александр Невский. И не только мой, но и твой. Ведь ты Алексей. А когда перед самой смертью князь Александр принял монашеский постриг, то ему было присвоено иное имя – Алексей. Стало быть, он и мой, и твой тёзка. И командир. Этот год – его год. Немцы говорят, что они победили подо Ржевом и теперь Красная Армия разгромлена. Но я не верю. С нами Александр Невский, и в год семисотлетия Ледовой битвы он поможет нам. В этом году переломим мы хребет Гитлеру, Алёша! С нами князь Невский. Вот почему так дорог тебе дом командира, вот почему именно там тебе хотелось объясниться в любви к Маше. Погляди, и отец её во всём помогает мне. Он-то чувствует, где теперь Маша.
– Где? – спросил Луготинцев.
– Там, где все лучшие люди России. Где Суворов и Александр Невский, где погибшие твои товарищи по оружию. Туда же ты и меня сейчас направить решился. С удовольствием присоединюсь к этому высочайшему обществу! С Машей твоей повидаюсь. Учти, раньше, чем ты, её увижу. Можешь теперь стрелять. Слава Тебе, Господи!
И отец Александр троекратно перекрестился, держа в левой руке наперсный крест.
Луготинцев встал с пригорка и с удивлением смотрел на приговоренного к казни священника.
– Ну, поп, ты даёшь! – усмехнулся он. Медленно положил пистолет в карман. – Скажи спасибо Александру Невскому…
И зашагал обратно в лес.
Отец Александр некоторое время стоял словно каменный. Потом медленно сел на велосипед, медленно поехал дальше.
Некоторое время он колесил без мыслей и чувств. Потом на него нахлынуло. Он вдруг обмер, перестал крутить педали, велосипед ехал-ехал, да остановился, и батюшка упал вместе с ним на бок. Полежал-полежал, поднялся, сел на пригорок. Мысли путались в голове. Он бормотал:
– Чудо послал!.. Как благодарить Тебя, Господи!.. Хотел тех, а крестил этого… Ведь я, можно сказать, крестил… От греха спас… Велика милость Твоя, Боже мой!..
54
Лёшке было не радостно. Он недоумевал, как это получилось, что он отпустил попа. Не убил, даже не намял ему боков. Одурачил его поп, будто каким-то облаком обволок, загипнотизировал, не иначе! Да ещё купил тем, что раньше увидит Машу на том свете… Лютая злость вскипала в душе Алексея, причем не столько на попа, сколько на самого себя.
В отряде он никому не рассказал о случившемся. Да и как такое расскажешь? Не поймут, засмеют, а то и, чего доброго, осудят.
Каждый день он помногу раз вспоминал ту встречу, все поповские слова по косточкам разбирал. И теперь уже другое злило его – что всё больше и больше чувствовал он себя во власти этого лысоватого седеющего попа с такими детскими и озорными глазками, напевным голосом, окающим ярославским говорком.
55
В июне снова пришли эстонцы. Явились, чтобы разогнать партизан, но партизаны сами несколько дней от души гоняли их по всей округе вблизи места Ледового побоища. Вояки они оказались никудышные. Одни остались валяться в лесной траве, другие потонули в болоте, третьи еле унесли ноги, несолоно хлебавши.
56
Петровым постом пришла к отцу Александру нежданная радость: в гости к нему нагрянул не кто-нибудь, а сам митрополит Сергий Воскресенский! Подъезжая на автомобиле, тот стал свидетелем потешной сцены: протоиерей, держа осанку и думая о чём-то своём, шёл из церкви домой со стопкой книг, и на подходе к дому был атакован красивым молодым козлом, серебристо-голубой окраски с белоснежными ногами и кудрявым лбом, украшенным сильными рогами. Козёл атаковал священника подло, сзади, стараясь больнее подцепить под мягкие ткани.
– Ах ты, Робинзон! – воскликнул батюшка. – Да что же ты делаешь? Непочтительный ты козёл!
В следующий миг он увидел подъехавшую машину, выходящего из неё смеющегося митрополита и весь засиял:
– Батюшки! Высокопреосвященнейший!
Щёки его вмиг раскраснелись от счастья, он пошёл под благословение митрополита, но тут козёл снова напал на него сзади.
– Робинзоша! Ну как тебе не стыдно! До чего же ты непочтительный козёл! Ведь я – лицо духовного звания, ко мне сам митрополит пожаловал, а ты!..
Сергий, благословляя отца Александра, продолжал смеяться. Потом утирал уголки глаз краем широкого рукава.
– Извольте видеть данного разбойника! – указывал отец Александр на козла. – Во всём себя ставит мне поперёк! Началось с того, что его дали мне в качестве козы. Была пятница, и я назвал козу Пятницей. Но вскоре выяснилось, что это как раз не коза, а козёл, и я переименовал его в Робинзона. Красивый вырос козлик, но совершенно непочтительный.
– Не признаёт в тебе протоиерея?
– Не признаёт! Вот, извольте видеть, снова нацеливается меня боднуть. Робинзон! Робинзоша!..
Митрополит поел с удовольствием матушкиного постного борща, жареных окуней, попил земляничного квасу. Потом позвал отца Александра прогуляться по ближайшему лесу. С чего бы это?
– Далеко гулять не будем, – объявил митрополит, когда они вошли в чащу. – Вот письмо тебе, батюшка, от твоего сына.
Отец Александр чуть дара речи не потерял:
– Как письмо? Как же оно попало?
– Через верных людей я попросил связаться. Мне привезли из Москвы. Прочти да потом сожги. Если найдут, нехорошо будет. Сам понимаешь. А теперь проводи меня до машины, поеду я дальше. В Нарву путь держу.
57
Дома отец Александр уединился и прочитал письмо от своего старшего сына Василия, служившего в храме Рождества Христова в селе Измайлове, на восточной окраине Москвы. Он писал о том, что осенью их бомбили – бомбы падали неподалёку от его церкви, но ни одна не задела храм, хотя двоих прихожан пришлось отпевать – убило осколками.
