Василь Ткачев - На всё село один мужик (сборник)
– Ты откуда вся такая?..
– От верблюда, отец! От него!
– Я серьезно спрашиваю! – повысил голос Егор. – Вид-то у тебя… Ты что, дома не ночевала?
– А можно сказать, что и так. Нету, нету у меня больше дома! Как тебе это нравится?
– Погоди, погоди… что-то я ничего не пойму.
– А чего тут понимать, батя? Лёнька выдворил… и все вещи мои на лестничную площадку выставил.
– На Лёньку не похоже – самостоятельный мужик, кажется?
– А мне не кажется!
– Доигралась.
– Хватит! Хоть ты оставь меня в покое!
– Доигралась. Дохулиганилась, моя хорошая. А внучка, Вероника, где? Что, и ее выдворил?
– Она с ним осталась…
– Сама? Или Леонид не отпускает?
– Поди там разбери!
– А я знал, я чувствовал, что всё так у тебя кончится. Сны видел нехорошие… Гулёна ты, Анька. Леонида не виню. Гулёна. Вот и добилась своего. Не хнычь, а все, как есть, рассказывай. От меня все равно ничего не спрячешь.
– Да. Я знаю.
– Ну-ну!
– Сережу я полюбила…
– А чем Леонид плох? Не пьет, не курит…
– Не могу объяснить, пап… А Сережа, наоборот, и пьет, и курит… а я его полюбила… Обещал со своей развестись…
– Дальше в лес – больше дров, ну-ну.
– Обманул он меня, папа. Нас, оказывается, любят, когда мы замужем…
– Понимаю. Но из квартиры-то тебя не может так просто вышвырнуть Леонид?
– В том-то и дело, что может.
– Отсуди!
– Ему мать подарила. А я не знала… Подарок есть подарок – его не заберешь… Сейчас всё пропало… всё рухнуло… И я осталась…
– … у разбитого корыта.
– Да. Буду проситься назад в свое общежитие.
– А то бери вон нашу хату и живи?
– Тоже скажешь! И между Павловной и Окрошкой на скамейке семечки щелкать – да?
– Эх, жизнь, жестянка! Ну, а ко мне чего приехала?
Анька – удивленно:
– А к кому, пап? У меня же больше нету никого…
Егор прижал к себе Аньку, погладил ее волосы шершавой ладонью, произнес:
– Ох и горе вам всем будет без Егора. А когда меня не станет, к кому приедешь?
– Не знаю… Не знаю, пап… Живи долго…
– На машине прикатила? Что-то я не слыхал вроде бы?..
– Одна беда не приходит… и другую с собой приводит…
– Все понятно. Ну так что будем делать?
– Сначала ремонтировать машину… Поможешь? В аварию попала…
Старик начал собираться в агрогородок – там сберкасса. А дочке заявил:
– А потом тебя, Анька, надо ремонтировать. Обязательно. Витька не нашелся случаем?
– Не отвечает уже долго…
– Непутевый. Ох и непутевый! Ну что, пошли пешью?
– А сколько тут до агрогородка? Пять километров каких.
– Это для тебя пять, а для меня уже и все пятнадцать будет. Сниму, так и быть, что скопил на смерть. На лавке, небось, долго лежать все равно не буду. Свет не без добрых людей.
– Спасибо тебе, папа, – Анька обняла Егора, чмокнула в щеку.
8.Проводив дочь с деньгами в город, Егор вспомнил о своих непосредственных обязанностях. И когда заглянула во двор Окрошка, он важно сидел на чурбачке и клепал косу.
– А где твоя?
– Ты что сказала?
– Павловна где? – повысила голос Окрошка.
– Да тут где-то. Где ж ей быть? А тебе чего?
– Что, зайти нельзя? Скоро зобор возведете, как на Рублевке?
– Иди ты! Откуда знаешь про Рублевку?
– Видела, как люди живут.
– А что ты еще видела?
– Ой! Ой! Грамотный! Как же! С кем поведешься, от того и наберешься. Да?
– Ты не права, Лизка: век, говорят, учись, а дураком умрешь. А тем с Рублевки не завидуй… Они, может, нам завидуют?
– Прямо уж завидуют! Было бы чему!
– С маленьких и спрос мал.
– Анька, что ли, приезжала?
– Была…
– Что без машины-то? Аль наездилась?
Егор не ответил, он тюкал и тюкал молоточком по лезвию косы.
– И куда это она тебя водила?
– Присядь, – Егор кивнул на табуретку, а сам встал.
– Я и постоять соизволю.
Егор повысил голос:
– Присядь!
– Ну, села.
– А я постою. Перед тобой.
– Что за честь такая? С чего бы?
– Давно с тобой поговорить хотел, Лиза. Очень давно. Может, с тех пор, как на Поле женился…
Окрошка хмыкнула.
– Прости, что так все получилось, – продолжал старик, и было видно, что слова непросто даются ему.
– Как это?..
– А так вот это. Не глянулась ты мне, хотя – не дурак, видел – ты ко мне всем сердцем… Вот ведь в жизни как бывает: и на лицо хороша баба, и телом, а душа не принимает. Отталкивает, и все тут. И ничего, оказывается, поделать нельзя с собой. Теперь я не удивляюсь, если в городе пару встречу: он крокодил, она красавица… или наоборот. Хотя зачем далеко ходить? А у нас не так ли было? Полина – красавицей, скажешь, была?
– Не мне сравнивать… – уклонилась Окрошка.
– Ты красивее, и душа у тебя помягче, поласковей… а я в нее влюбился… почему-то.
– А то я не знаю, как все было!
– Что ты знаешь, Лизка?!
– Много чего.
– Ни черта ты не знаешь! Ни на грош!..
– Никак не на месяце живу! Когда Павловна на учительницу поступила, она тебе отказала: кто, мол, ты, а кто я? Ну не так было? Не так, скажешь? Поэтому и молчишь.
– Да я сам посторонился, сам! Вошел в положение…
– А тут Полина под руку подвернулась. «А выходи за меня замуж назло всем врагам!»
– А веришь, я не могу тебе объяснить, как все получилось… Само как-то… Молоды были, разве ж мы загадывали намного вперед? Провел Полюшку, поцеловал, правда, а тогда как-то и вырвалось у меня: выходи за меня. Она сразу и согласилась.
– Видать, поцелуй тот очень вкусным оказался?
– Ты угадала.
– А почему же меня не провел? Может, и я бы тебе поцеловать разрешила?
– Не сошлись, Лизка, звезды, похоже… не сошлись…
– Ну и чего ты добился? Не было у тебя, Егор, счастливой семейной жизни. Разве же мы не видим и не знаем? Поперёк слово ты не мог сказать своей Полюшке – крик стоял на всю округу: она сказала белое на черное, значит, белое.
– А я потом как-то приспособился и думал, что так и надо. Белорусы такой народ. На дощечку его посадили с гвоздями, он покрутился, поматерился малость, а потом и рукой махнул: а может, так и надо?
– А мне мой рта не давал раскрыть. Им бы с твоей Полиной сойтись – все наши Шкирдюки еще раньше бы разбежались!.. Хорошо еще, что я много детей с ним не завела, с Мишкой своим… Один сын, и тот непутевый… Яблоко от яблони далеко не падает – правду говорят…
– Прости, Лиза. Не судьба.
– И это все, что хотел сказать?
– Все.
– Спасибо и на том.
– Не за что.
– Можно, и я признаюсь?
– Конечно.
– Сколько и живу, все время думаю: как бы я счастлива была с тобой, Егор!
Егор подошел в Окрошке, обнял. В это время вернулась Павловна. Чтобы обратить на себя внимание, закашляла. Сгладила обстановку Оля. Появившись, как всегда, в самое нужное время где надо, она трясла в воздухе рукой с какими-то бумажками и сама вся светилась, как ласковое солнышко:
– Ура! У меня для вас две новости! С какой начнем?
Егор, откашлявшись, предложил:
– С хорошей. Давай с хорошей, Оля.
– Так они обе замечательные, дедушка Егор!
– Не томи, Оля! – потребовал старик.
– А, какую первой телеграмму открою, та и будет первой новостью. – Чтобы придать важность моменту, зажмурилась и перетасовала телеграммы. – Вам, бабушка Елизавета.
– Мне? – удивилась Окрошка. – Никак от Мишки с того свету?
– Вам, вам! Из Москвы.
– Ой, боже!..
– Подойди, Окрошка, ближе!
– Вас приглашают на передачу «Жди меня». Сын нашелся!
– Где?
– Там, там скажут, – объяснил Егор.
– Как хорошо, ей-богу!.. – порадовалась и Павловна такому событию.
Только Окрошка враз как-то сникла, отвернулась от всех, вкрадце смахнула слезу, а потом, глядя на земляков, негромко спросила:
– А надо ли? Уже привыкла с вами, жила себе спокойно… Так нет же… Представляю: за руку – и потянет в агрогородок… в сберкассу… Пожить, негодяй, не даст спокойно…
– Вы… вы что, не рады? – удивилась Оля.
– Какая же мать не порадуется? – постаралась улыбнуться Окрошка, но улыбки не получилось. – Для каждой матери ее сын, каким бы он ни был, самый лучший сын на свете. Приезжай, Володька. Приезжай, сынок…
– Тогда распишитесь и получите! – Оля вручила телеграмму Окрошке, та расписалась. – А вторая телеграмма вам, Павловна. Можно, я зачитаю?
– Конечно, Оля! – разрешила Павловна.
Оля прочла: «Уважаемая Наталья Павловна! С днем рождения Вас! Живите и дальше так открыто для людей, живите так, уважаемая наша именинница, чтобы Вы могли еще очень долго похвалить каждый прожитый день. Здоровья Вам огромного и большой, светлой любви!.. Ваши ученики».
