KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Владимир Рекшан - Ужас и страх

Владимир Рекшан - Ужас и страх

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Владимир Рекшан, "Ужас и страх" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Я спал и ничего не видел, а когда проснулся, уже начался бой…

Не совсем так. Я спал и не видел того, что хотел. Когда замерещилось утро и народ зашевелился, кажется, я открывал глаза и вроде бы братья по оружию переодевались в чистые предсмертные рубахи. Даже сыну полка подобрали детскую. Паша чинно крестился в бетонный угол, а Сека, отмахнувшись католическим троеперстием, быстро упал на колени и совершил моментальный намаз, затем зажег буддийскую палочку. Колюня стоял возле стены, задумавшись, словно Рембрандт перед “Блудным сыном”, затем уверенным движением вывел на стене углем прощальную формулу: V1 = а1* ( п+в) в1…

Я спал и ничего не видел, а когда проснулся, уже началась битва. Генеральное сражение. Сперва многотонным грохотом меня сбросило с лежанки. Я вскочил, не думая, натянул джинсы, воткнул стопы в кроссовки и подбежал к тому, что в нашем бетонном убежище называлось окошком. Толком не увидел ничего. Схватил со стола кружку с недопитым кофе, осушил залпом переслащенную черноту, подхватил ватник и винтовку. Сразу возле выхода задержался у рукомойника, бросил ватник и винтовку, бросил в лицо воды, утерся рукавом рубахи, услышав ее потный запах, пожалел про забытую чистую, которая и у меня имелась, ждала случая под подушкой…

Восток алел новой зарей. Первыми ринулись в глаза веселые искры на вершине холма левого фланга и бело-серые компактные лепные формы, образовывавшиеся после каждого залпа установленных там орудий. Похоже, это были эрегированные стволы фаллических гаубиц. Они били далеко и, возможно, доставали до ужаса. Не сразу, но я все-таки повернул голову и посмотрел на юг. Картина мало чем изменилась по сравнению со вчерашним днем — стена стала, кажется, несколько выше и чернее. В ней искрились какие-то токи. Заметного вреда залповый огонь нашему ужасу не причинял. На правом фланге тоже гремели десятки или даже сотни орудий — пороховое облако поднималось из-за рощи. Только правый фланг в силу своей плоскости не был так нагляден, интересен. Решительные действия в первую очередь ожидались от тех, кто на холме. Через час безостановочного артиллерийского боя все стихло. Голова оглохла, как на рок-фестивале.

План укрепрайона выглядел так: впереди по-прежнему находился Злягин. Еще до моего пробуждения Колюня с Ваней подтащили к воронке два ящика тротила, многократно усиливая тем будущий взрыв. Как сказал после Колюня, заминированный выглядел молодцом: “Такой прямо-таки матрос Железняк, да!” На левой обочине шоссе находился командир Паша с приданным ему бойцом Серегой. Мы не зря занимались фортификацией — теперь комедиограф целился под “яблочко” из-за невысокого, аккуратного бруствера, сам укрывшись в придорожной канаве. Из канавы и Паша выглядывал, приставив к лицу бинокль. На правом крае мной командовал комиссар Сека. Он стоял в полный рост, и складывалось впечатление: философ ищет смерти. После того как Сека разбил несколько пожилых девичьих сердец, ненароком разорил с полдесятка семейных очагов, ему ничего более не оставалось.

— Традиционная европейская аскеза осуществляется, невзирая ни на что, — именно поэтому она слепа, как инстинкт. — Сека бормотал невразумительное, но без самодурства. Я не слушал, да и не мог, оглохший.

— Когда мировой гармонист отыграет ноты, тогда мы и осуществим разведку боем. Ты. — Кажется, произнесенное уже имело отношение ко мне. — Ты и я. Мы.

— В ходе драки гармониста не трогают. Его место характеризуется особой топикой. Будучи внутри, как бы в самом эпицентре побоища, он в то же время и вне. А мы ударим по самому гармонисту. — Может быть, Сека говорил мне, а возможно, и себе. Справедливо предположить его слова бредом. Чтобы понять будущее, я прокричал вопрос:

— А кто гармонист-то?!

Скуластое лицо философа загадочно передернул тик. Зрачки только сузились, не исчезли. Он не ответил, поправил наброшенный на френч кожаный кожушок, проговорил ко мне почти не относящееся:

— Мир сей удерживается арматурой небытия. Рано еще звучать команде “Вольно!”.

Тем временем пушки отгрохотали, не причинив юго-западу видимого ущерба, и установилась тягостная тишина. Стало слышно передвижение атмосферы, называемое ветром. Обратило на себя внимание солнце, вскарабкавшееся над ужасом. Стала важной температура воздуха. Оказалось, что лето вокруг и жарко. Я скинул ватник и уселся на него.

— А теперь что? — спросил комиссара.

Голос казался патологически громким.

— Теперь, — эхом откликнулся философ и в два прыжка оказался на шоссе.

Прямо на асфальте Паша и Сека разложили карту и стали совещаться. Сперва мы с Серегой не смели, а затем приблизились. Командир чертил новые стрелки. Комиссар молча вглядывался. Появились Колюня и Бесов, находившиеся первый час сражения возле порохового погреба — бетонного изделия в десятке метров от дороги. Командир приказал охранять боекомплект и амуницию. Колюня не возразил и теперь, кажется, дулся с Ваней в карты, судя по трефовому тузу, торчащему из кулака. Ваня Бесов был смешон и трогателен своим античеловеческим лицом, подтверждая аксиомы о том, что все дети хороши, а все взрослые плохи. Все мы носили головные уборы, кто шлем летчика, кто командирскую фуражку, а кто и солдатскую пилотку. Когда один из нас снимал убор и вытирал пот со лба, волосы сразу становились дыбом и чуть под углом в сторону юго-запада…

Неожиданно запиликало. Первые десять нот из “Прощания славянки”. Это нелепо ожил Пашин мобильник, который и до того иногда звонил, только командир не отвечал. Теперь же задумавшийся стратег машинально достал электронного уродца из нагрудного кармана френча и поднес к уху.

— Командующий блокпостом на проводе… Что?… Нет… Не пил… Не знаю… Понятно. Хорошо, хорошо. — Такой мы услышали часть разговора.

— Кто звонил? — осторожно поинтересовался Серега. — Генерал? Что сказал главнокомандующий?

— А? — Паша отвлекся от стратегических мыслей. — Это жена звонила. Спрашивала, когда дома буду. Просила майонез купить.

— Провансаль, — добавил отстраненно Сека.

— А что там в авангарде?! — Паша обратился к Колюне Морокканову. — Отправь юнгу проверить.

Трезорка поскакал козлом и обернулся за минуту. Он стал мило гримасничать, складывая ладошки и приближая их к волосатой щеке.

— Какая железная психика! — начал восторгаться Серега. — Спит среди грома сотен орудий!

— Я же говорил — Железняк, — подвел черту Колюня.

Тем временем на флангах началось движение. Сперва на холме появились множественные белые точки, заметно отсвечивавшие на солнце. Своеобразная шеренга зашевелилась и стала медленно спускаться по зеленям. За первой шеренгой выкатились вторая и третья. Паша поднял бинокль и стал всматриваться, а мы ждали. Через некоторое время командир радостно крякнул и, не отрываясь от бинокля, стал говорить:

— Вот оно. Началось! Наши перешли в психическую. Буйно помешанные из Скворцова-Степанова в первых рядах. Их устрашающий дивизион заставит содрогнуться, после парализованные и увечные. Да и старики макроцефалы, надеюсь, не подкачают! Инвалидные коляски разработаны в ЦКБ № 1 и испытывались на живых людях!

В голосе командира слышалась гордость за страну и время. Самые бесполезные могли погибнуть публично, сломив врага, выйти на рампу первый и последний раз, сгинув под бешеные аплодисменты. Тем временем началось действие и на правом равнинном краю. Паша перебежал к моему брустверу, не отнимая бинокля от лица.

— Как идут молодцы! — Слова восторга невольно сорвались с губ. — Вчера мне сообщили в депеше, что сводный полк привокзальных бомжей пойдет в авангарде, а за ним в прорыв ринутся остальные… Но как идут!

Я занял свое место на бруствере, и мне было интересно.

— Командир, — попросил я, — дай глянуть.

Паша протянул тяжелый цейсовский бинокль.

— Смотри, — сказал он. — Полюбуйся на красоту.

Я приблизил окуляры к глазам и сперва увидел размытую картинку. Покрутил резкость. Поймал руку, бьющую в барабан. Поднял до лица — увидел жесткие усы и остекленевший взгляд наступавшего. Пошевелил рукой — другие лица, мерзкие морды изношенных мужчин. В бинокль имелась возможность разглядеть только части тел — лучше б не видеть эти струпья, бельма, язвы. Бомжи двигались медленно, но яростно. Таких рож и в таком количестве я еще в жизни не наблюдал. Вдруг померещилось знакомое. Потерял. Нашел. Петров. Не Петров. Нет, Петров. Это было давно — перед Московской олимпиадой, когда в Доме писателей на Шпалерной улице во дворце Шереметевых завелась Комиссия по работе с молодыми. И я, не считая себя молодым, там стал появляться, пытаясь зацепиться за будущее. А рыжий Петров служил референтом у Германа. Тому отстрелили глаз на фронте — Герману. А Петрова добрый Герман устроил просто так, груши околачивать. Он был рыхлый, с дешевым понтом, никакими рифмами, но не вредный, а просто раздолбай, растративший коллективные деньги молодых литераторов, заработанные теми каким-то довольно честным образом и хранившиеся у референта. Петрова прогнали, только он все равно был и жил. Мы даже как-то плотно общались, недолго. Затем времени прошло до хуя. Петров поиграл в МММ и лишился квартиры. Затем с комодом, который, пожалев, отдали бандиты, переехал в ночлежку. Недавно видел его — не такого теперь рыжего, совсем не Чубайса, похожего отчасти на купол Исаакия, лишняя кожа висела на бывшем толстяке. Человек стоял возле Владимирского собора с рекламой на груди и на спине. То ли ломбард пропагандировал, то ли Интернет. А теперь Петров шел в психическую атаку, опираясь на палочку, в свободной руке держа штандарт Привокзального полка…

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*