Кетиль Бьёрнстад - Дама из долины
— Я думала о тебе, — говорит Сигрюн. — Больше, чем мне хотелось бы. Почему? Из-за Ани и Марианне? Они нам являются?
— Мне приснился безумный сон, — говорю я. — Приснилось, что ты пинцетом вынула их из моего мозга.
— Я?! — Она смеется. — Прости, пожалуйста. Это так страшно.
— Да. Они стали совсем маленькими. Как тянучки. Ты бросила их в раковину и смыла горячей водой.
— Почему именно горячей?
— Спроси об этом у моего сна. Но потом…
— Не рассказывай мне такие сны, — просит она.
Все-таки она поднимается со мной в квартиру. Мы прижимаемся друг к другу, не сняв верхней одежды.
— Так не может продолжаться, — говорит Сигрюн.
— Тогда мне все-таки лучше остановиться в отеле.
— Нет. Это покажется Эйрику подозрительным. Он знает, что у меня бывает много народу. Кроме того, я хочу, чтобы ты был рядом.
Мы садимся. Она как-то поникает, вид у нее огорченный.
— Что сказала бы Марианне? Не говоря уже об Ане.
— Мы почти ничего не знаем друг о друге. Со временем нам придется многое рассказать или объяснить друг другу.
— Да, надо начать рассказывать, — с облегчением говорит она. — В беседах. В музыке. Ты не забыл, что мы хотели вместе играть Брамса?
— Как я мог это забыть!
— Мне хочется разобраться, почему я столько думаю о тебе, — нервно говорит Сигрюн. — Из-за того, что у нас было много общего? Что мы, каждый со своей стороны, были близки и Марианне, и Ане и потеряли их обеих? Или все дело в твоей силе? Ты так молод. У тебя все нервы словно обнажены. Ты заставляешь меня чувствовать, что я существую. Помнить, кто я. Даришь мне будущее. Опору. Обращаешь мое внимание на то, что меня окружает. Я как будто медленно начинаю понимать самое себя, понимать других людей, положение, в котором я нахожусь. И мне не требуется для этого быть врачом. К тому же ты знаешь, из какой я семьи. У нас есть общая тайна.
— Правда?
— Да. — Она кивает. — Мы оба знаем, какой была Марианне.
— Я ничего не знаю, — говорю я. — После смерти Ани я впал в странное состояние. Знакомый мне мир исчез. Остался только дом Скууга. Все, что там случилось. И что должно было случиться.
— И ты никого, кроме них, не любил?
— Нет. Не так. Я слишком робок, чтобы флиртовать с девушками. Неужели я выгляжу таким самоуверенным? Думаешь, я умею танцевать? У меня были две девушки. Но все это ничем не кончилось. Это безнадежно. По-настоящему безнадежно. Помешала Аня. Помешала Марианне.
Сигрюн серьезно смотрит на меня. Ей хочется понять, что я пытаюсь ей сказать.
— Но чем же мы отличаемся от всех? — спрашивает она наконец. — Аня, Марианне и я были самыми обыкновенными девушками. Таких миллионы.
— Таких, как вы, больше нет. Я люблю вас троих. В этом-то все и дело.
— Ты такой милый, — быстро произносит она и пожимает мне руку.
Потом она заставляет себя вырваться из моих объятий, не слушать того, что я шепчу ей на ухо. Защищается от чувств, которые я обрушил на нее, забыв об Эйрике. Она понимает, что я вижу ее неуверенность. Ее слабость. Может, я просто хищник, который отхватит кусок, а потом станет верным и послушным, как собака.
— Ты должен помнить, что мы с Эйриком крепко связаны друг с другом, — говорит Сигрюн, стоя посреди комнаты и глядя в окно.
— Это я уже понял.
— Без Эйрика меня бы здесь не было. И я не могла бы стать тем, кем стала. Эйрик научил меня очень важной вещи. Он научил меня жить, а не пребывать в мечтах.
— Нам надо успокоиться, — говорю я. — И не поступать опрометчиво.
— Я на двенадцать лет старше тебя.
— Да. И на пять лет моложе Марианне.
— Ты был счастлив с Марианне?
— Да. Если бы не она, я бы сюда не приехал.
— Это все слова. Я их ненавижу. — Сигрюн сердится.
— Я говорю серьезно.
— Значит, мы оба говорим серьезно. Именно поэтому мы должны вести себя прилично. Я все поставила на то, чтобы моя жизнь здесь с Эйриком была осмысленной.
— И как, она стала осмысленной?
— Да.
Сигрюн уходит, а я ложусь на кровать и после долгой дороги на теплоходе продолжаю ощущать морскую качку. Думаю обо всем, что случилось, и о выборе, стоящем перед нами. Я знаю, что я тороплю события, что хотел этого с первой минуты и почти направлял наши действия. Меня пугает, что я зашел уже так далеко и так быстро. Мне интересно, насколько еще я могу продвинуться и что могут выдержать эти чувства. То, что началось когда-то с Ани и получило столько предупредительных выстрелов, до сих пор обжигает меня огнем. Может, я сумасшедший? — думаю я. Неужели у меня просто не хватает воображения посмотреть по сторонам, найти выход? Наедине с Сигрюн прошлое оживает. Я ворочаюсь на кровати в комнате для гостей, понимая, что заснуть не смогу. Я тоскую по ней, не хочу мириться с тем, что она поставила мне такие жесткие условия, словно я полагаюсь на ее чувства меньше, чем на свои. Мне следовало ближе подойти к ней. Гораздо ближе. Она приоткрыла дверь. Дала мне подтверждение, которого могла и не давать.
Я встаю с кровати и иду в другую комнату. В ее спальню. Сколько мужчин побывали здесь с нею? Кроме Эйрика? Она более открытый человек, чем были Аня и Марианне. Любит поздние вечеринки и нетронутую природу. Она и опытный врач, и невинная девушка. А кроме того, ее не пугает одиночество, и она может часами одна играть на скрипке.
Я ложусь на ее кровать. Зарываюсь лицом в подушку. Вдыхаю запах ее духов. Она спала тут. На этом белье. На этом матрасе. Ее халат висит на крючке у двери. Джинсы и смятые трусики брошены на стул.
Я увидел уже достаточно. Я закрываю глаза. И мне снова снится последняя часть того сна.
Интермеццо в квартире районного врача
Сигрюн будит меня через несколько часов. Я с ужасом обнаруживаю, что все-таки заснул. Что не успел вернуться на свою кровать. Она улыбается, увидев мой страх.
— Я, наверное, перепутал спальни, — виновато говорю я.
— Это неважно.
Она стоит перед кроватью в своем пальто с капюшоном. На шее шарф в зеленую клетку. Черные брюки и высокие сапоги. Она внимательнее к тому, что носит, чем была Марианне. И больше, чем Марианне, красится.
Я спал голый. Моя одежда валяется в ногах кровати. Сигрюн делает вид, что не замечает этого.
— Ты, конечно, хочешь принять душ? — спрашивает она, и это звучит как приказ. — Где твой костюм, в чемодане?
— Да.
— Сегодняшний обед дается в честь местных политиков и предпринимателей нашего края. Будут все, от владельцев судоходных компаний до богатых лопарей, занимающихся оленеводством. Ты — единственный представитель от мира музыки. Твое выступление через полчаса после обеда.
— А как бы обстояло дело с музыкой, если бы я отказался?
— Тогда мы обошлись бы без нее. Гуннар пригласил тебя, потому что ты уже находишься здесь и потому что он искренне восхищается музыкантами, которые имеют такой оглушительный успех, какой имел ты.
— Что, по-твоему, я должен играть?
Она садится на край кровати, наклоняется ко мне и одним пальцем поднимает мой подбородок.
— Ты сам выберешь подходящую музыку, — с улыбкой говорит она.
И встает.
Неужели она заигрывает со мной? — в растерянности думаю я. Хочет поддержать напряжение в наших отношениях, несмотря на все, что она мне сказала? Играет со мной? Не понимает, что ведет двойную игру? Я вспоминаю слова Тани Иверсен о том, что все влюбляются в Сигрюн. Даже до Осло, до Ребекки дошла молва о районном враче в Пасвике. Теперь я лучше понимаю, о чем речь, слушая, как она говорит, что посидит в гостиной с газетой, пока я привожу себя в порядок.
— А ты сама не собираешься приодеться?
— Собираюсь. После тебя, — говорит она.
В душе мне становится грустно. Она держится слишком отчужденно.
Я чуть не обжигаю кожу под горячей струей. Потом насухо вытираюсь несвежим полотенцем и надеваю костюм. Бросаю взгляд на волосы, раздумываю, могу ли я воспользоваться стоящей здесь туалетной водой, но отказываюсь от этой мысли.
Когда я выхожу из ванной, Сигрюн окидывает меня одобрительным взглядом.
— Сегодня у тебя на лацкане нет пятен от желтка, — замечает она.
Я краснею.
— Наконец я научился следить за собой, — говорю я.
Сигрюн не долго, как, бывало, Марианне, остается в ванной. Ровно столько, сколько звучит поставленное мною «Адажио для струнных» Барбера. Наконец она появляется в гостиной в блестящем красном платье, в котором есть что-то русское. Оно короткое. Выше колена. И подчеркивает ее фигуру. Длинные ноги. Колени, щиколотки. Несмотря на платье, она кажется обнаженной. Она наблюдает за моим взглядом.
