Питер Бенсон - Две коровы и фургон дури
Еще перекресток. Снова налево. Дом. Ферма. Может быть, заехать во двор? Я не стал рисковать. За фермой я наскочил на посыпанный гравием участок дороги, и заднее колесо «хонды» угрожающе повело вбок. Я сбросил скорость, слегка повернул руль в сторону заноса, выровнял колеса и снова нажал на газ. Фары светили мне прямо в затылок, пикап упрямо сокращал расстояние, завывая, как голодный волк. Еще ферма, а затем длинный участок дороги, который вел к темнеющему впереди лесу. Сэм вжалась в меня, и я слегка повернул к ней голову и проорал:
— Сейчас! Оторвемся от него здесь!
Но мы не смогли оторваться. На минуту он действительно немного отстал, но вскоре опять замаячил сзади, истерически гудя и моргая фарами.
— Да что ему надо?! — чуть не плача, прокричала Сэм.
Но тут мы вылетели из-под прикрытия деревьев, и дорога пошла петлять, так что мне стало ни до чего. Еще один участок гравия — я осыпал мелкими камнями лобовое стекло Диккенса, услышал треск и мимолетно подумал, что это должно его хоть немного замедлить. Пары секунд мне хватило, чтобы вновь увеличить расстояние и скатиться с пригорка вниз, где дорога расширялась, а на обочине стояли припаркованные на ночь трактор и прицеп. Здесь можно было бы развернуться, если бы Сэм не сидела у меня за спиной, — я не был уверен, что смогу сохранить равновесие. И вдруг я заметил, что машина почти поравнялась со мной, как я ни старался, она не отставала. Теперь мы неслись вверх к гребню следующего холма, дорога сужалась, уклон сначала был небольшим, но постепенно становился все круче, за гребнем не было видно ни черта. Диккенс оттеснял меня вправо на середину дороги, и, чуть-чуть не доезжая вершины, я вдруг в ужасе увидел свет фар встречной машины, несущейся прямо на нас с Сэм. На секунду фары исчезли, а потом появились перед нами, ярдах в пятидесяти. Делать было нечего. Я повернул руль в сторону обочины, свет фар чиркнул по нам, и машина пронеслась дальше, чуть задев меня боковым зеркалом. И этого легкого мазка хватило, чтобы я окончательно потерял равновесие, колесо на что-то наскочило, то ли на ветку, то ли на камень, и нас боком понесло к воротам стоящей вдоль обочины изгороди.
Мы влетели в ворота на скорости шестьдесят миль, не меньше, но вначале мне показалось, что все обойдется. Мы проломили их насквозь и выехали на поле. Под ногами со свистом понеслась трава, и я ударил по тормозам. Я сжал руль как можно крепче. Все вроде бы было под контролем. Но тут переднее колесо «хонды» угодило в канаву; я услышал, как сзади дико взвизгнула Сэм, и почувствовал, как ее руки, скользнув по моей талии, разжались. Мотоцикл боком подняло в воздух, перевернуло и бросило на кучу ржавого железа. Секунду двигатель еще ревел, потом как-то устало кашлянул и замолк, только заднее колесо все еще вращалось. Над полем светила луна. Луна светила как пожелание счастья. Луна отобрала мое счастье, разбило его на мелкие кусочки и разбросало по луже растекающегося масла.
Где-то хлопнула дверь автомобиля. Я сел и попытался выпрямить ноги. На ноге у меня лежал мотоцикл. Я сказал:
— Сэм?
Но она не ответила. Я ее не видел.
— Сэм?!
Нет ответа. У меня в глазах потемнело от боли, я упал на спину. Надо мной возникла огромная темная фигура. В поле блеяли овцы. Я с трудом прищурился, чтобы разглядеть склонившегося надо мной мужчину. У него было широкое лицо, белоснежная рубашка светилась в темноте. Он присел на корточки рядом со мной:
— Братишка, ты как, в порядке?
Я кивнул головой.
— Вроде да.
— А что тому типу было от тебя надо?
— Какому типу?
— Ну тому, что гнался за тобой. Псих ненормальный…
— Понятия не имею…
Мужчина помог мне выбраться из-под мотоцикла, и я встал, цепляясь за его рубашку.
Штаны оказались изодраны в клочья, на одной ноге громадный кровоподтек, ребра в синяках, а левая рука не сгибалась, но вроде бы ничего сломано не было. Я стянул с головы шлем, бросил его на мотоцикл и огляделся. Тут я увидел Сэм. Она лежала на земле футах в двадцати и не шевелилась.
Хромая на обе ноги, я кинулся к ней, мужчина за мной. Я наклонился, чтобы поднять ее, но он вдруг сказал:
— Эй, лучше не трогай ее пока! И шлем не снимай…
Я тяжело уселся в траву рядом с ней. Прислушался — Сэм дышала, но как-то неглубоко, неровно, как кошка во сне. Из носа у нее сочилась тонкая струйка крови.
— О господи! — простонал я.
Мужчина сказал:
— Я съезжу за помощью, — и куда-то исчез, а я сел рядом с Сэм, тупо повторяя ее имя, слушая ее неровное дыхание. Она молчала, я взял ее за руку и тихонько пожал, но она не ответила. Я сидел в траве и проклинал все и вся. Я клял дружбу, Спайка и проклятую дурь. Я клял свои идиотские мысли, себя и свою судьбу. А потом я услышал звуки далекой сирены, осторожно положил руку Сэм на землю, а сам поднялся, похромал к дороге и встал посередине, чтобы «скорая помощь» меня заметила.
Санитары привезли с собой яркие фонари и носилки. Они спросили, не ранен ли я. Я ответил, что нет, а когда один из них сказал: «А ты уверен в этом, парень?» — и посмотрел на мои ноги, я заорал, чтобы они поскорее занялись Сэм. Тогда другой парень сказал мне: «Потише, потише», и они наклонились над ней, осмотрели ее и принялись за работу. Не знаю, что они там делали, но минут через десять ее осторожно переложили на носилки и понесли к машине. Еще десять минут ушло на то, чтобы натыкать в нее иголок и установить капельницы. Мне приказали сесть рядом с Сэм, и мы поехали.
Что было дальше, я запомнил не очень хорошо. Один из санитаров осмотрел мои ноги, сделал мне обезболивающий укол и наложил повязку. От укола или от чего-то другого, но меня вдруг страшно потянуло в сон. Я мягко качался на ухабах, глядел на лицо Сэм в кислородной маске, с капельницей около головы, и мне то казалось, что она выглядит совершенно здоровой, а то — что она умерла. Кожа ее как-то странно меняла цвет — то становилась белой, то серой, а то голубой. Может, мне так казалось от пролетающих мимо фонарей? Или моя Сэм в этот момент превращалась во что-то ужасное, как в плохом фильме ужасов? Я закрыл глаза и тут же увидел ее в небе: она летела через поле, чтобы врезаться в груду ржавого железа, и кровь лилась у нее из раны на голове, такой глубокой, что виден был череп, и волосы были спутаны и насквозь пропитаны кровью. Похоже, я заснул, а когда проснулся, машина стояла перед распахнутыми дверями больницы и к нам бежали люди. Носилки Сэм выкатили из «скорой» и увезли, санитары ушли следом. Молоденькие медсестры забросали меня вопросами. Я поднял голову и взглянул на небо — оно было оранжевое с черным. В воздухе пахло гарью.
Кто-то сказал:
— Парень в шоке.
Я сказал:
— Я в порядке.
— Нет, нет, иди-ка сюда.
— Да я… — Но тут я почувствовал что-то очень странное. Не знаю даже, как это описать, — то ли перья, то ли мягкая сырая шерсть, то ли прикосновение холодной стали. Я попытался выпрямиться, но ноги забастовали, видимо решив, что я и так слишком долго издевался над ними. Помню, я схватился за чье-то плечо, и тут в глазах совсем потемнело, и я потерял сознание.
Глава 18
Когда я был маленьким, я обычно прибегал домой после школы, торопливо запихивал в рот кусок пирога, запивал его апельсиновым соком, и мы с Грейс срывались кататься на великах. Бывало, она уезжала раньше и ждала меня в условленном месте, а то мы вдвоем ехали в Столи, на реку у старой мельницы, бросали велосипеды в траве и шли к мельничной запруде, где река расширялась, образуя заводь, и там часами качались на веревке, которую сами привязали к толстой ветке. Надо было разбежаться и пролететь над водой, распугивая уток. На конце веревки было привязано полено, так что можно было качаться и стоя и сидя. Стоя я мог раскачаться так, что пролетал над прудом почти горизонтально. А сидя можно было откинуться назад, запрокинуть голову, смотреть в небо и представлять себя птицей. Весной легкий ветерок играл в ветках дерева и обдувал разгоряченное лицо, летом солнце сверкало на воде множеством золотых монеток, как спрятанное на дне сокровище. Осенью листья слетали с дерева, кружились и падали в реку, и, бывало, удавалось поймать их ртом. Листья уносило вниз по течению, в сторону Трейсбриджа, к памяти о злой колдунье, что когда-то жила там, через леса и поля к Тонтону. Нам так нравилось качаться над рекой! В те дни мы ничего не боялись. Мы никогда не дрались с Грейс. Мы с ней дружили.
Ну а если нам хотелось настоящих приключений, мы отправлялись к развалинам дома на озере Маркомб, туда, где маньяк-профессор Хант держал похищенную им женщину и проводил над ней свои страшные эксперименты. Говорили, что с помощью специальных химических препаратов он превратил ее кожу в змеиную чешую, но что потом ее спас один человек, случайно зашедший в гости, чтобы оценить коллекцию книг старого лорда Бафф-Орпингтона. Когда профессор Хант узнал, что его женщину выкрали прямо из-под его носа, он сошел с ума и, прежде чем уехать туда, откуда он явился, поджег дом. Понятное дело, все это случилось много лет назад, тогда в наших краях и пожарных толком не было, так что дом выгорел дотла, ничего от него не осталось, кроме каменных стен, печных труб да полуразрушенного переднего фронтона крыши. А ведь когда-то был прекрасный особняк!
![Всеволод Фабричный - Вата и гвозди [сборник рассказов]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)