Дмитрий Стародубцев - Продавец мечты. Книга первая
Каюмову не хватило стула, и он, снедаемый гордыней, обиженно застыл напротив Миронова, уставился на него требовательно-вопрошающим взглядом.
— Что? — сузил острые глазки Сергей Львович. — Ой, сесть некуда?
Он покраснел от злости, и Рафаэль даже пригнулся, будто сейчас над его головой пронесется раскаленная шрапнель.
Миронов резко встал — кресло так и отскочило к стене, — сходил в приемную и принес оттуда стул.
— Присаживайтесь, Геннадий! — предложил он режиссеру ехидно-наигранным тоном. — Теперь все в порядке? Мы можем продолжать или есть еще какие-нибудь проблемы?
Каюмов ничего не ответил, сел и надулся, как бойцовский петух…
Рафаэль заранее предполагал какой-нибудь каламбурчик в этом роде. Собственно, он специально приволок сюда упирающегося Каюмова, чтобы принести его в жертву хозяину кабинета. Без этого говорить о принятии ролика было совершенно бесполезно. Рафаэль давно знал Сергея Львовича: пока кого-нибудь не раздавит, чтоб все стены были забрызганы кровью, не сожрет с потрохами, — не успокоится.
Что касается Славика Чайки, то у Рафаэля не было выбора. Ему надлежало представить нового «креативного», и без этого в кабинете Миронова также появляться не следовало…
— Я не могу, я ничего не знаю! — долго упирался Буратино. — Я двух слов связать не могу! Мы облажаемся!
— Все будет хорошо! — успокаивал «дезигнера» Рафаэль. — Говорить тебе не придется. Миронов сам любит поговорить, а от тебя лишь требуется, когда надо, кивать, поддакивать и улыбаться.
— А откуда я знаю, когда что нужно? Нет, я отказываюсь! Я лучше выходные бесплатно отпашу!
Рафаэль:
— Послушай, если Миронов примет ролик «ДиЕТПЛАСТа», я заплачу тебе тысячу евро наличными. Представляешь, штукарь евро за один час работы?! Что касается твоей реакции на происходящее, то мы вот как поступим… Я буду подавать тебе определенные знаки — например, положу руку на колено или почешу нос, — а ты, в соответствии с каждым сигналом, будешь либо изображать ту или иную эмоцию — смеяться, плакать, — либо что-то говорить. Допустим: «Совершенно справедливо»…
И Рафаэль мгновенно набросал на листе бумаги списочек из десятка «сигналов». Почему нет? Это очень легко!..
В кабинете Миронова включили только что отмонтированный ролик «ДиЕТПЛАСТ». Картинка, анимация, титры, голос за кадром, музыкальное сопровождение — все как в лучших домах Лондо́на. Сергея Львовича, казалось, мало интересовало, что происходит на экране: он читал какой-то договор и лишь изредка косился на монитор.
— Да он даже не смотрит! — полушепотом возмутился Каюмов, апеллируя к Рафаэлю.
Миронов услышал.
— Господин Каюмов, знаете что? — выдал он тихо и вежливо, но с иезуитским оттенком. — Могу я вас попросить подождать в коридоре?
Каюмов вскочил с поджатыми губами, бросился вон и крепко хлопнул за собой дверью.
— БЕЛАЗЁРАВ! Чтоб больше я его не видел! — предупредил Миронов в ярости.
— Будет сделано, Сергей Львович! — отрапортовал Рафаэль, втайне радуясь, что все закончилось бескровно — без ругани и пистолетиков. Ведь еще минут пять, и дело наверняка дошло бы до рукопашной. Он потрепал себя за мочку уха.
Славик уловил сигнал, изо всех сил поднатужился и с огромным напряжением, как на толчке при запоре, выдавил из себя невнятную фразу:
— Совершенно справедливо…
Сергей Львович одобрительно стрельнул глазками в его сторону.
Миронов:
— Что-то я ничего не понял. Какой-то необычный ролик. Это Каюмов нагородил, что ли?
Рафаэль:
— Каюмов здесь ни при чем. Он делал только то, что мы ему поручили. В этой работе мы применили новейшие рекламные технологии, использовали несколько новаторских приемов…
При этом Славик-Буратино, заметив посланный ему знак, кивнул.
Миронов:
— И что это за приемы? Меня мама в детстве уронила?
Славик широко улыбнулся.
Рафаэль:
— Согласен, на первый взгляд может показаться, что эту рекламу делали дебилы…
— Дебильную рекламу делают не дебилы, ее делают для дебилов! — перебил Миронов своей старой коронной шуткой.
Рафаэль поспешил расхохотаться, да и Славик-Буратино, подчиняясь сигналу, немедленно его поддержал.
— Так вот, — продолжил Рафаэль, уверенно закинув ногу на ногу, — дело в том, что вся конструкция этого информационного спота рассчитана на то, чтобы ввести телезрителя в гипнотический транс. Нам нужен контакт не с сознанием потенциального покупателя, а с его подсознанием, говоря простым языком. А чтобы проникнуть в подсознание человека, которое не способно анализировать, сомневаться, отталкивать, а любую информацию воспринимает на веру и подчиняется любым приказам, требуется отключить сознание. Для этого необходимо внедрить в аудиовизуальную ткань определенные отключающие команды. Вот вкратце каков механизм этого видеоролика. Посему не имеет значения, какое при просмотре этого материала остается поверхностное впечатление, пусть и негативное. Главное, что подсознание получит твердую установку и будет полюбас ее исполнять!
Славик Чайка все время глубокомысленно кивал.
— Любопытненько, — заинтересовался Миронов и пересел на бывший каюмовский стул, оседлав его задом наперед. — Давайте глянем еще раз. Кстати — чай, кофе, коньяк?..
На этот раз Сергей Львович не отрывал глаз от экрана, отсмотрел весь ролик от первого до последнего кадра.
— Да, что-то такое здесь есть, — сообщил он после. — Чувствуется нечто такое гипнотическое. Какое-то психоманипулирование. Белозёров, кто тебя надоумил, признавайся, хитрец? Твой новый креативный директор?
— Не без этого, — ухмыльнулся Рафаэль, наслаждаясь великолепным кофе с коньяком от секретарши Аллы, которой успел тайно подмигнуть.
Миронов обернулся к Славику, впился в него чутким, непоколебимым взглядом. При этом Буратино явно струсил, поспешил спрятать свои ноги в изношенных кроссовках под стул, захлопал ресницами и покраснел, как барышня.
Миронов:
— Славный парнишка, сразу видно. Белозёров, вот чего у тебя не отнять — умеешь, блин, подбирать кадры!
Рафаэль:
— Стараемся, Сергей Львович! Вашими молитвами!
Миронов:
— Ладно, ролик неплохой. Правда, есть куча недостатков.
Славик:
— Совершенно справедливо!..
Рафаэль знал про эту «кучу недостатков» — мало того, он сам же их и внедрил, специально для этого случая. Миронов никогда ни у кого не принимал видеоматериал с первого раза, поэтому требовалась определенная сноровка, чтобы противостоять этому неизбежному злу. В кабинете Рафаэля на столе уже наличествовала другая бетакам-кассета, то есть не требовалось ничего переснимать, переозвучивать и перемонтировать, надо было только выждать пару дней и представить хозяину кабинета видеоролик без «недостатков».
Миронов во всех подробностях и весьма эмоционально изложил свои претензии. Они в точности совпали с предположениями Рафаэля.
— Вы хотите, чтобы мы все это исправили? — натурально изумился Белозёров. — Но это неделя времени и огромные дополнительные расходы!
Славик кивнул.
— А меня это не плющит! Два дня даю, и не секунды больше. А расходы, Белозёров, за твой счет! В следующий раз будешь внимательнее. Еще Бичер Генри Уорд (1813–1887) сказал, что в этом мире богатыми нас делает не то, что мы получаем, а то, что мы отдаем!
Славик-Буратино взял на изготовку блокнот и законспектировал сказанное.
— Сделаем, Сергей Львович! — ответил Рафаэль, печально вздохнув.
Глава 19
На даче Белозёрова, в той самой спальной комнате и на той самой кровати, где еще совсем недавно Рафаэль подминал под себя, словно задранную добычу, полусонную, вяло упирающуюся Вики и где всего пару дней назад его, облаченного в ошейник с шипами, неутомимо и ненормативно выдаивала злокусачая Лайма Гаудиньш, происходило нечто новенькое. И фишка заключалась не в том, что в четыре часа дня по постели разметались плотные загорелые формы Насти Белозёровой — спать часов до шести вечера ей было не привыкать. Натюрморт был таков: цветы, шампанское, в спешке сброшенные шмотки, а главное — где-то между Настиных ног благодарно мурлыкал совершенно голый финансист Александр Лебедь, тот самый, с которым молодая женщина отымела приятнейшее знакомство на о. Тенерифе.
— Ну хватит, котик! — простонала Настя. — Давай просто поваляемся. Налей мне, плиз, шампусика.
Меня просто удивили возможности этой терки!
Александр с готовностью прекратил свои ласки, в изнеможении отвалился в сторону и ответил при помощи одеревеневшего языка:
— Как прикажете, прекрасная сеньорита!
