Уолтер Керн - Мне бы в небо
Джулия просматривает журналы, посвященные украшению дома, и грезит над фотографиями огромных ванн и встроенных стальных холодильников с отделениями для льда и дозаторами для воды в дверцах. Такие фотографии меня тоже интригуют, хоть и не я собираюсь вступить в брак, который принесет кредит в «Этан Аллен» (подарок от родителей Кейта, они держат магазин). Эти вещи завораживают, потому что комнаты, изображенные в журналах, кажутся нарочно прибранными для похорон — для того, чтобы показать публике идеального покойника. Цветы, натертая воском мебель. От этого пробирает мороз. Лори, моя бывшая жена, частенько таскала меня на распродажи, будучи свято уверена, что у нее талант различать истинную красоту среди грязи и сора. Нашим глазам представало печальное запустение. Телевизионные тумбочки из облупившегося шпона. Комоды с недостающими ручками и перекошенными ящиками. Все это некогда было новым, чистым и многообещающим, но теперь я видел лишь признаки упадка. В том числе и человеческого.
Я извиняюсь за проволочку, но Джулия продолжает читать, не обращая на меня внимания. Наше утро не настолько приятное, как я надеялся. Я намеревался провести час в аэропорту, расширяя кругозор сестры и показывая ей неустанно бьющееся сердце деловой Америки. Она слишком долго прожила в Полк-Сентер — это умаляет личность. А здесь — столько возможностей и вариантов.
— Пойдем в клуб. Я должен кое-кому позвонить.
— В клуб?
— Я тебе покажу. Там бесплатные журналы.
— Райан, мне нужно домой.
— Завтра. В четверг.
— Я подвела стольких людей, — говорит Джулия.
— Не волнуйся, они никуда не денутся, когда ты вернешься.
— Так бывает не всегда.
— Так всегда бывает в Миннесоте.
Сотрудник «Компас клаб» впускает нас с радушием королевского привратника. Я смотрю на лицо Джулии — несомненно, ей приятно. Буфет также ее впечатляет — она замирает и молча смотрит. Жители Среднего Запада, даже страдающие от анорексии, обожают бесплатную еду — она взывает к бессознательной, коллективной тоске по богатому урожаю. Я наливаю себе апельсинового сока из стеклянного графина, который торчит в ведерке со льдом (почему пассажирам всегда предлагают томатный и сливовый соки? Неужели их кто-нибудь пьет?), и наблюдаю за тем, как Джулия обозревает выпечку и при помощи зубчатых металлических щипцов берет калорийный датский кекс, посыпанный сахарной пудрой. И это еще не все. Она насыпает хлопьев с отрубями в одноразовую миску, добавляет изюм, йогурт, отрывает от грозди зеленоватый банан, очищает и режет пластмассовым ножом.
— Садись за стол у большого телевизора. Можешь наблюдать за своим рейтингом.
— Что это?
— Маленький всемирный банк, в котором теперь есть и ты. Ты уже набрала два балла и становишься богаче с каждой минутой.
Я ныряю в одну из кабинок и звоню своему секретарю в Денвер. В кои-то веки он на месте. Он хочет прислать мне меморандум по техасским делам, но я уже не в Техасе, и это бессмысленно. Тогда он диктует адрес отеля в Финиксе, где остановился Дуайт, и передает несколько сообщений, в том числе от Линды, из денверского аэропорта. Секретарь подтверждает бронирование отеля в Лас-Вегасе, но я прошу его отменить, потому что, как писали в «Джорнал» на минувшей неделе, в «Синема гранд» забастовка, и мне не хочется быть штрейкбрехером. Взамен я прошу номер в «Аполлоне» — отеле со статуей гарцующего Пегаса на уровне пятого этажа. Каждые полчаса он раскидывает огромные стекловолоконные крылья.
— Еще одна деталь, — говорю я. — Свяжитесь с багажным отделением «Грейт Уэст» в денверском аэропорту и выясните, вправду ли у них моя сумка. Если да — пусть ее пришлют в офис.
— Вы потеряли сумку?
— Так они утверждают.
— Не знаю, стоит ли об этом говорить, — продолжает Кайл, — но я видел у вас на столе довольно странную бумагу. Секретарь Крейга Грегори принес ее по ошибке и через десять минут забрал. Она была озаглавлена «Истинный оранжист».
— Интересно.
— И в тексте были ваши инициалы. Там говорилось: «Р. Б. на своем месте».
— И все?
— Было что-то еще, но я не успел прочесть. Бумагу выхватили у меня из рук, как будто она секретная.
— Разнюхайте и расскажите потом, что удалось узнать.
— А что значит «Истинный оранжист»?
— Понятия не имею.
В клубе пахнет марлей и мешками для пылесоса, а финансовый гуру по телевизору предвещает крупное понижение корпоративных акций. Так или иначе, он верно подсказал мне насчет «Чейз Манхэттен». Некоторое время я сижу, откинувшись в кресле на колесиках, и смотрю, как с запада приближается мелкий дождь, увлажняя взлетные полосы и заставляя рабочих хвататься за дождевики. Требуется так много людей, чтобы поддерживать меня на лету, — уборщики, которые приводят в порядок поле, монтажники с клеммами и гаечными ключами, метеорологи, штурманы, повара… и сегодня утром мне кажется, что я всех их подвел. Мой скелет как будто составлен из свинцовых трубок.
Я понимаю, что «Истинный оранжист» — название проекта, но могу лишь гадать, о чем речь. Основатели КСУ вышли из военной среды, это команда специалистов по поставкам, которые многому научились, снабжая Вьетнам замороженной говяжьей тушенкой, палатками и штыками, и применили полученные знания, когда составляли первый свой крупный контракт на поставку автомобильных запчастей. Наша корпоративная культура герметична и сурова. Никакой болтовни, никаких сплетен. Все под семью замками. Насколько мне известно, «МифТек» — это дочерняя компания, а «Грейт Уэст» заправляют наши выпускники, с Морсом в качестве марионетки. «Истинный оранжист». Оранжевый — это официальный цвет авиакомпании; а поскольку она находится в состоянии войны с «Дезерт эр», я не удивлюсь, если «Грейт Уэст» — в числе наших клиентов.
Я никогда не доверял КСУ. Мое положение в фирме никогда не было ясно мне самому, а путь наверх — извилист и смутен. Некоторые делают карьеру, уходя и возвращаясь, а те, кто не преуспевает… просто исчезают. Два года спустя приходит весть, что они открыли гостиницу или бар в Киокаке. Так говорят — но, скорее всего, эти люди просто умерли.
«Р. Б. на своем месте». Я — часть чего-то большого.
Джулия, благослови ее бог, снова в буфете — перемешивает мюсли с йогуртом. Она уже выглядит лучше и менее погружена в себя. Дождь набирает силу, он пеленой висит за окнами, размывая силуэт диспетчерской вышки. Я смотрю на монитор. Плохие новости. Наш рейс, номер 119, запаздывает на двадцать минут, а двадцать минут — почти всегда ложь. Это значит «убирайся».
— Это ли наш старый друг Райан Бингам? Как поживаешь?
На моем плече рука — я оборачиваюсь. Время и пространство смещаются. Белый гладкий нос, который почти касается кончиком губ, неподвижный, точно каменный, взгляд, как у нарисованных глаз в масонских храмах или как на долларовых купюрах. Это муж моей бывшей жены, человек, занявший мое место, — от него Лори родила двоих детей, доказав тем самым, что в нашем браке бесплодна была отнюдь не она. Отказавшись от прежней фамилии, она взяла чужую, и, судя по тому, что мне известно об их совместной жизни, высшие небесные силы благословили этот брак. Я был просто задержкой в пути, ошибкой в маршруте, по дороге к предназначенному свыше союзу.
— Марк. — Я беру протянутую руку и коротко пожимаю. В другой руке Марк держит портфель. Антикварные никелевые застежки, отличная натуральная кожа. Один из лучших риэлторов в Боулдере — и продолжает расти.
— Как поживают девочки?
— Отлично. Просто куколки. Крошка Эми для своего возраста настоящий снайпер. Это наше последнее семейное увлечение — спортивная стрельба.
— И Лори? А мне казалось, она терпеть не может оружие.
— Наверное, на нее повлиял сельский воздух. Мы ведь переехали из города. Шестьдесят акров земли у подножия холма. Я разделил старое ранчо Лентяя Ди и прихватил отменный кусок. Непременно приезжай в гости.
— Лори стреляет из ружья. Представить себе не могу.
— А ты по-прежнему снимаешь ту квартиру?
— Нет.
— Свой дом?
— Нет.
— Значит, ищешь жилье?
— В общем, нет.
Марк морщится и прикусывает губу. Домовладение — это его религия, и ему меня жаль. Он делит весь мир на два лагеря — собственники и бедняки, и его мечта — объединить тех и других. Благородная душа.
— Я кое-что хочу тебе показать. Есть хорошая возможность. Можешь на минутку присесть?
Могу, и он это знает: аэропорт бездействует, его окружает железный занавес облаков. Мы усаживаемся на мягкой кожаной кушетке, нога к ноге (сидеть на ней — все равно что у кого-то на коленях); Марк открывает портфель и засовывает внутрь гладкую ухоженную руку. Человек, который появился из ниоткуда, когда я ушел, и помог моей жене преодолеть биологический порог — у меня для этого недостало сил. Его уверенность очаровывает. Если бы я его любил, то нанял бы читать лекции и обучать своей системе. Впрочем, сомневаюсь, что у Марка она есть. Марк повинуется инстинктам, он из влиятельной семьи — то есть это в нем с колыбели. Если бы он, как олень, носил рога, они бы разветвлялись шире плеч. Он — прирожденный начальник.
