Борис Иванов - Сборник "Иванов, Щербатых. 34-й мир"
– Кстати, я приятно удивлен тем, как хорошо местные жители владеют языками Земли... Я уже слышал троих или четверых...
– Пока еще не началась эта... нелепая вражда... До того, как воздвигли Периметр... В те времена очень многие здесь считали полезным для себя изучить хотя бы английский... Торговля и обмен шли в гору, и мы надеялись... А вот и первый...
Первым клиентом подземного госпиталя был рослый легионер, которому не повезло с первым же выстрелом из гранатомета. Заряд завяз в невидимой паутине, и от взрыва больше досталось самим непрошенным гостям, чем проявившим неожиданное благородство хозяевам. Жгут наложить Кай сумел. Только ясно было, что это уже – впустую.
4
НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ
Неутомимо матерясь и сплевывая набившуюся в рот вязкую грязную жижу, Шаленый продирался по сельве за своим взводным. Фернандо де ля Руэда, заметно утративший за последние два часа свой начальственный лоск, вторил репликам Шаленого крутыми испанскими ругательствами. У оставшихся членов изрядно потрепанного за время блужданий по джунглям взвода, не было ни сил, ни желания ругаться. Да и что возьмешь в этом смысле с Богом обиженных англосаксов? Из всех доступных человеческих эмоций у легионеров, уныло бредущих к «месту эвакуации», остался лишь ужас перед страшными туземцами, бесконечными мрачными джунглями и безотрадным будущим. В рассказах лихих вербовщиков все выглядело иначе... Из пятнадцати человек, приземлившихся в этих чертовых дебрях в 8:30 по местному времени – сутки здесь менее, чем на час отличались от земных, – в живых осталось только семеро. Полвзвода за половину отведенного для операции времени. Экстраполяция такой закономерности на ближайшее будущее наводила на совсем неутешительные мысли. А до «устройства эвакуации» еще нужно было добраться. Кроме того, куда-то запропастились четверо снайперов, выдвинутые для прикрытия взвода на вершину холма в четверти мили отсюда.
Лейтенант де ля Руэда с ненавистью взглянул на еле поспевающими за русским остатки его команды.
– Живей, доходяги! Добивать отставших не обещаю, но и задерживаться из-за вас я здесь не намерен. В час тридцать этот район разлетится к чертовой матери, а потом его еще польют напалмом.
Последние легионеры ускорили шаг, но лейтенант не увидел в их глазах энтузиазма. «Ничего, когда пройдет шок от первого боя, они придут в себя. А там, глядишь, и научатся по-настоящему драться».
Фернандо вспомнил высадку и сморщился, как от зубной боли. Начиналось все отлично. Они сразу же подстрелили трех туземцев, не успевших спрятаться в норы, но уже через десять минут после этого потеряли пятерых парней у «дерева-дикобраза».
Лейтенант готов был поклясться, что когда он впервые попал на Гринзею, это дерево выглядело по-другому и стреляло максимум на десять шагов. Да и метательные колючки тогда были значительно тоньше и без зазубрин. А в этот раз растение-монстр, преградившее путь их взводу, оказалось настоящей фурией.
Руэда вспомнил отвратительный треск, как будто одновременно сломались сотни карандашей, и тучи остроконечных шипов обрушились на его легионеров. Но их недаром тщательно инструктировали перед полетом. Лейтенант отлично знал, что там, в глубине переплетенных корней, прячется пара «кротовиков», инициирующих отстрел колючек. Поэтому он тут же приказал саперам задействовать по периметру ствола фугасные мины. Это было его ошибкой. Нужно было просто уходить оттуда как можно скорее.
Взрыв коряво разворотил дерн вокруг деревьев и вместе с комьями земли, и вправду, подбросил к верхушкам крон два трупика «кротовиков». Но, видимо, туземцев под землей было побольше, ибо через пару минут после подрыва, почва, сделавшись вдруг мягкой и зыбкой, вдруг стала уходить из-под ног легионеров, а земля расступилась дюжиной трещин. А там, как водится, их уже ждали песчаные гадюки и большие щетинистые сколопендры.
Словом, на той опушке они потеряли пятерых. Еще двое не успели опустить щитки защитных шлемов, когда их атаковал разъяренный рой шершневидных крапчатых пчел, явно натравленных аборигенами. Ребята недолго мучились – смерть от этого вида шока наступает почти мгновенно. Но на их, вмиг распухших лицах, застыла такая боль, что наскоро засыпав тела погибших землей и листьями, лейтенант поторопился увести своих людей подальше от этого места.
Последней потерей был Гарсилос, на которого упал паук-попрыгунчик. Впрочем, упал – не совсем точное слово. Их обычно выстреливают из гибкой лианы-катапульты спрятавшиеся в зарослях богомольцы. Но для Гарсилоса это было уже несущественно. Опутанный липкой, мгновенно разъедающей кожу паутиной, он катался по земле, пытаясь оторвать от себя проклятые нити.
Взглянув в обезумевшие от боли глаза сержанта, лейтенант ввел ему двойную дозу «улыбки феи», и, оставив затихшего Гарсилоса досматривать последний в его жизни сладкий сон, быстро повел оставшихся в живых людей на север.
– Эй, лейтенант, – прервал его мрачные раздумья низкий баритон русского. – Кажись, ломится кто-то сюда. Не ровен час уроды зеленые, или другая какая мерзость с нами поздоровкаться хочет. Не то лицом, не то торцом...
Руэда прислушался. Метров в пятидесяти от них кто-то действительно, не таясь, пер на них через сельву, ломая и круша все на своем пути.
«Господи, лишь бы не стег», – мысленно вознес молитву Фернандес. И уже во весь голос гаркнул на своих подчиненных:
– Взвод! К бою! Капрал Грег, огнеметом с упреждением пять метров по объекту, ТОВСЬ!.. Рядовые Клейст и Чалены, короткими очередями... Остальные – страхуйте фланги.
Но огневой залп не получился. Из зарослей, путаясь в растрепанной амуниции, выскочил не разъяренный стегозавр или его уменьшенная туземная копия, чего боялся Руэда, а всего лишь один из четырех пропавших снайперов – Христо Станчев.
Не без труда влив в перекошенный от страха рот болгарина изрядную долю спирта, взводный добился от него истории гибели снайперской группы прикрытия. Он (Христо Станчев) и Марчелло несли боевое дежурство на вершине холма, то есть периодически поливали из огнемета ближайшие заросли и постреливали во все, что еще шевелилось среди ветвей. Два других легионера кемарили после бессонной ночи на «Проционе».
Выжженная на полкилометра растительность еще дымилась, распространяя удушливый запах гниющих сырых листьев и сожженной заодно мелкой живности, не успевшей вовремя смыться. Обзор для стрельбы был отличный, туземцы не предпринимали попыток атаковать позиции отделения, и ребята немного расслабились.
Станчев не помнил, кто первый заметил фигуру, силуэт которой внезапно проступил сквозь дым, стелющийся по выжженной земле. Человек, а в том, что это был именно человек земной расы, а не туземец, ни Христо, ни Марчелло не усомнились, был бос и одет в белые ниспадающие до земли одежды. Он медленно шел прямо на них, мягко ступая голыми ногами по дымящемуся пеплу, и временами из-под его босых ступней вместе с облаками дыма взлетали вверх голубые язычки пламени. Идущий к ним человек, казалось, не замечал этого, и на лице его застыла маска равнодушия, спокойствия и отрешенности.
Дым мешал легионерам рассмотреть подробности, но Марчелло отбросил ручной огнемет и с коротким вздохом «Иезус Мария» рухнул на колени, склонив голову в молитвенном экстазе. По словам Станчева, он чуть не последовал примеру своего набожного соседа, но что-то помешало ему поддаться магии незнакомца. В свое время его отец, чудом переживший Плевенскую резню, порассказал ему кое-что о секте неонестинаров, затеявших тот бунт, и вид человека, бредущего по огню, расшевелил старые воспоминания. Он инстинктивно отступил назад. Одна часть его сознания требовала выпустить очередь по чужаку, а другая призывала упасть на колени перед новым мессией. Так он и стоял, словно заколдованный, не смея решиться ни на одно, ни на другое.
И лишь, когда незнакомец оказался совсем рядом, Христо разглядел, что лицо его стало искажаться, принимая зеленоватый оттенок, а вся фигура стала странно вытягиваться, теряя человеческие пропорции. До него с опозданием дошло, что он видит перед собой «оливкового богомольца», относящегося к наиболее опасной разновидности аборигенов, из встречающихся в этом районе.
Руки-клешни туземца трижды сухо щелкнули, и Станчев увидел, как один за другим рухнули на землю его товарищи со свернутыми набок, словно в немом удивлении головами.
Дальше он ничего не помнил, ибо бросился бежать, не разбирая дороги, и бежал так добрую милю, пока не догнал своих товарищей.
– Мне здорово не нравится это затишье, – сказал Руэда, прервав наступившую после выслушанного рассказа, паузу.
– Пошло оно все к энтой самой матери, – молвил Шаленый, достал пакет с суточным пайком, зубами разорвал на совесть сделанную упаковку и стал оглядываться в поисках места, на которое можно было бы присесть на время экспресс-трапезы.
