Марио Льоса - Литума в Андах
– Минуту, – сказал человек и направился с документами в будку.
– Не знаю, какая муха их укусила, – пожал плечами шофер, повернувшись к пассажирам. – В этом месте никогда не останавливали машины, тем более в такое время.
В желтоватом свете настольной лампы полицейский проверял документы. Он подносил их близко к глазам – видимо, страдал близорукостью. Второй продолжал растирать руки.
– Там, снаружи, должно быть, совсем холодно, – пробормотала сеньора с заднего сиденья.
– Подождите, вот доедем до пуны, тогда вы узнаете, что такое холодно, – пообещал шофер.
Какое-то время все молчали, слушая завывание ветра. Полицейские переговаривались. Тот, что собрал у них документы, передал другому чье-то удостоверение и ткнул рукой в сторону «доджа».
– Если со мной что-нибудь случится, езжай дальше, – сказал парень Мерседес, увидев, что полицейские идут к машине. И поцеловал девушку в ухо.
– Мерседес Трельес! – Полицейский снова просунулся в кабину.
– Такая, значит, была фамилия у пьюранки? – спросил Литума. – Тогда она, наверное, родственница одного знакомого парня. Патохо Трельеса. Он держал обувную лавку около кинотеатра «Мунисипаль», вечно жевал чипсы.
– Это я.
– Выйдите на минуту, надо кое-что уточнить.
Другие документы полицейский вернул шоферу, чтобы тот раздал их пассажирам, и теперь ждал, пока Карреньо выйдет из «доджа», освобождая путь женщине. Второй полицейский стоял в метре от машины, автомат он теперь держал в руках.
– Но вообще-то они, судя по всему, не придавали большого значения этой дополнительной проверке, – сказал Томас. – Было похоже, что все им порядком надоело, просто соблюдали формальность. Может, была чистая случайность, что позвали ее. Но что бы там ни было, дело коснулось Мерседес, и я не хотел рисковать.
– Еще бы, – усмехнулся Литума. – Ты ведь из тех, кто сначала стреляет, а уж потом спрашивает, что случилось.
Мерседес медленно шла к будке в сопровождении полицейского. Карреньо остался стоять у открытой дверцы «доджа» и, хотя в темноте нельзя было рассмотреть выражения лица, старательно улыбался второму полицейскому, оставшемуся у машины.
– И как вы здесь не окочуритесь от холода, начальник? – вымученно посочувствовал он и энергично потер руки. – Бр-р! На какой высоте мы находимся?
– Всего три тысячи двести метров.
Карреньо достал пачку сигарет, сунул одну в рот и собирался положить пачку обратно в карман, но, как бы спохватившись, протянул ее полицейскому: «Не хотите закурить?» И, не дожидаясь ответа, подошел к нему вплотную. Полицейского это нисколько не обеспокоило, он молча вытянул из пачки сигарету.
– Он хоть и полицейский, а лопух, – рассудил Литума. – Уж на что я тоже в таких делах лопух, но тут сразу бы заподозрил неладное.
– Они оба до смерти хотели спать, господин капрал.
Карреньо зажег спичку, она погасла на ветру. Он зажег вторую, наклонился, чтобы телом укрыть язычок пламени от ветра, и весь напрягся, как хищник, готовящийся к броску. Невольно вслушиваясь в голос сеньоры, просившей шофера закрыть дверцу, он поднес руки к сигарете полицейского. Тот подался было вперед, но вместо тепла горящей спички вдруг ощутил ртом холодное дуло револьвера.
– Молчи и не шевелись, – приказал Томас. – Не то хуже будет.
Не спуская глаз с оторопевшего полицейского – тот открыл рот, сигарета упала на землю, – Карреньо мягко вынул из его рук автомат, прислушался, не закричит ли шофер или кто-нибудь из пассажиров, чтобы предупредить полицейского в будке.
– Но из машины не раздалось ни звука, пассажиров сморил сон, и они ничего не заметили, – продолжил за него Литума. – Видишь, я угадываю все, как было. А знаешь, почему? Да потому что я видел великое множество фильмов и знаю все эти уловки.
– Руки вверх! – крикнул он от порога. Его револьвер был направлен на сидевшего за столом полицейского, а автомат прижат к голове второго, которого он использовал как щит. Он услышал, как вскрикнула Мерседес, но не взглянул на нее, его глаза были прикованы к сидевшему напротив человеку. После минутного замешательства тот поднял руки. Удивленно моргая, уставился на Карреньо.
– Я сказал Мерседес: «Возьми его автомат». Но она была так напугана, что даже не пошевелилась. Мне пришлось прикрикнуть на нее.
– Неужели и в этот момент она не описалась?
На этот раз она взяла двумя руками лежавшее на столе оружие.
– Я поставил их лицом к стене, приказал положить руки на голову. Просто удивительно, какими они оказались послушными, господин капрал. Позволили обыскать себя, отобрать пистолеты, связать вместе – даже не пикнули.
И только когда они с Мерседес были уже у дверей, один из полицейских осмелился сказать сквозь зубы:
– Далеко не уйдешь, приятель.
– Ты и не ушел далеко, – подытожил, зевая, Литума. – Я хочу спать, Томасито, у меня глаза слипаются, твой рассказ нагнал на меня сон.
– Теперь я был хорошо вооружен, – не слушал его Карреньо, – мне было чем защищаться.
– Что здесь происходит? – раздался сзади голос шофера.
– Ничего, ничего, сейчас поедем.
– Как это ничего? – воскликнул шофер. – А это?.. Кто вы такой? Почему…
– Спокойно, спокойно, тебя это не касается. – Томас вытолкнул его наружу.
Пассажиры уже вышли из «доджа» и теперь окружили Мерседес, засыпая ее вопросами. Та только разводила руками, трясла головой и на грани истерики повторяла: «Не знаю, не знаю, ничего не знаю».
Карреньо швырнул пистолеты и автоматы на сиденье и приказал шоферу сесть за руль. Потом взял Мерседес за руку и заставил ее войти в машину.
– А нас вы что же, оставите здесь? – возмутилась сеньора.
– Вас кто-нибудь подберет, не беспокойтесь. Со мной вы не можете ехать, подумают, что вы мои сообщники.
– Тогда и мне позвольте остаться с ними, – запротестовал шофер, уже успевший сесть на свое место.
– А какого черта ты решил прихватить с собой шофера? – снова зевнул Литума. – Тебе было мало Мерседес?
– Ни я, ни моя жена не умеем водить машину, – объяснил Карреньо. – Давай трогай. Дави на газ!
Часть вторая
– Ну что ж, пожалуй, пора отправляться, – сказал капрал Литума, прикинув, что, если выйти прямо сейчас, можно вернуться в Наккос до сумерек.
– Ни в коем случае, дружище. – Высокий светловолосый инженер сердечно улыбнулся и широко раскинул руки, преграждая дорогу. С самого появления Литумы в Эсперансе он был с ним очень любезен. – Вас может застать в дороге ночь, а это опасно. Оставайтесь здесь, перекусите, поспите, а рано утром Франсиско Лопес подбросит вас на своем джипе в Наккос.
Другой инженер, смуглый брюнет, которого все называли Пичин, тоже предложил остаться. Литума не стал спорить и решил провести в их доме еще одну ночь. Если разобраться, то и впрямь было бы неблагоразумно идти в темноте одному по здешним пустынным местам, а кроме того, если он останется, то сможет еще раз увидеть и послушать гринго, гостившего сейчас в Эсперансе. Этот гринго, исследователь или что-то в этом роде, понравился ему с первого взгляда. Был он бородатый, с взлохмаченными длинными волосами, какие Литуме доводилось видеть только на картинках, изображавших библейских пророков и апостолов, да у некоторых сумасшедших полуголых нищих на улицах Лимы. Но гринго отнюдь не был сумасшедшим, он был ученым. И вместе с тем был простым и дружелюбным человеком, к тому же настолько наивным, что можно было подумать, он упал прямо с неба на нашу грешную землю: он совершенно не боялся – не осознавал? – опасности, которой подвергался во время нападения терруков. Инженеры называли его Профи и иногда Скарлатиной.
Записывая показания, составляя список того, что унесли с собой терруки, и оформляя протоколы для страховой компании, Литума слушал, как инженеры подшучивали над Профи, расписывая, что сделали бы с ним сендеристы, если бы он попал им в руки, если бы они узнали, что у них под носом, в водонапорной башне, укрылся «агент ЦРУ». Профи поддерживал их розыгрыши и шутки. В том, что касается творимых тут зверств, он мог и поучить терруков, жалких дилетантов, которые и убивать-то умеют только пулей, ножом или булыжником, в сущности, самыми нехитрыми способами, если сравнить их с искусством древних перуанцев, выработавших изощреннейшие формы убийства. Даже древние мексиканцы не идут ни в какое сравнение с ними, хотя историки всего мира и устроили заговор молчания о вкладе перуанцев в культуру человеческих жертвоприношений. Всему миру известно, как ацтекские жрецы на вершине своих пирамид вырывали сердца у пленников, захваченных во время победоносных войн, но многие ли слышали о поистине религиозной страсти индейцев чанка и уанка к человеческим внутренностям, о том, как с помощью тончайшей хирургии они извлекали у своих жертв печень, мозги и почки, которые потом поедали с соответствующими церемониями и запивали отличной маисовой чичей? Инженеры подтрунивали над ним, он подтрунивал над инженерами, а Литума, занимавшийся своими протоколами и рапортами, не пропускал ни одного слова из их разговора. Ему хотелось бросить все свои бумаги, сесть поближе и уйти с головой в их веселую болтовню. А главное – получше рассмотреть этого человека.
