Эльдар Ахадов - Северные рассказы и повести
По идее Станиславовича ГТТ-шка должна была подстраховывать нашу ТМ-ку и, в случае чего, вытаскивать из колеи вахтовки с уральскими «мучениками» в тонких штанишках. Косой действительно был косым в прямом смысле и при этом весьма ушлым деревенским субчиком. Представьте себе за рычагами вездехода курчавого черноволосого с проседью цыгана, в драной одежде, пахнущей адской смесью соляры, водяры, и неизвестной науке химии, который одним глазом смотрит вперед, другим (реально) назад. То есть, собеседника он в упор не видит.
Мне лично Хитрый Глаз сразу же заявил, что дорогу он знает, как свои пять пальцев и куда нужно доберется сам. То есть, дал понять, что мы все ему на фиг не нужны. Я сразу догадался, что у Косого какие–то свои мухи в голове насчет всех нас. Однако, доверчивый мягкий Станиславович строгим голосом приказал грузить часть продуктов из вахтовок в ГТТ-шку и пересесть туда же двум уральским «отморозкам».
Исполнение этого указания заняло полдня. Это был натуральный цирк с клоунами. Вот очередной «отмороженный» в течение трех минут преодолевает с коробкой тушенки в руках три ступеньки из вахтовки на землю. Вот он, наконец, вышел. Стоит, держит коробку. Думает. Потом кладет её зачем–то на землю (хотя ГТТ с открытым люком находится напротив на расстоянии двух шагов). Закуривает (это ещё три минуты). Оборачивается (ещё минута, он ведь медленно оборачивается, а не просто так). Смотрит, как из той же вахтовки без ничего в руках спускаются ещё два кента. Здоровается с ними, будто они сто лет не виделись. Теперь закуривают эти двое (ещё шесть минут, они ведь не могут одновременно закурить: сначала один, потом другой, никак иначе!). Минут двадцать тянется обстоятельная и, вероятно, весьма полезная и важная беседа. Вот они о чем–то договорились. Ага! Вот о чем: надо справить легкую нужду. С этой стратегической целью все трое удаляются с глаз долой за угол ГТТ-шки. Минут через пять троица возвращается, продолжая мирно беседовать. И… тут же, величественно пошатываясь, живописная группа в полном составе поднимается обратно в вахтовку. А забытая коробка тушенки продолжает сиротливо темнеть на снегу между вахтовкой и вездеходом. Спектакль окончен. Можно расходиться.
Ах, да! Для тушенки это ещё не было концом драмы! Конец наступил позже. При первом же движении дернувшегося вездехода та самая злосчастная коробка выпала из него и вся куча банок с тушеным мясом веером рассыпалась вдоль дороги. В общем, что–то тушенке не повезло.
Зато вот мешку сахара повезло явно. Два сурово насупленных мужичонка, упираясь изо всех сил, часа полтора запихивали его в ГТТ-шку. На их истерические усилия жалко было смотреть, но, мужички не щадя ни времени, ни себя, довели–таки дело до конца.
— Слышьте, мужики! А зачем вам двоим столько сахара–то?
Мужики потупили ясные взоры. Странный он какой–то, этот пузатый, мешковатый начальник. Что ж тут непонятного? Зима–то — доооо–олгая. А где ж в тундре самогону найдёшь? Ладно, всё равно не поймёт. И пошли они обратно в вахтовку. Усталые, но довольные собой.
Наконец, двинулись в путь–дорогу.
— С Богом! — истово крестясь, выдохнул Станиславович, взобравшийся в ТМ-ку и севший рядом со мной.
И зря. Тут же выяснилось, что, по словам Косого Хитроглазого, в ГТТ-шке отказал правый фрекцион, ажно головки болтов посрезало. Однако, мужественный Хитрый Глаз заявил, что задержится на базе ненадолго, произведет ремонт и догонит нас непременно уже через пару часов. Двое отмороженных, не вылезая из нутра вездехода, энергично закивали головами в знак согласия со своим оратором.
Чтобы не возвращаться к этой теме, скажу сразу: после нашего отъезда никто более не видел ГТТ-шку Косого ни в поселке, ни на зимнике, ни ещё где–нибудь… Хорошо, если они втроем просто прячутся от людей, пьют водку и закусывают продуктами из вахтовки. А если, не дай Бог, перепились уже и замерзли во сне? Больше всего о том горевал, вздыхая, Станиславович: «Господи, прости им! Лишь бы живыми остались, дурачки…»
НА ЗАПАД
В дорогу отправиться собирались днём, при скудном сумеречном, но всё–таки свете. Вошкались, правда, опять — из–за тормозных вахтовок, но всё ж таки, с запозданием на полтора часа изготовились. Толстый Станиславович неловко вгромоздился в кабину ТМ-ки, занял центральное место впереди. Сбоку у двери должен был расположиться Филиппыч, которого почему–то всё ещё не было. Впрочем, вскоре всё с ним выяснилось.
— Женщины на корабле — не к добру! — недовольно морщась и ёрзая, заурчал Станиславович, наблюдая за тем, как к нашей «боевой» ТМ-ке потянулись две женские фигуры в красных комбинезонах и с пластиковыми пакетами в руках. Водитель вездехода Михалыч тоже как–то весь напрягся.
Поварих в тундру на работу вёз Филипп Филиппыч. Как джентльмен, он полагал, что женщинам гораздо уютнее и теплее находиться в вездеходе под его присмотром, чем мыкаться в вахтовках бок о бок с отмороженной мужской братией. Ту, что постарше и повыше ростом звали Светланой, имени второй — не помню: темные волосы, чуть азиатские глаза, хрупкая и невысокая. Они разместились на задних креслах ТМ-овской кабины. Вели себя тихо, как мыши, и половину времени, проведенного в пути, пытались каким–то образом прикорнуть. А сделать это было не так–то просто, поскольку вся поклажа моя, водительская, Станиславовича и Филиппыча находилась также на задних сидениях. Таким образом, за нашими плечами расположилась гора сумок, чемоданов и две женщины.
Наконец, двинулись. У ТМ-ки широкие неметаллические гусеницы. По снегу она движется легко, поскольку для того и создана. Единственно, что насторожило меня в прошлогоднюю дорожную эпопею: как только подъём, даже малейший — начинается мозгодёрство: то ли тяги не хватает машине, то ли ещё что. Но пока вроде всё тьфу–тьфу–тьфу. Бодренько съехали с высокого поселкового берега в широченную пойму реки Таз. Здесь, рядышком с Тазовской губой, река вся в протоках и островах — весной местами на несколько десятков километров в ширину разливается… сейчас всё это скрыто льдом и снегом. Только кусты по берегам выдают: где река, где — не река.
Выехали мы на лёд и остановились. Ждём вахтовок. Нам ведь вместе идти теперь. А их нет и нет, нет и нет… Да, что ж такое? Вернулись обратно. Стоят на месте. Видите ли: команды двигаться не было. Дали команду и снова спустились к реке.
— Нехорошая примета — назад возвращаться! — уныло констатирует Станиславович, еле заметно кивая на женскую половину экипажа. Голубушки от его слов совсем притихли.
Не любят водители ездить по тундре днём. Ох, не любят. Пока на дворе день, колеи зимника по цвету практически полностью сливаются с окружающим белым пространством. Приходится постоянно вглядываться, угадывать снежную дорогу в бескрайней снежной дали. А уж если вешек вдоль дороги нет или редки они, то к глазному напряжению непременно добавляется психологическое: неровен час, заблудишься, сойдёшь с колеи. Где её тогда искать, когда кругом всё одинаково?
А вот ночные фары высвечивают все неровности рельефа. И, естественно, дорога ночью гораздо различимей. Водители об этом знают. И потому ездить днём никогда не торопятся.
Время от времени поглядываем в зеркала: идут ли за нами вахтовки. Еле плетутся, Филиппыч, насупившись, выходит из машины, идёт навстречу пассажирским вахтовым Уралам. После переговоров с водителями возвращается. Ага, быстрее пошли родимые.
Погода за минувшие сутки трижды менялась. Четырнадцать часов назад было минус сорок восемь, а уже семь часов назад — минус семь, пурга. Сейчас ночное небо прояснилось. Вызвездило его прилично, и за стеклом шоферской кабины теперь уже минус сорок четыре, причем снижение продолжается.
Женщины проявляют внимательность и заботу. Света спрашивает: не хотим ли мы перекусить, и тут же соблазнительно достает из пакета вареные яйца, бутерброды с сыром и колбасой. Первым из мужиков не выдерживает, сдается Станиславович. Перекус, впрочем, осуществляется на ходу, не во вред нашему «автопробегу по бездорожью», как говаривал Остап Сулейманович Бендер, лучший на все времена друг российских дорог.
Однако, наша «Антилопа гну» начинает настораживать Михалыча. В двадцати километрах от реки Таз в кабине нашей ТМ появляется подозрительный запах горелого.
— Ах, ты утопленница! Ну, не одно так другое! И для чего ж тебя покупали — чинили — шаманили?! — в сердцах обращается к машине Михалыч. Между прочим, он мужик тёртый, Чечню прошел за танкистскими рычагами, всякое видел…
И тут выясняется, что наша ТМ действительно недавняя «утопленница». Она была продана строителям по дешёвке из–за того, что в прежней организации, где трудилась, её целиком утопили в реке, долго и мучительно доставали, а потом быстро и решительно продали.
— Свят–свят–свят! — крестится Станиславович, — Первый раз в жизни еду на утопленнице. Кого утопили, тот уже не жилец, хоть что с ним делай. Господи, спаси и помилуй! Господи, спаси!
