Джон Стейнбек - Путешествие с Чарли в поисках Америки
– А по-моему, вы сами меня на них навели.
– Я?
– Да, когда сказали насчет бизнеса и собственных мнений.
– Может быть. А знаете, что я теперь сделаю? В следующий раз, как только Энди Ларсен опять начнет бушевать, я поинтересуюсь, не русские ли донимают его кур. Для Энди была большая потеря, когда мистер Рузвельт умер.
Я не берусь утверждать, что у нас очень уж много таких людей, как этот лавочник, который понимает что к чему. Может быть, их мало, а может, и много, но мысли свои они, вероятно, тоже хранят про себя, а вслух размышляют только о том, что не затрагивает бизнеса.
Чарли поднял голову и предостерегающе рявкнул, не потрудившись даже встать на ноги. Я услышал тарахтенье автомобильного мотора, и пытаясь подняться, обнаружил, что ноги у меня совсем онемели в холодной воде. Будто их и не было. Пока я растирал и массировал себе икры и в них начало больно покалывать, как иголками, чей-то старомодный «седан» с кургузым, похожим на черепаху прицепом прогромыхал к берегу и остановился ярдах в пятидесяти от Росинанта. Меня это вторжение в мое уединенное местечко рассердило, но Чарли возликовал. Грациозно семеня прямыми ножками, он отправился выяснить, что за человек приехал, и по обычаю всех собак и всех людей смотрел куда-то мимо интересующего его предмета. Если вам покажется, будто из Чарли тут делают посмешище, поинтересуйтесь, как я сам себя вел в ближайшие полчаса, а заодно взгляните и на моего соседа. Мы с ним — оба степенно, не спеша — занимались каждый своим делом, всячески избегая глазеть друг на друга, и в то же время поглядывали исподтишка, присматривались, оценивали. Я видел человека не молодого и не старого, легкого, свободного в движениях. На нем были серо-зеленые брюки и кожаная куртка, на голове — ковбойская шляпа, но с примятой тульей и пропущенным поверху ремешком, который придерживал поля, загнутые с боков и сходившиеся спереди наподобие козырька. Профиль у него был классический, а борода — это я даже издали углядел — переходила в бакенбарды и сливалась с шевелюрой. Моей собственной бороде дальше подбородка ходу нет.
Заметно похолодало. И, право, не знаю, то ли у меня голова озябла, то ли мне не хотелось разгуливать без головного убора в присутствии незнакомца, но я надел свою старую капитанку. Потом вскипятил кофе, сел на заднюю приступку Росинанта и стал с величайшим интересом поглядывать по сторонам — куда угодно, только не на моего соседа, а он подмел свой прицеп и плеснул мыльную воду из таза, подчеркнуто не замечая меня. Внимание Чарли было приковано к прицепу, откуда доносилось то рычание, то тявканье.
Всем нам, видимо, дана способность одинаково ощущать время, когда дело касается требований этикета, ибо лишь только я решил заговорить с соседом и, собственно, почти встал с намерением двинуться к нему, как он сам ко мне направился. Ему, должно быть, тоже показалось, что период выжидания пора кончать. Походка у него была странная, что-то она мне напоминала, только я не мог понять, что именно. Обветшалое величие чувствовалось в облике этого человека. В рыцарские времена таким мог быть нищий, который потом оказывается королевским сыном. Когда незнакомец подошел поближе, я поднялся с моего железного крылечка и шагнул ему навстречу.
Он не помахал передо мной шляпой с перьями, но у меня осталось впечатление, что это было бы вполне в его духе, равно как и отдание воинской чести по всей форме.
– Приветствую вас, — сказал он. — Я вижу, и вам не чужды котурны?
Я, вероятно, раскрыл рот от неожиданности. Давненько мне не приходилось слышать это выражение.
– Да нет… нет.
Настала его очередь удивляться.
– Нет? Но друг мой любезный, как же вы так сразу догадались, о чем вас спрашивают?
– Да, признаться, имел кое-какое отношение.
– Ага! Имели все-таки? Понятно. Мир кулис? Помощник режиссера, постановщик?
– Неудачник, — сказал я. — Не хотите ли чашку кофе?
– С восторгом.
Он не переставал играть. Как раз это мне и нравится в актерах — они редко выходят из роли.
Мой гость скользнул на диванчик за столом с такой грацией, какой мне не удалось достигнуть за все мое путешествие. Я подал две пластмассовые кружки и два таких же стакана, налил нам обоим кофе и поставил в пределах досягаемости бутылку виски. Мне показалось, что глаза у моего гостя затуманились, впрочем, не ручаюсь, может быть, это я сам пустил слезу.
– Неудачи, — сказал он. — Тот из нас не лицедей, кто не испытал их.
– Разрешите налить?
– Да, прошу. Нет, нет, воды не требуется.
Он освежил рот черным кофе и стал деликатно дегустировать виски, обегая глазами мое жилье.
– Хорошо у вас здесь, очень хорошо.
– Скажите мне, пожалуйста, почему вы решили, что я причастен к театру?
Он ответил на это сухим смешком.
– Проще простого, Ватсон. Я, знаете ли, играл в этой пьесе. Обе роли — Шерлока Холмса тоже. Так вот, сначала мне попался на глаза ваш пудель, а потом ваша борода. А когда я подошел поближе, то увидел, что на вас морская фуражка с британским гербом.
– И поэтому вы сразу заговорили с английским акцентом?
– Может быть, старина. Вполне может быть. У меня это как-то само собой получается. Иной раз даже не замечаешь.
Теперь, поданный крупным планом, он уже не казался мне молодым. В движениях — сама юность, а судя по коже лица и уголкам губ — пожилой, чтобы не сказать больше. И глаза — большая, темно-каряя радужка в оправе чуть тронутого желтизной белка — подтверждали мою догадку.
– Ваше здоровье, — сказал я.
Мы опорожнили наши пластмассовые стаканы, запили виски черным кофе, и я снова налил ему и себе.
– Если я не касаюсь чего-то слишком личного или тягостного для вас, скажите, что вы делали в театре? — спросил он.
– Написал несколько пьес.
– Они шли?
– Да. И провалились.
– Может быть, ваше имя мне знакомо?
– Вряд ли. Меня никто не знал.
Он вздохнул.
– Да, нелегкое у нас ремесло. Но если уж вас подцепит, так это надолго. Я еще у деда клюнул на эту удочку, а отец и вовсе меня подцепил.
– Они были актеры?
– Да. И мать, и бабушка.
– Ого! Вот это я понимаю! Семейное предприятие! А сейчас вы… — Я не сразу вспомнил, как это говорилось раньше. — Сейчас вы на отдыхе?
– Отнюдь нет. Играю.
– Бог ты мой! Да где, что играете?
– Везде, где только залучу к себе зрителей. В школах, в церквах, в клубах. Я несу людям культуру, устраиваю вечера чтения. Вы, наверно, слышите, как мой партнер там жалуется? Он у меня молодец. Помесь эрделя с койотом. Когда в ударе, так все аплодисменты достаются ему.
Этот человек определенно начинал мне нравиться.
– Вот не подозревал, что у нас еще существуют такие зрелища!
– Не везде и не всегда.
– И давно вы этим занимаетесь?
– До трех лет не хватает двух месяцев.
– И разъезжаете по всей стране?
– Да, я играю всюду, «где двое или трое собрались во имя мое». Я год сидел без работы — обивал пороги театральных агентств, слонялся от антрепренера к антрепренеру и жил на пособие. Заняться чем-нибудь другим? У меня такой проблемы не возникает. Это все, что я умею, все, что я когда-нибудь умел. Много лет назад группа актеров поселилась на острове Нантакет. Мой отец тоже купил там хороший участок и построил деревянный домишко. А я и участок и дом продал, купил вот этот свой выезд и с тех пор разъезжаю и очень доволен такой жизнью. Вряд ли мне захочется опять тянуть лямку в каком-нибудь театришке. Конечно, если бы дали роль… Да господи! Кто меня помнит, чтобы роли мне давать — хоть самые маленькие!
– Да, верно.
– Что и говорить, нелегкое у нас ремесло.
– Не сочтите мое любопытство назойливым, даже если это так и есть, но мне интересно, как вы организуете свои выступления? Как это все происходит? Как к вам относятся люди?
– Прекрасно относятся. Как я организую выступления? Да сам не знаю. Иногда приходится даже снимать зал и расклеивать афиши. А то бывает достаточно одного разговора с директором школы.
– Но ведь люди боятся цыган, бродяг и актеров.
– Да, сначала, пожалуй, побаиваются. Принимают меня за чудака, впрочем безобидного. Но я человек порядочный, за билеты дорого не прошу, и мало-помалу самый материал берет за живое. Видите ли, в чем дело, — я отношусь к своему материалу с большим уважением. И это решает все. Я не шарлатан, я актер — плохой ли, хороший, но актер.
Он раскраснелся от виски и горячности, с которой говорил, а может быть, и оттого, что привелось побеседовать с человеком, в какой-то мере причастным к такого рода делам. Теперь я налил его стакан полнее, и мне было приятно смотреть, с каким удовольствием он пьет. Он сделал глоток и вздохнул.
– Нечасто случается такое вкушать. Надеюсь, у вас не создалось впечатления, что я загребаю деньги лопатой? Иной раз приходится довольно туго.
