Илья Штемлер - Сезон дождей
– Прямо-те! Печка! А сам еще и восьмой десяток не разменял.
– Сколько-сколько?! – опешил Евсей Наумович. – Ты что, старая?! Неужели я так выгляжу?
– Кто вас знает? – пошла бабка на попятную, ни к чему ей злить мужика, вдруг и купит мимозу. – Только ведь ночь, не видно. А так – седой, как лунь.
– Хорошо не лысый, – буркнул Евсей Наумович. – Сколько просишь за ветку?
– А сколько дашь? Холодно стоять. А кроме тебя никого. Даже ментов нет, проклятых. Давай тридцатку. Я еще ветку примкну, – бабка достала из ведра вторую такую же красавицу. – Ладно, гони двадцать рубчиков. Куда дешевле – полтора кирпича черняшки.
– Ладно, куплю, разжалобила ты меня, – Евсей Наумович достал тридцать рублей. – Пусть как сказала сначала. Тридцать так тридцать.
– Молодец, – одобрила бабка. – Возьми тогда и последнюю за так, – она достала третью ветку, протянула Евсею Наумовичу, подняла ведро, перевернула вверх дном. – Все! Пусто!
Запах мимозы – густой, терпкий и удивительно живой – колыхнул стылый ночной воздух, пробуждая память о зимней Ялте, куда несколько раз ездил с Натальей и маленьким Андроном.
Евсей Наумович зарыл нос в самую чащобу золотисто-желтых сережек. Так и зашагал дальше, вбирая в себя дух весны.
Эскалатор метро поднимал из глубины припозднившихся пассажиров. Казалось, их собирают где-то в преисподней и спешат показать, пока не закрыли станцию на ночь. Штучно и вместе с тем неторопливо и достойно. Усталые люди вытягивали шеи, стараясь поскорее вдохнуть свежий воздух.
И только Лиза, в меховой шапочке, с высоко поднятой головой разительно контрастировала с этой чередой снулых существ.
Евсей Наумович узнал ее сразу. И она сразу узнала Евсея Наумовича, впрочем, кроме него уже никого не было в вестибюле с притушенным дежурным освещением. В зимних сапожках на высоком каблуке, Лиза по росту оказалась вровень с Евсеем Наумовичем. И еще это пальто – замшевое, приталенное, со стоячим меховым воротом – придавало облику молодой женщины особую привлекательность.
Евсей Наумович оробел. Он помнил эту юную женщину маленькой и беззащитной.
– Ты какая-то другая, – произнес он, чуть сторонясь ее пылких объятий и, спохватившись, протянул ветки мимозы.
Лиза повесила на плечо сумочку, приняла мохнатые ветки и, заронив лицо в желтые сережки, глубоко втянула в себя терпкий запах, в блаженстве прикрыв веки с острыми черными ресницами.
– Какая прелесть, – прошептала она. – Спасибо, Сейка. Значит, я другая? Лучше или хуже?
Ее бледное лицо и впалые щеки в слабом освещении вестибюля странным образом слились с ветками мимозы в единый натюрморт.
– Граждане, освободите залу! – рыкнул голос из динамика. – Нечего тут.
Евсей Наумович медлил, с улыбкой глядя на Лизу.
– Папаша! – раздраженно добавил голос из динамика. – Встретил дочку и ступай себе. Нам тоже домой охота.
Лиза откинула голову и захохотала низким звучным смехом – теперь она чуть-чуть стала похожей на ту маленькую и бойкую девушку, которую помнил Евсей Наумович, но только чуть-чуть.
Невесть откуда взялся мелкий ленивый снежок. В его прозрачной пелене лицо Лизы казалось особенно прекрасным.
– Как доехала? Спокойно? – спросил Евсей Наумович.
– Конечно. В вагоне оказалось всего человек пять, – ответила Лиза. – Ты далеко живешь?
– Нет. Пройдем мимо цветочных будок, перейдем улицу – и мой дом.
Лиза повернула лицо к стеклянным домикам, в которых, среди россыпи цветов, сонно копошились продавцы, делая какие-то записи.
– В своих цветах они выглядят, как покойники, – заметила Лиза и отвернулась.
– Верно, – подхватил Евсей Наумович. – Ты точно подметила.
– Давай помолчим, Сейка. В такую погоду я люблю медленно идти и молчать. Мы еще наговоримся с тобой.
Евсей Наумович кивнул и локтем прижал к себе ее руку. Он еще не совсем освоился с незнакомым образом молодой женщины в модной и, видимо, дорогой одежде.
«А не напрасно ли я все это затеял? – думал Евсей Наумович, ступая по белому свежему насту. – Это совсем другая женщина, совсем другая».
Им вновь овладела робость.
Молча миновав арку, они приблизились к подъезду. Стараясь выглядеть молодцом, Евсей Наумович набрал шифр кодового замка, распахнул дверь и галантно посторонился, пропуская Лизу. Войдя следом, Евсей Наумович ступил на площадку и обомлел. У лифта, в терпеливом ожидании кабины, стоял Аркаша-муравьед со своим зверюгой.
И для Аркадия появление Евсея Наумовича с такой дамочкой оказалось некоторым сюрпризом, о чем свидетельствовал его и без того вытянутый муравьедовый нос.
– Какая красивая собачка! – воскликнула Лиза. – Это что за порода?
– Сенбернар! – буркнул Аркадий, задетый столь легкомысленным определением.
– Такая собачка если вцепится – пиши завещание, – каким-то подхалимским тоном промямлил Евсей Наумович, желая умаслить соседа, вывести его из состояния столбняка.
«Вот гад, – подумал Евсей Наумович. – Не спится ему со своим хвостатым оборотнем. Мало того что втянул меня в историю с мертвым младенцем в мусорном баке, он еще мне и эту подлянку подкинул в час ночи. Теперь сплетни пойдут по всему дому, долгоносик хренов. Небось сравнивает свою галошу-жену с Лизой, мудак».
– А как Димка поживает? – беспечным тоном произнес Евсей Наумович.
– Как ему поживать? – мрачно буркнул Аркадий. – Живет себе. С компьютером.
– У Аркадия очень талантливый сын. Димка. Знает три языка в совершенстве, – Евсей Наумович повернулся к Лизе. – Такой вот молодой человек.
– Сейка, у тебя нос желтый! – засмеялась Лиза. Евсей Наумович растерянно покосился на кончик своего носа, дотронулся ладонью.
– Это пыльца. От мимозы, – произнес Евсей Наумович и подумал тоскливо: «Сейка! Это ж надо? И так громко. Теперь весь дом меня станет так называть».
Евсей Наумович с ненавистью посмотрел на сенбернара, да и хозяину собаки мимолетно досталось, как свидетелю его позора.
Аркадий это почувствовал и, не дожидаясь лифта, поспешил вверх по лестнице. Пес, тяжело вскидывая бабий зад, поспешил за хозяином, то и дело оборачивая свою лохматую башку назад. С упреком глядя большими желтыми бельмами на Лизу, словно догадываясь о ее малопочтенной профессии.
Лиза подтянула одеяло к подбородку и поднесла сигарету к губам. Табачный дымок плыл к высокому потолку правильными кольцами. И строго друг за другом. Кольца закручивались в пышные крендели, расширялись и растворялись, оставляя сладковатый запах дорогих сигарет.
– Лихо это у тебя получается. Я так не умею, – проговорил Евсей Наумович. – Правда, я и курить толком никогда не курил. Берег здоровье.
– И карман, – обронила Лиза.
– И карман, – раздраженно подтвердил Евсей Наумович.
– Сберег?
– Карман?
– Здоровье.
– Относительно, – вздохнул Евсей Наумович.
– То-то на кухне у тебя лекарствами пахнет.
– Корвалол. Помогает как снотворное.
– Теперь-то ты уснешь как миленький, – засмеялась Лиза и добавила: – А ты, Сейка, молодец. С виду и не скажешь, что такой молодец.
– Старая школа, – польщенно проговорил Евсей Наумович и потянулся к ней рукой.
– Смелее, Сейка, чего уж там, после всего, что было, – Лиза подхватила его кисть и накрыла ею свою грудь. – Наслаждайся. И мне приятно.
– Правда? – Евсей Наумович глупо улыбнулся, но тотчас подавил гримасу, не хотелось выглядеть идиотом.
Кожа груди передавала ладони ощущение замши, а твердый наперсток соска обострял ощущение, пробуждая новое желание.
– Не торопись, Сейка, у нас все впереди. Если ты не уснешь.
– Вот еще, – вяло пробормотал Евсей Наумович.
– Как зовут ту тетку, на которую, говоришь, я похожа? – вспомнила Лиза.
– А. тетку зовут Наталья Николаевна Гончарова, – ответил Евсей Наумович и добавил с легкой досадой: – Раньше имя этой женщины знал каждый школьник.
– Раньше, – подхватила Лиза, – раньше, Сейка, осмотр в диспансере был бесплатным, а сейчас – плати, да не мало.
– Почему?! – запротестовал Евсей Наумович. – Кажется, в таких диспансерах и сейчас бесплатно.
– Для белого человека – да, – подхватила Лиза. – А я приезжая, живу без прописки, как птичка.
– Ну? – Евсей Наумович приподнялся и сел. – Как же так?
– Ты, Сейка, тем меня и подкупил, что не лез с расспросами в прошлый раз. И мне не пришлось врать, что я из крутой семьи: отец – профессор кислых щей, а мать – академик. Хватит, что назвалась Луизой. С тобой мне было легко, Сейка. Потому я сразу и узнала твой голос по телефону.
– А Жанну как тогда зовут?
– Какую Жанну? Ту, что пошла с тем длинным типом, твоим приятелем? – Лиза притушила сигарету и положила окурок в стоящую на полу пепельницу. – Жанна – это Женька Симыгина, мать-одиночка, она из местных.
